Драконий оборотень

Нам же с Лионой от матери достались лишь тонкокостное сложение да миндалевидный разрез глаз – остальное было куда более человеческим. Нет, нельзя сказать, чтобы я считала себя уродиной. В принципе, если не ждать слишком многого, я тоже была довольно-таки ничего – чистая гладкая кожа, серые глаза, пепельные волосы. Но… Рядом с Солар любая другая выглядела просто невзрачной мышью. Может потому мне и было так приятно услышать от матери, что существует нечто, в чем я все-таки превосхожу сестру.

– Ну эльфийская кровь в ней весьма сильна, а потому и магия дается ей без труда… – говорила, между тем, мать. Похоже, ее мысли текли где-то недалеко от моих. – Единственное, что меня беспокоит, так это то, что, будучи более эльфийкой, чем вы с Лионой, Солар больше подвержена человеческим страстям.

– И что из того? – удивилась я. – Разве это плохо?

– Как знать, – задумчиво обронила мать. – Как знать… Страсти бывают разные. Тщеславие или зависть никому не станут добрыми помощниками.

– Зависть? – я удивленно пожала плечами, отставляя кружку. – Уж что-что, а завидовать ей в Элдаре точно некому!

Разомлевшие от полуденной жары, мы решили на сегодня завершить наши труды и вернуться в замок.

По дороге к конюшне, я заметила, что все большее количество народа обращает на меня внимание. Было ли это как-то связано с тем, что пару раз я натыкалась взглядом то тут, то там на физиономию свежеисцеленного старосты, с жаром что-то рассказывающего мрачно внимающим слушателям и время от времени выразительно закатывающего глаза? Мне показалось, или толпа на площади действительно стала значительно плотнее? Большинство адресованных мне взглядов были настороженными и угрюмыми, а некоторые выражали откровенную неприязнь. За своей спиной я услышала сказанные намеренно громким шепотом слова «умертвие» и «нечисть». С каждой секундой я начинала чувствовать себя на людной улице все более и более неуютно. Отвязав Искру, я поторопилась сесть в седло и осторожным шагом направила ее на дорогу, ведущую к замку.

Мы уже почти выехали с площади, когда прилетевший невесть откуда камень с силой ударил меня между лопаток. Я сдавленно охнула. От острой боли на глаза неожиданно навернулись слезы.

– Кто это сделал?! – задохнувшись от ярости, мать на ходу развернула коня и послала его прямо в гущу толпы. Толпа отшатнулась, но страха особого не выказала, продолжая глядеть хмуро и неприветливо. – Я спрашиваю, кто это сделал?!

Она продолжала понукать лошадь идти вперед, прямо на стоящих перед ней людей, вызывая у бедного животного только недоумение и беспокойство. Откровенно проявить непочтительность к супруге Владыки никто не посмел – люди продолжали хранить молчание, уклоняясь от копыт теснящего их рысака – но взгляды их были по-прежнему прикованы ко мне.

– Давай уедем отсюда, – попросила я маму, чувствуя себя под этими взглядами, мягко говоря, нехорошо. Оставаться здесь дольше становилось откровенно опасно.

Мать еще раз сверкнула глазами на крестьян.

– Ну ладно… вы об этом еще пожалеете! – зловеще пообещала она на прощание и направила свою лошадь следом за мной.

Домой мы ехали в молчании. Подъезжая к замку, мама придержала лошадь и обернулась ко мне.

– Отныне мы никогда не будем ездить в эту проклятую деревню! – решительно сказала она. – Пусть разбираются сами со своими болячками, неблагодарные свиньи… – и добавила к этому несколько слов по-эльфийски.

Я невольно усмехнулась. Вот каждый раз убеждаюсь, что не только в целительстве, но и по части нецензурной брани эльфы тоже большие мастера. Глядя на ее сердито сдвинутые брови, я живо представила себе, как в данный момент она уже придумывает способ наказать зарвавшуюся чернь со всей присущей ей фантазией. Было видно, что она так же расстроена, как и я. Нет, пожалуй, даже сильнее – подсознательно я давно была внутренне готова к чему-то подобному, хотя физической расправы как-то не предполагала… Но было бы и впрямь глупо ожидать, что нечто, о чем судачит в замке каждый, у кого есть язык, никогда не выйдет за замковые стены. Как и глупо было бы ожидать от крестьян иной реакции.

Это была, пожалуй, одна из основных особенностей Элдара. Маленькое аграрное королевство, расположенное в самом сердце человеческих территорий, было отрезано от всего остального мира огромным пространством, заполненным исключительно знакомыми и понятными человеческими понятиями и вещами. Уверена, ни одному из коренных элдарцев ни разу в жизни не доводилось общаться с кем-нибудь из представителей Старших рас. Стоило ли тогда говорить, какое впечатление на них должно производить существо, вообще не поддающееся никакой классификации? И если мой собственный отец с каждым днем относился ко мне все прохладнее и прохладнее, то как я могла ожидать понимания и сочувствия со стороны совершенно посторонних людей? Их представление об окружающем мире были всего лишь букетом из суеверий, одно страшнее другого, полученным ими в наследство от своих родителей. В их глазах я была теперь нечистью – вроде той, что ворует детей из кроватей или раскапывает могилы на кладбище безлунными ночами. И, как всякую нечисть, меня теперь следовало избегать, а еще лучше – уничтожить.

Мне пришло в голову, что если я буду продолжать свои поездки по селениям, то скоро для нашей целительской деятельности будет катастрофически не хватать времени за бесконечной чередой избиений «умертвия» и наказаний провинившихся. Я рассеянно скользнула взглядом по линии горизонта и, поколебавшись, сказала-таки то, над чем думала всю дорогу до дома.

– Извини, мама, но я думаю, мы больше никуда не будем ездить. Я никуда не буду ездить… Так будет лучше для всех.

На лице матери отразилась растерянность.

– Но… Мирра! – она явно не ожидала от меня подобного малодушия. – Это же всего лишь единичный случай, досадный инцидент! Виновные будут наказаны…

Я упрямо покачала головой.

– Ты же знаешь, мама, у слухов длинные ноги. Я не хочу, чтобы завтра, в другой деревне, такой же камень угодил мне не в спину, а в голову. Прости, но – нет.

Мать посмотрела на меня долгим, внимательным взглядом. Думаю, она не поверила в мою внезапную трусость, однако, недовольно поджав губы, лишь коротко бросила:

– Что ж, поступай как знаешь.

Я спокойно кивнула.

– И еще… – Мне хотелось закончить обсуждение этой темы до того, как мы вернемся в замок. – Не надо никого наказывать. Ладно?

В ответ мама лишь молча пожала плечами и, ударив каблуками, послала лошадь вперед. Я последовала за ней.

На этом моя карьера целительницы была окончена.

Глава 2. Пленница

Снаружи громко лязгнул засов, и тяжелая дубовая дверь пронзительно и протяжно заскрипела, проворачиваясь на давным-давно не смазываемых петлях. Я рассеянно подняла голову от книги, все еще пребывая во власти лихо закрученного сюжета «Рыцарского романа», и попыталась рассмотреть нежданного посетителя. Но, как ни странно, никого не увидела.

Когда дверь, наконец, распахнулась достаточно широко, на пороге показался здоровенный детина, косая сажень в плечах, неуверенно переминающийся с ноги на ногу. В руках парень мял и теребил и без того видавшую виды шапку, видимо, не зная, как приступить к такому непростому и опасному делу, как разговор со мной. Я молча наблюдала за его мучениями, совершенно не собираясь облегчать ему задачу.

Пауза ощутимо затягивалась. Я уж было решила вернуться к прерванному чтению, когда бедолага, наконец, запинаясь, выдавил из себя:

– Я, это… По делу, значит. Владыка велели передать, что поговорить с вами желают.

Я по-прежнему молча смотрела на него, ожидая продолжения, но, судя по всему, на этом текст послания заканчивался. Тем не менее, детина не уходил, продолжая неловко маячить в дверях. Его безмолвное присутствие начинало меня раздражать.

– Ну так где же он, Владыка-то?

– Так они… того… желают, чтобы вы спустились вниз, – парень сделал неуклюжий приглашающий жест, долженствовавший означать, по-видимому, что спуститься я должна в его сопровождении.

Сказать, что я удивилась, значило не сказать ничего. Учитывая, сколько времени прошло с тех пор, как мне было дозволено в последний раз переступить порог этой комнаты, я была ошеломлена, озадачена и заинтригована. Что такого могло случиться, что Владыка счел возможным позволить мне покинуть башню, да еще и пожелал лично вести со мной беседу?

Не тратя времени на бесполезные догадки, я отложила книгу в сторону, и, вылезая из уютного, нагретого кресла, кивнула сопровождающему.

– Идем.

Мы спустились вниз по крутой винтовой лестнице, которой в последнее время пользовались все реже и реже. Кое-где ступеньки сильно расшатались, и мой спутник был вынужден помогать мне их преодолеть. Поначалу с опаской подавая мне руку, словно ожидая, что я ее сейчас откушу, со временем парень осмелел – и, скоро уже, не задумываясь, поддерживал меня под локоток на очередных особо шатких ступенях.

Пройдя через неухоженный крытый переход, ведущий к башне, мы оказались на первом этаже жилой части замка. Здесь почти ничего не изменилось. Слуги сновали туда-сюда, с противоположного конца коридора – оттуда, где располагалась кухня – доносились громкие голоса стряпух и звон кастрюль. Неподалеку от нас, с удобством устроившись на широком подоконнике, две молоденькие горничные самозабвенно обменивались свежими сплетнями. Заметив нас, они резко замолчали и уставились на меня во все глаза. Глядя на их ошарашенные физиономии, я с большим трудом подавила желание завыть или зарычать в ответ – так сказать, для оправдания ожиданий. Но вовремя спохватилась, что за подобную выходку меня могут сразу же, без разговоров, водворить обратно в башню – и я так и не узнаю, что же понадобилось от меня Владыке.

Мой сопровождающий довел меня до дверей библиотеки и, почтительно поклонившись, оставил в одиночестве. Постучав для приличия, я осторожно заглянула внутрь.

– Отец? – негромко позвала я, не вполне уверенная, что такая форма обращения мне еще дозволена. Владыка поднял голову от бумаг и, бросив на меня мимолетный взгляд, рассеянно проговорил:

– Проходи, проходи…

Я бочком скользнула в приоткрытую дверь.

Раньше я частенько бывала здесь. Просиживала вечера на перекладинах вертикальной лесенки, предназначенной для доставания книг с верхних полок, перелистывая приглянувшийся роман, или пряталась за тяжелыми портьерами, в надежде, что дотошный магистр Дьордан забудет и обо мне, и о том задании, которое я, так некстати, снова забыла выполнить (что, увы, случалось довольно часто). К слову, память у престарелого чародея была ужасная, он никогда ничего не забывал и частенько наказывал меня за разгильдяйство.

Теперь же, снова оказавшись в библиотеке, я с приятным удивлением обнаружила, что здесь практически ничего не изменилось.

– Проходи, – повторил Владыка, по-прежнему не отрывая взгляда от письма, которое держал в руках.

Я приблизилась к столу.