Два выстрела
– Я не личность, не человек, лишь одно – я остался бизнесменом. Кто я, когда лишусь и этого в своей жизни? – вскинув руки, спросил Фелтон, сглотнув. – Понимаете?
Он выдал это почти с отдышкой.
– Кто я, когда лишусь этого? – тихо повторил он, больше себе, чем мне. – Я всю жизнь был хозяином. Решал, руководил, строил. Без этого я… ничто.
Глаза мужчины стали каким-то дикими.
– Вы человек, мистер Лосс, – спокойно сказала я. – Не только бизнесмен.
Сложно жить без смысла, не зная, зачем встаёшь, зачем ешь, зачем дышишь. Это вгоняет в отчаянные чувства. Страшно застрять в этой пустоте.
– В моём возрасте… если падаешь, уже не встаёшь. Понимаете? – Фелтон наклонился ко мне, словно от этого я смогу прикоснуться к его мыслям.
– Понимаю, – кивнула я. – Поэтому вы и сомневаетесь.
– Да, – он провёл пальцами по столу, как будто проверял его на прочность. – Я сомневаюсь. Не в вас. Не в сделке. В себе. В том, что смогу отпустить. Или что не смогу. В том, кто я такой. Зачем буду существовать дальше? Наверное, глупо говорить это двадцатилетней девочке, но я просто не смогу молчать. В вас я заметил толику света, он притягивает, даже не знаю почему. Но если не вы меня поймёте, то кто?
Я молчала. Думаю, мистеру Лоссу просто нужно выговориться. Снесло крышу от долгого одиночества и лицемерия.
– Я боюсь, что как только подпишу бумаги… всё начнёт рушиться. И я буду стоять в стороне, ничего не решая. Бывший владелец. Бывший кто-то. – Он поднял на меня взгляд. – Вы представляете, каково это – стать бывшим?
Я снова промолчала.
Фелтон задержал на мне взгляд чуть дольше обычного, будто пытаясь найти ответ в моих глазах. Надеюсь, он нашёл там поддержку.
– Адель, – начал он медленнее, – я не хочу, чтобы мою работу выбросили на помойку. Или переписали под кого-то. Или превратили в ещё одну бездушную машину по зарабатыванию денег.
– Всё не так, мы…
– Слова, – вздохнул он.
Я сжала губу, понимая, что не могу даже этих слов говорить. Это обещание, которое я не могу дать, ведь вести бизнес дальше вряд ли буду
– Скажи честно, – резко перешёл Фелтон на «ты». – Если я подпишу… действительно ли это спасёт? Или вы просто оттянете конец?
– Мы спасём компанию. Но есть плата за это спасение.
– Если уйду? – голос его едва дрогнул.
– Если перестанете мешать ей расти, – сказала я без осуждения, чувствуя, как покалывает сердце от боли, но сказать честно сейчас необходимо. – Даже сильное дерево гибнет, если его всё время стягивать верёвками.
Не знаю почему, но мне хотелось плакать, смотря на мужчину. Возможно, я слишком эмпатична. Но я не могу переносить рассказы о чужих страданиях и боли, а тем более смотреть в глаза страдающим. Глаза, полные чего-то ужасного и пугающего.
Что там Эрвин говорил? Фелтон любит играть на эмоциях своих и чужих. Не подпускать Лосса на его территории… А плевать. Лучше рискну, но, если Фелтон искренен – выслушаю, и ему станет легче. Человеческая душа стоит выше всего. Выше шанса заполучить какой-то бизнес.
– Я не хочу умереть «никем», понимаешь? А это единственное, что у меня осталось и скоро падёт, какими бы иллюзиями я себя ни питал.
Мужчина закрыл лицо руками, будто от усталости.
Всё внутри меня сжалось от сострадания. Я потянула руку, чтобы погладить мужчину по плечу и показать, что сейчас он не одинок.
– Фелтон, вы не умрёте никем. У вас будет много лет, чтобы найти смысл, другой, вечный.
– А что есть вечность? – Фелтон резко убрал руки и сцепился в мои запястья. Я вздрогнула.
– Вечность? – Я задумалась. – Полнота существования без начала и конца.
Фелтон отпустил мои руки и откинулся на кресло, рассмеявшись.
– О чём ты говоришь? – усмехнулся, – словно на какой-то религиозный бред.
– Для кого-то бред, для кого-то ответ, – я пожала плечами.
– Я просто боюсь стать никем.
Я осторожно помассировала запястья, чувствуя, как кровь возвращается.
– Вы говорите: «кто я без своей компании?». А кто вы с ней? Сейчас вы – кто? Человек, который держит компанию, не даёт ей расти, потому что боится отпустить. Человек, наполненный сомнениями и сожалениями. А затем компания рухнет, и вы окончательно потеряетесь в этих дебрях.
– Не рухнет, – он покачал головой. – Я не дам. Я придумаю что-нибудь.
– Мы оба знаем, что это не так. Вы даёте ей рухнуть, держа её в руках, словно воздушный шар, в перчатках, в которые вшиты иглы.
Он молчал, глядя куда-то сквозь меня.
– Чувствую себя потерявшимся подростком. Чем я занимаюсь в 50 лет, я слишком стар для этого всего.
– Вы достаточно молоды, чтобы бояться будущего. Которое нужно найти.
Он опустил голову, его пальцы сцепились в замок на коленях.
– Я просто… я устал. Устал бороться с собой, устал бояться. Но и отпустить – страшно до костей. Я полюбил эту компанию, но не могу не замечать, как она проваливается. Я не такой талантливый бизнесмен. Пару удач в молодости, а потом годы поддержания достигнутого. Я не приумножил компанию ни на долю. А сейчас вовсе стал портить её. Только и умею, что видеть реальное положение вещей. Но не использовать эту информацию. Не получается. Это мучает. Я вижу, но не знаю, что делать. Вижу, как всё рушится, а руки связаны бессилием.
– Я знаю, что страшно, – сказала я, чувствуя его искреннюю боль. – Но подумайте: какой страх сильнее? Страх потерять то, что вы любите, или страх, что эта любовь медленно умрёт у вас на руках, потому что вы не можете отпустить? Подумайте о том, что сможете сделать со своим временем, со своей энергией, со своими знаниями, когда перестанете быть скованным ежедневной рутиной.
– А что я смогу? – он поднял взгляд, и в нём мелькнула искорка любопытства, почти надежды.
– Всё, что угодно. Вы можете писать книги. Или путешествовать. Открыть для себя новые грани этой жизни. Найти истинный смысл. Не цели ради целей, не путь ради пути, а тот самый вечный итог. И когда найдёте его, возможно, станете счастливым. А потом станете свободным от всего этого.
– Свободным? От чего? От себя самого? – он горько усмехнулся.
– От себя самого, – подтвердила я. – От своих слабостей. Наша душа – значимая часть нас. Теперь пришло время дать этому значимому расти.
Он покачал головой.
– Я всю жизнь был волком-одиночкой. Никому не доверял. Всё делал сам. А сейчас… Сейчас вы просите меня отдать всё это в чужие руки. Да и я вообще скатился. Ума не хватило в молодости найти близких людей, которые стали бы моей семьёй, а теперь говорю с маленькой девочкой о том, что сам себе боюсь сказать. Хотя… может, потому я и открылся тебе. Потому что ты не угроза. Эрвин – да. А ты… нет. Ты не станешь пользоваться этим против меня. Ты слишком плохо понимаешь, как все это использовать. И твоя «нравственность» не позволит тебе сказать это все Эрвину, зная, что он обратит это мне во вред.
Что ж, тут он прав. Я не смогу сказать это все Эрвину.
– Вы попали в этот мир случайно. И этой случайностью… я не могу не воспользоваться. Конечно, можно было просто высказаться любому прохожему, кто согласится постоять минут десять и просто выслушать. Но… даже не знаю. Простите, что гружу своими проблемами.
– Фелтон, я не стану никому рассказывать всё это, – покачала головой я.
– Спасибо.
– Но тогда я прошу вас довериться, – продолжала я. – Довериться не мне, а… будущему. И вашему собственному выбору. Вы можете либо цепляться за прошлое, либо шагнуть в новое.
Фелтон закрыл глаза. Долгая, тягучая пауза заполнила кабинет. Я не стала её нарушать. Он должен был принять решение сам.
– Я не уверен.
– Думаю, вы уже давно знаете правильный ответ, просто нужно признаться самому себе в нём, не так ли?
– Да, ты права, – сказал он наконец, его голос был низким и ровным. – Я… я готов попробовать. Готов поверить вам. То есть будущему. Если вы действительно сможете сохранить то, что я построил… Если моё дитя не умрёт, а обретёт новую жизнь… тогда я готов найти свою собственную жизнь, свободу и всё, о чём вы там говорили. Но как вы это нашли?
– Я в христианстве. Знаете… Когда-то я тоже была как вы. – Я улыбнулась, смотря на руки, поддавшись ностальгии. – Не могла понять в чем смысл. Вечность. И все казалось странным, непонятным. Я очень боялась одиночества. Сходила с ума в этом состоянии, не понимала зачем вообще существую. Но ко мне протянули руку, и теперь я стою на ногах, точно зная, в чем смысл.
Я улыбнулась и посмотрела на Фелтона. В его глазах появилась надежда. Он тоже улыбался. И я тотчас все поняла. Поняла почему столкнулась с Эрвином. Почему последние недели таскаюсь по всем этим встречам. Ради этой надежды в глазах.
– Что ж спасибо за этот разговор. Я согласен продать бизнес.
– Пусть Эрвин вам не нравится, но он сможет приумножить ваше детище, и своего не упустит, Фелтон. – Немного запоздала сказал я. – Мы оба это знаем.
– Что ж… хорошо. Харрис должно быть уже подготовил документы, иначе он бы не был собой. И где мне подписать?
– Думаю, он вам всё покажет и объяснит.
Фелтон поднялся, выпрямился. В его глазах по-прежнему читалась усталость, но уже другая – усталость от принятого решения, а не от борьбы.
– Полнота существования… без начала и конца, – тихо повторил он, словно пробуя слова на вкус. – Что ж. Да будет так.
Он протянул мне руку. Я крепко пожала её, чувствуя твердость его ладони.
– Спасибо, Фелтон. Это правильное решение.
– Надеюсь, Адель, – он слабо улыбнулся. – Надеюсь. Пойдёмте, а то Эрвин вконец разволнуется за вас.
Я покачала головой, улыбаясь. Надеюсь, Фелтон найдёт суть этой жизни.
Мы вместе вышли из VIP-комнаты и направились к столику, за которым сидел Эрвин.
Он встал, едва заметив нас. Его взгляд падал то на меня, то на Фелтона. Наверное, он по нашей реакции пытался понять, как все прошло.
Я шла за спиной Фелтона совершенно глупо корчилась, показывая, что мы выиграли. Широко улыбалась, сжала кулаки и слегка трясла ими, в знак победы.
– Ну что ж, мистер Харрис. Нам предстоит подписать много бумаг, как я понимаю.
Эрвин приподнял бровь.
– Да, конечно. Предлагаю встретиться завтра и обсудить все детали.
– Договорились, напишите моему менеджеру, до завтра.
Фелтон, положив руки в карманы брюк, направился к выходу, приветливо улыбаясь всем. Чуть не присвистывая.
Я улыбнулась. И не скажешь, что десять минут назад он плакал. Да, плакал… Когда он говорил о своих сомнениях, из его глаз по морщинистым щекам текли слёзы. Я тактично промолчала. Но я никогда еще не видела настолько отчаянных слез.
Глава 12
Может, это и прозвучит банально, но помогать людям – это прекрасно. И дело тут не в том, что «я такой хороший, вау, можно поставить галочку в воображаемом списке внутри». Вовсе нет. Если человек думает подобным образом, когда помогает людям, – знайте: он помогает только себе и своему эго, не более. А на того человека, которому он помогает, скорее всего, ему плевать с высокой колокольни.
Была бы возможность помогать людям не помогая – только чтобы потешать своё чувство «хорошести», – он бы это делал, послав окружающих в дальнее пешее путешествие. А может, и в космическое, чтоб земля принадлежала только ему одному.
Смысл помощи людям не в том, что ты удовлетворяешь чувство нравственности внутри. А в том, что другой человек улыбнётся и сможет продолжить путь благодаря твоей помощи. И только это по-настоящему важно.
Так проявляется любовь к ближнему. А любовь… мне кажется, это смысл и суть всего света. Из любви рождается всё. И даже Бога на наше спасение, на жертву Христа, сподвигла тоже любовь. Любовь не ищет своего. Любящему человеку тщетны тщеславие и самолюбие. Просто смотришь на человека – и всё внутри тянет к нему, шепча: «Я могу ему помочь. Он будет чуточку счастливее, а его жизнь может стать чуточку светлее».
И я не могу по-другому. Не могу оставаться равнодушной к чужой проблеме. Это кажется мне чудовищным. Это равнодушие – по сути, полное отсутствие любви. Между словами «духовная смерть» и «равнодушие» можно смело ставить знак равенства.
Что ж, тот, кто хоть как-то борется со злом вокруг и в себе, – ещё жив и способен сделать шаг во свет, как бы далеко во тьме уже ни находился. Если ниточка, сотканная из огня и добра, ещё тянет его обратно к источнику жизни – он не потерян. Но чем дальше человек уходит, тем сильнее эта ниточка натягивается. И никогда не знаешь, насколько прочна твоя нить огня. И никогда не знаешь, когда твой шаг станет последним, когда она оборвётся.
И это опасно. Но если ты всё ещё вспоминаешь об этой нити – пора обернуться. Пока не поздно. Пока есть шанс. Пока ты способен это сделать. Взять шаг обратно. Следовать за нитью, за самой жизнью. За любовью.
И когда он выходит из тьмы и идёт к свету – он постепенно становится светом. Свет не позволяет ему делать плохие поступки, а наоборот – толкает на поступки добра. И это просто кажется естественным. Это становится частью, неотъемлемой частью тебя.
И этот свет уже не скрыть. И, зажёгши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике – и она светит всем в доме.
И каждый шаг, наполненный светом, не позволяет оставаться равнодушным. Он тянет на то, чтобы дарить любовь, теплящуюся внутри.
Я вытерла слёзы, думая о Фелтоне. Кажется, в моей груди родилось солнышко. А под его светом расцвели цветы прекрасными бутонами. Их зелёные листочки подарили кислород. И я просто дышу этим счастьем.
Счастьем за Фелтона. Я не могу перестать видеть перед глазами его улыбку сквозь слёзы. Знаю, как порой тяжело отпустить то, что любил больше всего на свете. Знаю, прекрасно понимаю… Но иногда отпустить – лучше. Иногда стоит освободить место в сердце для чего-то нового – гораздо лучшего прежнего.
– Ладно, сдаюсь, ангел. Ты что сделала? Крылья ему показала, и он в благоговении решил сделать всё, что ты скажешь? – повернув руль и припарковавшись у моего дома, спросил Эрвин.
– Вообще-то ангелы – это духи-служители, – снова вытирая слёзы, ответила я.
Эрвин посмотрел на меня, не комментируя мои всполохи эмоций. Не то чтобы не замечая, а просто не осуждая и принимая. От этого мне становилось так спокойно. Будто рядом с этим человеком я могу быть собой – открытой и честной. И он спокойно это примет.
– Чего? – спросил он.
– Служители, – повторила я.
– В смысле?
– Ангелы приходят к людям, чтобы помочь, а не командовать. Чтобы донести важную весть. Но они никому не ломают волю и ничего не внушают. Так что я никого и ничего не заставляла делать, если уж на то пошло.
Эрвин покачал головой.
– Я был уверен, что ты проиграешь. Ты же ничего не знаешь, наивная двадцатилетняя девушка, которая не смыслит ничего в жизни.
– Я знаю кое-что большее, чем ведение бизнеса, Эрвин Харрис, – я улыбнулась. – И аккуратнее, а то я решу, что ты меня оскорбляешь.
– И тем не менее, как?
– Поговорили по душам, – я пожала плечами.
– Что за бред? Это же деловая встреча, – нахмурился Эрвин. – Я тебя столько учил, как вести переговоры, не говори, что всё это ты просто выкинула. Ты устроила сеанс психолога?
Я закатила глаза.
– Я просто поговорила с ним по душам. Искренне и честно.
– Это то, о чём я думаю? Ты дура?
– Хватит меня обзывать, – возмутилась я.
– Ты дура, – уже не спрашивал, а констатировал факт Харрис.
– Эй! Всё же прошло хорошо! Он продал бизнес нам.
– Пока бумаги не подписаны, кто знает, что он придумает и сделает. Мы уже обсуждали, как опасно открываться перед собеседником искренне, потому что это можно будет использовать против тебя.
– О нет, не начинай, – чуть ли не прошипела я, закрывая руками глаза.
– Адель, я надеюсь…
– Нет, нет, нет, хватит, – отрезала я и силой распахнула дверцу, выбираясь из машины.
– Я надеюсь, ты не говорила никаких данных о себе!
– Если захочет – он и так их узнает. Разве не так?
– Адель, ты до беспамятства невыносима! – Эрвин заблокировал машину и пошёл за мной.
Я ускорила шаг, пытаясь скрыться от этого…
Вот только сидела, считая, размышляя о благом – и на! Только подумала, что Харрис добрый и классный парень, и тут как тут тёмная сторона этого мужчины.
– А ты безчувственный, эгоистичный и… просто настоящий козёл! – выкрикнула я, поворачиваясь и спотыкаясь, идя по рыхлому снегу.
Эрвин не отставал.
– Адель.
– Не иди за мной!
– Хочу и буду.
Я быстро открыла подъездную дверь и с силой попыталась захлопнуть, а затем стала взбегать по лестнице. Эрвин успел удержать дверь и шёл следом.
– Я не эгоистичный, я просто разумный человек! А вот ты…
– Хватит идти за мной!
– Нет, милая, я договорю. Ты ведёшь себя как ребёнок, не замечаешь? – Эрвин уже изрядно начал злиться.
Ну и пусть злится.
– Я веду себя как человек, уставший от твоего занудства и давления. О великий просветлённый ум, – я издевательски подняла руки в жесте благоговения, наконец дойдя до своей двери.
– Давления? С каких пор разум – это давление? Если тебе не нравится правда, это не значит, что я козёл. Это значит – пора послушать умных людей. Хотя о чём это я, – Эрвин скрестил руки, – я же говорю с человеком, верящим в «дядю на небе». О каких извилинах вообще может идти речь.
– Оооо… – провыла я, доставая ключи. Руки дрожали от злости, и я никак не могла нормально ими попасть в замок.
– Что «о»? Ты сама лезешь туда, где ничего не понимаешь! И ещё и не хочешь слушать тех, кто понимает!
– Да ты всё время только и говоришь, что я идиотка! Мне это надоело! Даже у моего терпения и милосердия есть пределы! – выкрикнула я.
– Да потому что ты ведёшь себя как… – Эрвин сжал губы, не желая повторяться в оскорблениях. – Как человек, не желающий пользоваться разумными советами.
– Ну вот и отлично, – бросила я мужчине и наконец справилась с ключами. – Разговор закрыт.
Я стала открывать дверь, стараясь успеть, пока хоть немного себя контролирую.
– Стой, – бескомпромиссным тоном заявил Эрвин и положил ладонь на дверь, не давая открыть.
Я чуть ли не топнула ногой и отступила на шаг, увеличивая дистанцию. Руки бессильно упали вниз. Я поджала губы и с презрением смотрела на генерального директора.
Я закипаю. Хочется вцепиться в волосы и заорать. Нужно успокоиться… нужно…
– Хватит сбегать, – упрекающе посмотрев на меня, прошипел мужчина.
– Хватит давить.
– До тебя не доходит по-другому!
– Я сама прекрасно понимаю, что можно было сказать «нет». У меня есть голова на плечах, если ты не заметил.
– Ты ей не пользуешься, – отразил нападение Эрвин.
Я взмахнула руками.
– Замолчи! Просто замолчи!
– Ты всё усложняешь, – Эрвин наклонился и ткнул меня в плечо, кривя губы и хмурясь.
– Я? Я усложняю? Да это ты цепляешься чуть что! Всё прошло хорошо, но ты опять недоволен!
Меня понесло. Я стала просто высказывать ему всё, что было на душе.
– Да потому что мне плевать не получается, ясно?! – он сорвался на крик, перебивая меня. – Мне не плевать на тебя. На компанию. И на тебя!
– И это не даёт тебе права так со мной разговаривать! А я не кукла – у меня тоже есть чувства! – тяжело дыша, ответила я.
Эрвин шагнул ко мне.
– А как с тобой разговаривать? Как с хрупкой вазой?
В голове мне вдруг всплыли стихи из Библии, первого Петра: «Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с жёнами, как с немощнейшим сосудом». И я отвела глаза, смутившись.
– Как с человеком, – тихо сказала я.
Эрвин резко выпрямился.
– Тогда начни им быть.
Я резко подняла голову, выдохнув от удивления и возмущения.
– А я, по-твоему, не человек?
Эрвин усмехнулся.
Когда-нибудь я так быстро разочаровывалась вообще в людях? Хотя о чём я думала? Мы буквально познакомились на кладбище, где он смеялся над моей верой, говоря, что рад, что я страдаю.
Но нет, конечно. Браво, Адель. Аплодирую стоя. Пара милых фразочек – и ты уже смотришь на человека, даришь ему солнышко. Жизнь ничему не научила? Быть мудрее и не привязываться ко всем?
Я сжала зубы и кулаки, чтобы слёзы не выкатились.
– Отойди.
– Нет.
– Да что тебе ещё надо? Недостаточно меня оскорблял? Отойди.
– И что, ты просто уйдёшь? И мы больше не встретимся? – приподняв бровь, спросил Харрис.
– Именно.
Он рассмеялся.
– Да… может, оно и к лучшему. Хоть не нужно будет трястись из-за какой-то встречи.
– О ну да. Вы бесспорно выше меня, мистер Харрис. Может, вам кофе принести, чтобы не утруждать вас мыслями о жажде пить?
– Я не говорил, что выше тебя. Я просто умнее и вижу дальше.
– Это называется «надменность».
– Это называется «опыт», – склонив голову в бок, сказал Эрвин.
– Это называется «гордыня», – ответила я тем же жестом.
– О, зато в тебе этого нет, святая наша, – покачал головой, слегка улыбаясь, ответил Эрвин.
Он выхватил у меня ключи и стал сам открывать двери.
– Что же, не смею задерживать ваше светлейшество, прошу проходить.
Эрвин силой, чуть ли не ломая, опустил ручку двери вниз. Что-то щёлкнуло.
– Конечно есть. Я не безгрешна. У меня много косяков, – уже не в состоянии закрыть рот, тараторила я. – Я слишком раздражительная, не могу себя контролировать, но я пытаюсь. Пытаюсь стать лучше. А ты… ты просто…
Эрвин хмурился, слушая меня – точнее, не слушая. Я сама уже не понимала, что говорю. А мужчина смотрел в пол, будто прислушиваясь к чему-то. Он сжал губы, часто заморгал, а потом его лицо стало серым, а глаза расширились от осознания.
– Твою ж… – он резко сделал шаг ко мне и толкнул так, что я полетела назад, а он – следом.
Я замахала руками, пытаясь остановить падение, но всё равно упала, вскрикнув от боли. Харрис приземлился на руки, но быстро оттолкнулся, чтобы не упасть на меня, а рядом.
Я тяжело дышала, хотела возмутиться и наорать на Харриса, но мой взгляд упал на дверь, из которой торчала стрела.
Стрела.
Эрвин, не говоря ни слова, быстро встал, стараясь обходить опасную зону. Я хотела подняться следом, но он жестом приказал мне сидеть на полу. На этот раз я послушалась. Он прошёл к двери напротив моей квартиры и стал её рассматривать, затем открыл – она оказалась не запертой. Харрис долго всматривался во что-то с особой придирчивостью, провёл рукой по волосам, развернулся и подошёл к моей двери, всматриваясь в стрелу.
– Что это, твою мать, Адель, – сквозь зубы прошипел Эрвин.
А моё сердце ухнуло в пятки.
Глава 13
– Можешь вставать, – сказал Эрвин, и я медленно поднялась.
Грудь мужчины тяжело вздымалась. Брови сошлись на переносице.
– Что это?.. – тихо спросила я, обняв себя за плечи.
– Это я у тебя должен спросить. Кому ты дорогу перешла?
– Я? – переспросила я, не уверенная что точно расслышала все правильно.
Все плыло перед глазами.
– Если бы я кому-то дорогу перешёл, датчики с стрелами устанавливали не мне, а я. Мне бы просто не посмели.
– А ну да…
Эрвин поднял руку и пощупал стрелу.
– Тут записка.
Мои глаза расширились ещё сильнее. Даже веки заболели, и в следующую секунду я уже знала, что последует дальше.
– С чужим не играют, – стал читать Харрис, разворачивая листок. – А эта улыбка чужая… Не тронь чужое. Уходи… что за бред?
Эрвин нахмурился. А я, чувствуя, как сердцебиение всё ускоряется, быстро подошла к мужчине и выхватила записку из его рук. В этот раз это был целый лист А4. Мелким, аккуратным, но чуть неряшливо дрожащим почерком он был исписан до краёв – будто элегантная рука торопилась угнаться за слишком быстрыми мыслями:
«С чужим не играют. Это чужая улыбка. Не тронь чужое. НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОЖЬ, УХОДИ, НЕ ТРОЖЬ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ, НЕ ТРОНЬ ЧУЖОЕ, УХОДИ. Иначе я помогу тебе уйти.»