Через четверть часа он проиграл под честное слово четыре тысячи экю. Маркиза оказалась хорошим оракулом, так как в ту же минуту раздался насмешливый голос Ламенне:
– Ну, барон, вы не оправдываете известной пословицы… вы несчастливы и в картах, и в любви.
Следуя приказанию маркизы, Лозериль разразился громким смехом. Камбиак, взбешенный своим проигрышем и хохотом человека, заменившего его у маркизы, сухо спросил:
– Это Картуш ревет на площади?
– Нет, это я смеюсь, господин барон! – спокойно ответил Лозериль.
– Ну, это небольшая разница, я только спутал имена двух негодяев, – резко возразил Камбиак, выведенный из себя насмешливым тоном Лозериля.
Раван и Ламенне хотели вмешаться, но были остановлены бароном, сказавшим им:
– Нет, друзья мои, дайте воспользоваться представившимся случаем и избавить вас от шулера.
При этом новом оскорблении Лозериль откинулся на спинку кресла и повторил, как попугай, слова маркизы:
– Прежде чем драться, честные люди платят свой карточный долг.
Гнев барона мгновенно прошел, и, дрожа от волнения, он проговорил убитым голосом:
– Вы правы, я вам заплачу.
– О, не торопитесь, у вас еще целые сутки.
Камбиак поклонился и вышел; на лестнице он позвал хозяина.
– Отведите меня в какую-нибудь комнату, где бы можно было написать записку, и пришлите ко мне мальчика, я дам ему поручение, – быстро проговорил он.
Трактирщик привел его в свою комнату, и Камбиак, написав несколько строк без подписи, сложил письмо и написал адрес. Присланный мальчик почтительно стоял все время у дверей.
– Посмотри на это кольцо, оно стоит двадцать луидоров, и я отдам его тебе, если через час ты вручишь это письмо прямо в руки и принесешь мне ответ.
Мальчик быстро исчез. Но на улице уже давно ожидали этого посла, и едва он успел сойти с лестницы, как кто-то схватил его за руку, в которой было письмо.
– Кажется, вы идете из ресторана? – спросила дама, закрытая густой вуалью.
– Точно так, сударыня.
– Не знаете ли вы, нет ли там в настоящую минуту барона Камбиака?
Мальчику захотелось щегольнуть своей проницательностью.
– Вероятно, вам барон и пишет.
– Очень может быть, – сказала дама, быстро схватив протянутый конверт; она аккуратно отклеила печать и прочла коротенькую записку следующего содержания: «Аврора, мне надо сию же минуту вас видеть, мне грозит бесчестие».
Перевернув письмо, маркиза быстро пробежала адрес.
– А, так это госпожа Брише! – едва слышно прошептала она. Потом, осторожно приклеив печать, маркиза подала мальчику письмо и золотую монету, говоря: – Мы оба ошиблись. Письмо не ко мне. Но вы постарайтесь забыть нашу обоюдную неосторожность.
И, глядя на удалявшегося посыльного, она прошептала со злобной радостью:
– Наконец я узнала, кто этот ангел-хранитель, которого ненавистный Камбиак призывает в горькие минуты своей жизни!
Брише принадлежал громадный сад, тянувшийся вдоль всей улицы и обнесенный высокой стеной, соединявшей дом с изящным павильоном, окна которого выходили в сад и на улицу. Первая жена Брише устроила в нем свою молельню. Вторая же, как светская женщина, нашла ему другое предназначение. Там, где, бывало, покойница молилась посреди мрачной и простой обстановки, красавица ввела восточную роскошь и приходила сюда наслаждаться прохладой во время летней жары, так как громадные деревья склонялись над окнами ее будуара; это было изящное гнездышко, где молодая женщина проводила несколько счастливых часов, не пользуясь никакими другими развлечениями после грустного случая, сделавшего ее полувдовой. По ее приказанию все окна, выходившие на улицу, были заколочены, и она смотрела только в сад; для сообщения с улицей была сделана в стене маленькая калитка, ключ от которой вставлен был изнутри; отворялась же она раз в неделю по воскресеньям, когда Полина шла в ближайшую церковь в сопровождении Колара.
Хотя Аврора строго соблюдала все приличия и не выезжала в свет, но это не значило, что исчезновение мужа сильно огорчало ее; брак с ним был заключен так быстро, а замужняя ее жизнь была так коротка, что она просто не имела времени полюбить своего мужа. Овдовев почти сразу же после свадьбы, Аврора была поражена исчезновением Брише в тот момент, когда она рассчитывала воспользоваться своим новым положением и весело пожить. В ее жизни богач-муж играл роль друга, недавно приобретенного и сейчас же потерянного; она считала его своим благодетелем. Даже строгий свет не мог требовать глубокой скорби от молоденькой, двадцатидвухлетней женщины, купленной за красоту старым эгоистом, которому она скорее годилась в дочери. Но Полина судила иначе; для нее тайна, покрывавшая внезапное исчезновение отца, была мучительна, и, сознавая всю несправедливость своего предубеждения, она не любила мачеху, думая, что ее появление принесло несчастье в их дом.
Между тем как Полина оскорбилась плохо скрываемым равнодушием молодой женщины, той тоже наскучила вечная печаль падчерицы, хотя она и понимала ее горе. Итак, план Брише не осуществился: дочь его не приобрела себе подругу в его второй жене. Они совершенно отдалились друг от друга. Полина осталась в доме, где все напоминало ей об отсутствующем отце. Аврора же удалилась в павильон, и только большая приемная была нейтральным местом, где они встречались во время посещений старых друзей Брише. Обе женщины старались перещеголять одна другую во взаимной любезности, и посетители уходили, убежденные в их полном согласии. Но хотя обе хозяйки жили отдельно, каждая в своем углу, громадный дом не был мрачен и пуст. Напротив того, в его стенах часто раздавались шумные ликования человека, еще неизвестного читателю.
Это был новый тесть Брише. Но увы! Прежний был гораздо деликатнее и скромнее в своих требованиях. Новый родственник служил капитаном в гвардии и постоянно нуждался в деньгах, вот почему и дал так живо согласие на брак дочери с миллионером Брише. Высокого роста, сильный как бык, с громадными усами, придававшими ему разбойничий вид, страстный игрок, ярый дуэлист, человек сомнительной честности, капитан соединял в себе все блестящие качества отъявленного негодяя. Он считал своего зятя курицей, которую можно ощипывать.
Когда дочь его восстала, узнав о данном согласии такому старому жениху, как Брише, честный отец нашел ей утешение, говоря:
– Тем лучше, что старый, ты скорее овдовеешь, глупенькая!
– Но ведь вы знаете, что я выбрала другого, – возразила Аврора.
– Тем более надо выйти за Брише.
– Но ведь вы же не запрещали мне любить того молодого человека?
– Я и теперь не запрещаю, но это не мешает тебе взять в мужья старого прокурора, – отвечал снисходительный папаша, представитель легкой нравственности того времени.
Но дочь твердо стояла на своем, и капитан, видя, что все его планы могут разбиться вдребезги из-за упрямства молодой девушки, сказал угрожающим тоном:
– Не прикажешь ли убить сперва твоего голубка, тогда ты, может быть, поумнеешь?
Зная, что отец способен исполнить свою угрозу, Аврора испугалась за дорогого ей человека и уступила.
– Хорошо, дочка! – сказал кротко Аннибал Фукье. – Выйди за Брише, и ни один волос не упадет с головы твоего друга, да к тому же его и нет налицо, а отсутствующие всегда теряют.
Через неделю после этого разговора Аврора сделалась женой Брише, но она с такой грустной покорностью приносила себя в жертву, что даже капитан почувствовал угрызения совести и подумал во время брачной церемонии: «Аврора была покорной дочерью, и если только муженек ее не отказывается от стакана вина, то она скоро будет вдовой, я ручаюсь за это».
И действительно, Аннибал в состоянии был отправить человека на тот свет и именно таким способом, так как сам он пил много, но редко напивался допьяна, да от двенадцатой бутылки он только немного разгорячался.
Прежде Брише пугала мысль иметь подобного человека своим тестем, но потом он решил, что, выдавая ему хороший пенсион, можно будет отправить его куда-нибудь подальше; узнав же, какой дорогой ценой приходится покупать удаление Аннибала, только вздохнул, с грустью вспомнив тестя сапожника, довольствовавшегося такой ничтожной суммой.
Понятно, что чувствительный капитан не очень-то грустил об исчезновении зятя и поспешил воспользоваться случаем: под предлогом опасности одиночества для обеих женщин он совсем поселился в доме Брише. Сладко кушая и опорожняя бесчисленное множество бутылок из прокурорского погреба, капитан чувствовал себя как в раю. Щедрый, как все кутилы, он делился своим счастьем с друзьями, такими же бездельниками, как он сам, смотревшими на этот огромный дом как на гостиницу, хозяином которой был Аннибал Фукье. Часто на втором этаже раздавался шум оргий и ссор этого благопристойного общества.
Блаженство капитана было бы беспредельно, если бы не существовало человека, возмущавшего его честную душу. Мы говорим о старом управляющем Коларе; и покуда Аннибал довольствовался кутежами с товарищами, старик ничего не говорил, хотя не скрывал своего негодования при виде их безобразий. Он ежегодно платил пенсион, назначенный самим Брише при том условии, что капитан не будет жить не то что в его доме, но даже близко; но Колар снисходительно относился к несоблюдению этого условия. Когда же Аннибал потребовал увеличения пенсиона, то управляющий наотрез отказался и никакие угрозы не произвели желаемого действия на старика.
– Надо удвоить эту жалкую сумму, – ревел Аннибал.
– Дождусь приказаний моего господина.
– Да он у черта в лапах.