Очиститься не откажусь, конечно».
Но разговор был прерван. Отложив
Оружие, телохранитель царский
И раб его – за дело все гурьбой…
Кто нес фиал для крови, кто кошницы
Священных круп, а там, на очаге,
Раздув огонь, кувшины расставляли.
Чертог гудел… Но вот, крупы твой отчим
На жертвенник подбросив, возгласил:
«О нимфы скал, пускай не раз мне жертву
Здесь приносить и, счастьем увенчав
Главу царя с царицей Тиндаридой,
Врагов его казните!» – он тебя
Здесь разумел с Орестом. А царевич,
Тот шепотом молился, чтоб ему
Отцовский дом вернуть.
И нож, нащупав
В кошнице, взял Эгисф: он тельчий волос
Десницею в огонь священный вверг…
И заколол распяленную жертву
В руках рабов, державших ноги ей…
И вновь тогда взывает он к Оресту:
«Средь доблестей в Фессалии у вас,
Я слышал, два искусства процветают:
Там мастера вы туши разнимать
Да на коня узду накинуть ловки,
Не откажи уверить в первом нас».
И вот в руках Ореста нож дорийский.
Вмиг сорван с плеч его красивый плащ
С аграфами; в подручные – Пилада,
А челядь прочь; вот ногу захватил
Он тельчую и, напрягая мускул,
Глядим, – на сгиб всю кожу намотал.
Обнажена лежит, белея, жертва…
А времени… да на бегах скорей
Не пробежит атлет два раза стадий…
Когда же жертву вскрыли и Эгисф,
Священную прияв ее утробу,
Стал изучать: у печени главы
Он не нашел, пузырь же и ворота
Переполняла желчь, и тем они
Гадателю недоброе сулили.
Эгисф бледнеет, видим, – и к нему
С вопросом наш владыка: «Что кручинен?»
А тот в ответ: «О гость, меня страшит
Беда извне: для дома ж нет опасней
Атридова отродья». – «Как, Эгисф,
Трепещешь ты скитальца козней? Царство ль
Тебе не щит? Однако дай же мне,
Чтоб лакомства добыть из этой жертвы,