Охотник

– Наследник?

– Который сам приехать не может, потому что раны, полученные в той битве, дают о себе знать. Возраст, знаешь ли.– Руни ухмыльнулся. – Ему сейчас должно быть чуть за шестьдесят.

Для одаренного – не возраст. Для крестьянина – глубокая дряхлость. Остальным – как повезет. Старые раны и бурная жизнь вполне могут превратить человека в развалину.

– Зато он готов вступить в права наследования заочно и, поскольку пользоваться наследством не сможет, сдать дом внаем до конца жизни нанимателя, с единственным условием: тот выплатит всю сумму единовременно.

Занятно. Впрочем, странно было бы всерьез верить, что неглупые люди, способные менять плетение мира по собственной прихоти, не найдут, как обойти запрет владеть и наследовать. Наверняка и другие способы есть, про которые «пустым» знать незачем. Значит, нужны свидетельства троих соседей, заверенные двумя писцами. Еще хорошо, чтобы нашелся кто-то, кто мог бы подтвердить, что битву при Елани тот родич Вигдис пережил, а почему домой не явился… да мало ли причин, может, не хотел родне показываться со шрамом на полморды или хромым, после удара по голове и не так переклинивает порой. И желательно свидетельство двух писцов из Белокамня, что все документы оформлены по правилам. Еще представитель…

– Ты людей нашел?

– Да. С меня – документы и свидетели. С вас – деньги. Если ты в деле.

– В деле.

Мало ли что они с Вигдис только что поссорились. Как поссорились, так и помирятся. А если и нет – Вигдис вместе с остальными его от престола Творца оттащила, так что…

– Сколько с нас троих?

Руни назвал сумму. Гуннар присвистнул. Потом припомнил, почем в последний раз ушел с торгов выморочный особняк в соседнем квартале – и это после холеры, когда таких домов было немало! Сравнил с тем, что просят сейчас за подложные документы на дом, где жила Вигдис… Пожалуй, дело действительно того стоит. Но даже если на троих… Гуннар припомнил, сколько его денег лежит на хранении у ювелира. Должно хватить, и немного останется. Пусть. Серебро в могилу не унесешь.

– И как вы эти деньги добудете, я не знаю и не желаю знать, – добавил Руни. – У Эрика была мысль, сходишь, поговоришь.

Глянув на солнце, Гуннар решил, что идти в лечебницу нет смысла. Как раз наступало время, когда, утомившись после проведенного в заботах дня, люди разбредались, кто – по домам, а кто – по харчевням. Готовить целитель не любил, говорил, в походах наготовился, Ингрид тоже не рвалась возиться у очага, так что наверняка оба сейчас в «Шибенице». Вот там можно и обсудить все как следует.

С порога в нос ударил густой запах съестного: казалось, воздух в трактире можно мазать на хлеб или черпать ложками. Пока в мелко зарешеченные окна проходило достаточно света, но и вечером, и поздней ночью здесь не бывало вони прогорклого жира свечей или копоти факелов. Хватало светлячков, которые зажигали одаренные. Гуннар приветственно кивнул Бьёрну, хозяину, огляделся.

Народа, как всегда, было полно, и большую часть посетителей Гуннар знал если не по именам, то в лицо. Вон сдвинули два больших стола восемь… нет, сегодня семеро из отряда Скегги Рыжего. Четыре одаренных, если считать самого Скегги, которого почему-то не видно. Четыре меча, младшие сыновья благородных, из тех, кому ни титула, ни земли не достанется, если старшие братья к Творцу не отправятся прежде родителей. На поклон Гуннара они ответили ответным поклоном и снова сдвинули головы, переговариваясь. Плетение, защищающее от чужих ушей, впрочем, не накинули, значит, не о деле. Какие-то пришибленные они сегодня, не шумят, как обычно, подавальщиц за задницы не хватают.

А вон за тем столом у окна, как всегда, отряд Сигрун. Два парня, две девушки, все одаренные. Поговаривали, водились за ними темные делишки, Руни ворчал, но доказательств не находил. Гуннар себя образцом добродетели и нравственности не считал, но на всякий случай давно присмотрелся ко всем четверым: где живут, куда ходят. Если доведется на кого-то из них охотиться, придется туго: живут вместе и на улице редко поодиночке появляются. Впрочем, когда доведется, тогда Гуннар и будет думать. Им он кланяться не стал: эта компания «пустых» за людей не считала.

Он зашагал к столу, который заняли сидели Ингрид и Эрик, по дороге перекинулся парой слов с отрядом мечей – хорошие ребята, наслышан, хотя вместе ходить не приходилось. Обменялся поклонами еще с полудюжиной парней, сидевших в глубине зала. Вигдис не было, может, и к лучшему.

Он взял у подавальщицы пива, после визита к Руни еду впихнуть было некуда, и приготовился слушать.

Эрик тянуть не стал. Стихли все звуки под укрывшим стол плетением, и целитель бесцеремонно поинтересовался:

– Как у тебя с деньгами?

– Не жалуюсь. Но Руни сказал, сколько надо, и столько…

– Столько с тебя никто и не спросит. Но дело не только в золоте. – целитель помолчал. – Нужно будет съездить кое-куда. Я собирался сам, но роженица…

– Без тебя не разродится? – удивился Гуннар. – Вроде невелико дело.

– В прошлом году ее муж думал так же. – Эрик невесело усмехнулся. – Меня позвали на исходе вторых суток. Ребенка пришлось расчленить в утробе, чтобы спасти женщину.

Он покачал головой.

– И говорил же я ему, не подходи к ней хотя бы год, дай оправиться. Нет, как же без супружеского долга… Словом, сейчас она носит двойню. До срока еще месяц, никогда не угадаешь. На Иде я бы ее оставил, но с Иде нехорошо вышло… – Он махнул рукой. – Так что я из города отлучиться не могу, а время идет. Поэтому придется тебе.

– Придется что?

– Вместе с Ингрид обернуться в Петелию. Жемчуг и яхонты. Беспошлинно.

Гуннар медленно вернул на место отвисшую челюсть. Жемчуг – не мелкий речной бисер, а отборные кругляши – вез в том давнем походе из дальних стран его степенство Колльбейн Еще лазоревый камень, порошок из которого здесь, в Белокамне обменивали на золото по весу. Правильно измельчить его так, чтобы сохранился цвет, умели лишь за морем.

В новом храме, что закончили строить в прошлом году на месте сгоревшего, деревянного, краской, замешанной на лазоревом камне, выписали одеяния Творца, и еще сколько-то добавили в стекло, чтобы выложить разноцветными узорами окна. Яхонты купец в тот раз не привез, хотя. по слухам, ходил и за ними.

До Петелии два года в один конец. И уж точно невозможно проделать этот путь вдвоем, даже если учесть, что Ингрид владела мечом лучше Гуннара, хоть и одаренная.

– Как ты себе это представляешь?

– Есть способ, – сказала Ингрид. – Расскажу, когда дойдет до дела. Врать не буду, опасный. Очень опасный.

– Проверенный?

Одно дело рисковать ради того, что когда-то по слухам у кого-то вышло, а на деле так и осталось бестолковой задумкой. Совсем другое – точно зная, что предприятие осуществимо.

– А как, по-твоему, я добыл деньги на лечебницу? – ухмыльнулся Эрик. Вздохнул: – Говорю же, сам бы пошел, но время не терпит.

– Вигдис знает? – поинтересовался Гуннар.

– Нет. И я не хочу говорить ей, пока не получится. Хуже нет получить надежду и снова ее потерять.

– Настолько опасно?

– Можем не вернуться, – сказала Ингрид.

– Но дело не только в этом, – вмешался Эрик. – Может не хватить серебра после перепродажи, можем погореть на контрабанде, может еще много чего случиться. Поэтому Вигдис знать не стоит до поры. Возьмешься? Одну я Ингрид не отпущу.

По крайней мере один раз у него получилось. Будь все просто, Эрик не говорил бы про надежды, которые могут не сбыться. С другой стороны, если бы опасность была по-настоящему велика, едва ли он стал бы бестрепетно рисковать жизнью своей женщины ради дорогого подарка подруге. Хотя, будь Гуннар склонен к беспочвенным подозрениям, подумал бы, что Эрик хочет разом избавиться и от него, и от Ингрид, может быть, даже сговорившись с самой Вигдис.

– Ты готова рискнуть головой ради чужого дома? – спросил он.

– Как будто ты не рискуешь постоянно головой ради чужих товаров, – усмехнулась она.

– Ради серебра, которое будет моим, – хмыкнул Гуннар. – Но разница невелика, признаю.

Он подумал еще.

– Если можно обернуться в Петелию за месяц, или сколько там, почему купцы так не делают?

– Быстрее, – сказал Эрик. – Но, во-первых, пройти могут не больше четверых, и обоз с товарами так не протащишь. Во-вторых, об этом способе знают очень немногие. В третьих – опасно, говорят же тебе. Если Ингрид не удержит плетения – умрете. Или навсегда потеряетесь между мирами.

Вот как… Гуннару очень хотелось расспросить, что значит «между мирами» и как Ингрид и Эрик попали в число тех немногих. Но захотели бы – сами бы рассказали, а потому незачем вынуждать друзей врать и изворачиваться. Впрочем…

– В Белокамень вы меня так же протащили? День пути оставался.