Одержимость. Любовь Зверя

– Он – зверь. Лариса, ты что, совсем ничего не видишь? Он же смотрит как на добычу, на мясо! Вожак, говоришь? Да, это правда. А ты будешь одной из шавок, что всегда плетутся следом и ждут милости, – взвыла я и бросилась вон из комнаты. – Ты так сильно хочешь замуж, что с катушек слетела!

– Да, я хочу! – сестра поймала меня в пролете между этажами, схватила за руку и прижала к стене. – Я очень хочу замуж. Мне осточертел этот дом, осточертел тотальный контроль. Хочу любви, секса, свободы! Мне двадцать пять, а я ещё мужика не нюхала. Да, я хочу, чтобы он был зверем, монстром, мерзавцем! Чтобы схватил меня и потащил в наш новый и шикарный дом, как с обложки элитного журнала!

– Ты умом тронулась? – смотрела в абсолютно обезумевшие глаза сестры и не узнавала её. Шальной взгляд, безумие, всполохи бешенства. Она с такой силой сжимала мою руку, что было даже больно. – Отпусти!

– Ты должна меня понять!

– Не пойму! Ни за что! По мне, так лучше жить одной, чем с тем, кто просто тебе подходит по пунктам, – я все же вырвалась и снова бросилась вниз по лестнице. – В природе заложено беспорядочное спаривание, но у животных, Лара! У животных! И то у них есть цель: продолжить род, не дать вымереть виду, не остаться последней особью. У тебя, я так понимаю, подобной проблемы нет. Тогда какого черта ты вбила себе в голову идею выйти замуж?

– Я задыхаюсь, – она спиной закрыла дверь в кухню и скатилась по глянцевой стеклянной поверхности. – Задыхаюсь, дурею в этом доме. Мне душно, тесно, кажется, что вся жизнь пробегает мимо. Установленный отцом график: подъем, завтрак, обед и ужин. Расписание на работе, приёмные дни, отдых на море по сезонам, поездки в Милан за тряпьем. Мы же с тобой как роботы. Все по дням…

– Угомонись! – я перекладывала пирог с противня на сервировочное блюдо, поправляя красивую косичку обода. – Все так живут. Все! Море? Так нас толпой вывозят. Милан? Заказывают чартер. Все дочери определенной прослойки этого города живут по одним и тем же правилам, – отдернула занавеску, тыча пальцами в горящие окна соседних домов. – Ключниковы, Измайловы, Коневы… Все! Так было заложено еще до нас, Лара. Но это не повод искать себе новое стойло, потому что правила останутся теми же. О, забыла… Только в твоём расписании ещё один пункт появится: ты начнешь рожать с завидной регулярностью и до тех пор, пока тебе не скажут – стоп. А потом? Рассказать?

Лара отвернулась и замотала головой. Моя взрослая сестренка и без меня это все знала, но желание отрезвить зашкаливало.

– А потом тебя спишут в домохозяйки, нянечки и хранительницы очага домашнего. И выводить будут только на официальные рауты, но опять же… По расписанию. Чтобы с любовницами не столкнулась. И все будут смотреть тебе вслед и шептаться… Красавица, умница Лариса Куликова стала заложницей своих неаккуратных желаний. Бойся их, дура. Бойся!

– Нет! – Лара вскочила, взяла со стола стакан и наполнила ледяной водой из холодильника. – Ты чокнутая.

– То есть все-таки я?

Мы долго смотрели друг на друга, а после рассмеялись. От души, но не с целью повеселиться, а чтобы вытолкнуть тяжесть мыслей. В отличие от Лары, я боялась того дня, когда отец примет приемлемые для него условия сделки, на кону которой буду я.

– Девочки! – папа вошёл в кухню и улыбнулся, протягивая носом. – С рыбой…

– Да, папуль, – Ларка встряхнула волосы и бросилась ему на шею. – Аришка такая молодец, да?

– Это точно. Ты почему не собрана? – отец напрягся, осматривая мой домашний прикид. – Что это за пожёванный верблюдом свитер?

– Пап, я не буду ужинать, – треснула себя по заднице. – Худеть пора, а то скоро лето. Можно я пойду к себе? Поужинаете без меня, ты не обидишься?

– Ну да… Ну да… Наверное, так даже лучше. Накрывайте на стол, уже пора. На троих…

Он обнял нас по очереди, а затем вышел, забыв закрыть за собой дверь. Мы обе слышали его сумбурные частые шаги по столовой. Он ходил от одного окна к другому, словно места себе не находил.

– Давай не будем его злить? – Лара взяла стопку приготовленных приборов и метнулась к длинному дубовому столу.

Я носила блюда, перелила любимый грибной суп в супницу, и когда поставила её в центре стола, ожил домофон…

Отец рванул в прихожую и без промедления распахнул дверь, будто всю жизнь ждал этого звонка.

И вместе с облаком снежной взвеси и студеным воздухом в дом вошёл Он.

Пётр Ястреб…

Глава 3

– Добрый вечер, – Пётр первым делом вручил нам с сестрой по букету цветов, а отцу – большой брендированный пакет, из которого торчала знакомая коробка коллекционного коньяка.

– Здравствуйте, Пётр, – отец резко обернулся и мазнул по нам тревожным взглядом. – Добро пожаловать, проходите…

Моё сердце в пятки ушло. Оно рухнуло, обрывая последние канаты спокойствия. Стояла, как замороженная, прибитая тяжелым взглядом незнакомца. Он как копилка пороков этого мира, страха, страсти. Говорит так четко, вежливо, пытаясь скрыть за мишурой воспитания своё тёмное нутро.

– Ариша, иди к себе, – отец натянуто улыбнулся и зачем-то прижал ладонь к моему лбу. – Моя младшая приболела, поэтому уж простите, но придётся отпустить её.

– Да? А вчера она была бодра и весела, – Ястреб скинул пальто прямо на кресло рядом с гардеробной, явно намекая, что может уйти в любой момент. – Я ненадолго, поэтому не обижайте гостя, Арина, присоединитесь к ужину. Обещаю, что не задержу вас.

– Хорошо, – папа недовольно поджал губы, но так, чтобы гость этого не заметил.

Мы как собачки шли следом. Ещё эти Ларкины каблуки отбивали тревожный такт, и так плохо всем было! Напряжение не просто витало в воздухе, оно зависло над нашими головами грозовой тучей.

Отец сел во главе стола, Лариса уступила мне своё законное место по правую руку от него, а сама села напротив Петра. Сучка продуманная.

Я сразу распознала ее намерения показать себя великолепной хозяйкой. Сестра завела непринужденный разговор, разлила суп, подвинула в центр стола свежеиспеченный ароматный хлеб и пиалу со сметаной.

– Угощайтесь, Пётр. Это фирменный рецепт, а лисички были собраны вот этими ручками, – она рассмеялась и завораживающе махнула перед лицом гостя ладонями.

Это был самый долгий, самый мучительно-тяжелый ужин в моей жизни. Не отрывала глаз от тарелки. Боялась встретиться с ним взглядом.

Мужчины разговаривали, изредка посмеиваясь. И от смеха гостя позвоночник сворачивало в спираль. Но, очевидно, я была одна такая, потому что Лара казалась максимально расслабленной, она игриво крутила бокал вина, закидывал в рот оливки и нарочно медленно снимала со шпажки сыр со стекающими янтарными каплями мёда.

Я была лишней на этом празднике жизни. Посматривала на большие часы над камином, считала минуты, подталкивала часовую стрелку, но она будто застыла.

…– А я согласна. Семья должна быть крепкой, дружной, сплоченной, – закивала сестра, что всеми силами пыталась вырваться из нашей семьи. – Иначе нет смысла. С каждым новым ростком корни семейного древа крепчают. Так, пап?

– Так… Так, – отец осушил залпом рюмку и закусил корочкой пирога. – А когда некому приносить новую поросль, я имею в виду сыновей, то семья слабеет. Силы уходят в чужие дома, чтобы укрепить чужие корни.

Хм… А в этом была правда. Отец так хотел сына, он им грезил! И когда они с мамой решили сделать ещё одну попытку, то при обследовании у неё нашли рак. Запущенной стадии. Болезнь так стремительно убивала её изнутри, но тихо, подло, не давая ни единого признака, чтобы успеть! Это была трагедия. Отец её так любил, о чем и рассказывал каждую новогоднюю ночь. И мы любили маму. Она умела усмирять отца, держала в кулаке его пыл, была буфером. А потом её не стало… И будто добра и понимания в нашем доме сильно поубавилось.

– Ну, раз уж вы сами завели этот разговор, – Пётр отложил салфетку и откинулся на спинку кресла. – У вас, Дамир Ренатович, очень красивая дочь. Умная, скромная, достойная.

За столом повисло молчание. Даже маломальское знание этикета не позволяло подобных выходок. Дочерей было две, а он в комплиментах одной рассыпался. Придурок! Но это и неудивительно, я казалась замухрышкой в сравнении с сестрой в идеальном вечернем туалете. Но мне даже не было обидно. Мне просто хотелось стать призраком, которого никто не замечает.

– Спасибо, – отец усмехнулся и посмотрел на красную от смущения Ларису, очевидно, сразу для себя определив, о ком идёт речь. – Она моя верная помощница. Опора. Надежда. Только ей я могу оставить фирму. Ну как вам пирог? Отличный, правда? Мои девочки просто мастерицы. Быть может, вы хотите десерт?

– Я слышал, у вас большие проблемы? – Ястреб проигнорировал бестолковую тираду отца, направленную, чтобы сменить тему. Медленно достал сигарету и взглядом попросил разрешения закурить. Отец задумался на мгновение, а после кивнул мне, чтобы принесла пепельницу и традиционный кофе.

Я буквально с радостью выскочила из-за стола. Руки сами делали то, что было привычным, чтобы поймать немного спокойствия. Вентиляция, хрустальная пепельница, ящик с папиными сигарами. А заодно поставила кофейник.

Достала чашки и разлила ароматную жидкость по белоснежному фарфору.

Поднос звенел, выдавая моё состояние. Шаги давались через силу. Шла по мягкому ковру, а казалось – бреду по углям. Папа взял чашку кофе, передал вторую Ларисе, а вот Ястреб развернулся в мою сторону сам. Его длинные пальцы сжали край подноса, остановив эту дрожь земли, что предательски колыхала изнутри. Пётр открыто осмотрел меня, чуть замедлившись в вороте, сползшем с плеча. Кожу оцарапало лезвием, вздрогнула, расплёскивая кофе по блюдцу.

– Дамир Ренатович, я могу говорить прямо? – наконец-то Пётр взял эту гребаную чашку, закурил только тогда, когда я поставила между ними пепельницу.

– Мы можем пройти в кабинет, – папа дернулся, стиснул челюсть.

– У меня буквально пять минут, – Пётр задрал манжету, посмотрел на золотые часы и продолжил. Всё его поведение было пугающим… Это словно мы пришли в гости к нему домой, мы должны следовать его правилам. – Я знаю, что положение у вас, мягко говоря, плачевное. Долги, расписки, займы и залог всего имущества. Иными словами, вы – банкрот.