На краю ночи

– Мне это даже нравится…

Она кладёт свою ладонь на мою, смотрит прямо в глаза:

– Знаешь, Рыжунчик, иногда мне не хочется доживать до старости.

Я удивленно смотрю на нее.

– Да! Не хочется… У меня уже сейчас морщины, а в старости… Не хочу, чтобы ты видел меня с морщинами на лице. И мне не хочется, чтобы ты видел меня старой.

– Ты – и старой? Не представляю. Хотя…

– Что? Что «хотя»?

– Представляю… Ты толстая, почему-то маленького роста, крашеные, почти красные волосы и вставной золотой зуб, вот здесь…

Она не выдерживает, замахивается рукой. Я прикрываю глаза, потому что чувствую, сейчас, вот-вот, я получу удар, а вместо этого… ощущаю её ладонь на своей щеке и то, как она притягивает моё лицо к своему,… Чувствую её удивительно мягкие губы и этот волнующий запах, чувствую, как её волосы окутывают моё лицо, и меня обволакивает мгновение счастья… Ах! Я слышу её сердце… Да! Её и моё… И бьются они как одно… Ну хоть возьми и умри прямо здесь, прямо сейчас!

А через мгновение, как бы издалека, я слышу голос… Её голос…

– Я думаю, что люди становятся старыми и толстыми, когда уже ничего не хотят.

– Или ничего не чувствуют…

Её глаза… Её ресницы… И взгляд какой-то особенный, такой… что я опять чувствую своё сердце. Оно не бьется, оно остановилось… И в этой неимоверной тишине я слышу…

– Ты не оставишь меня?

Какое-то страшное беспокойство в воздухе… И мой голос как бы со стороны:

– Как тебе такое пришло в голову?

– Не знаю… Вдруг подумала.

А теперь моё сердце звучит громко, очень громко, так громко, что воробьи, испугавшись, разлетаются.

– Моя жизнь началась с тобой… И с тобой же окончится.

Всё! Сейчас сердце выскочит из груди, упадёт и разобьётся на мелкие, мелкие осколки…

– Какая глупость… Тоже мне, Джульетта…

И в этот момент я понимаю… Я чувствую… Сейчас это произойдет!

Она смотрит на меня и очень серьёзно произносит то, что я не могу забыть:

– Я знаю! Я чувствую… Ты появился здесь ради меня.

Я знаю где, но всё равно спрашиваю.

– Где?

– Здесь!

И она пытается объять руками всё… Всё, что её руки могут объять!

– Здесь! – повторяет она. – Неужели непонятно?!

Мне захотелось улыбнуться, но неожиданно даже для себя я говорю:

– Да! Я здесь из-за тебя! Только из-за тебя!

Одесская осень

Самая любимая пора года в Одессе всегда была осень. Любимая осень. Время размышлений, когда руки в карманах теплого пальто, кофе с друзьями по вечерам у них на кухне и приятная грусть.

Не знаю, помнишь ли, когда ты впервые пришёл ко мне, и мы оба были «подшофе» от твоего любимого коньяка, я тебе открыла дверь в спальню, а сама по коридору отправилась в ванную. Я не видела, зашёл ли ты в спальню, но была абсолютно уверена, что ты смотришь мне вслед, и… я специально для тебя совершила этот проход… Как в замедленной съёмке, я шла, раздеваясь на ходу, медленно бросая одежду на пол. Подойдя к двери в ванную, я сняла трусики, лифчик и боковым зрением увидела, какое впечатление произвела на тебя. Да! Это был полный успех! Это то, чего я добивалась! Это был мой звёздный час! Я была великолепна!

А сейчас… Сейчас я – не я, а грустное подобие меня.

Гуляла сегодня по бульвару Фельдмана, как ты его называешь, постояла у Пушкина, а когда прочитала надпись: «А. С. Пушкину – граждане Одессы», взгрустнула как-то, а всё потому, что тебя нет рядом… Ведь такая осень золотая, а погулять не с кем. И я подумала: «На что? Ну на что я трачу свои лучшие годы?!» Ну сам посуди: молодая, красивая, талантливая (это не я придумала, это цитата из одного письма от особы мужского пола). Это я так, для ревности упомянула…

По телику сегодня видела одного мексиканского гитариста, гитараста, по-твоему. Молодой, красивый, талантливый… Вначале подумала: хорошо ему! А потом… А может, он тоже одинокий, может, ему тоже грустно в эту осень золотую… Села за фоно и стала ему подыгрывать. Подумала, ведь Б-г всё видит, может, Он сжалится над моими страданиями и сделает так, что и этому гитаристу когда-нибудь посчастливится меня по телику увидеть. Как ты думаешь? Ведь может такое случиться? Не правда ли?!

Ещё вспомнила, как мы с тобой сидели на склоне 13-ой станции Фонтана и попивали твой любимый коньяк, спрятанный в бумажном пакете… И как мы болтали, смотрели на звёзды, слушали прибой.

Ну когда ты уже приедешь со своей вонючей практики?

Вчера со Светкой ходили в санаторий Горького на танцы. Должна признаться, мы имели там бешеный успех. В меня влюбились сразу два мужика! Сначала какой-то журналист с киевского телевидения, а потом такой рыжий, здоровенный, сорокалетний мужичонка, не сказал кем работает, правда, но оказался очень порядочным – сразу сообщил, что женат. Я им позволила проводить себя по очереди, а затем, вежливо попрощавшись, упорхнула, держа в зубах веточку акации, которую мне преподнёс этот рыжий.

Он мне очень понравился, как человек и как партнер по танцам. Мы с ним так задорно отплясывали, что нам аплодировала не только публика, но и музыканты. Он мне рассказал очень грустную историю своей первой любви. Я её очень внимательно слушала и… тут же забыла, к своему стыду. Так что тебе рассказать не могу. И про жену свою он мне рассказывал. Говорил, что она очень хороший человек, но его совсем не понимает. Затем он очень сокрушался, что я не смогу с ним завтра встретиться. Я, как могла, его успокаивала, не переживай, говорю, у нас, мол, в Одессе много красавиц, а он сказал, что, во-первых, я красивее всех, а во-вторых, ему не только секс нужен, ему поговорить, у моря погулять, на звёзды посмотреть хочется, и что на самом деле мы с ним не случайно познакомились. Он меня, оказывается, в толпе высмотрел, и как только я вошла, он тут же понял, что я и есть та самая… Женщина-Богиня. Ты ж меня знаешь. Я ж научилась не верить, вам, мужчинам, а ему поверила! Еле сдержалась, чтоб не остаться с ним, и ушла спать, одинокая, как какашка! Крутилась всю ночь, не могла уснуть. Уж очень мне его слова в душу запали – Женщина-Богиня!

Ты, между прочим, меня так никогда не называл! А всё потому, что ты грубый и неинтеллигентный, ну совсем не такой, как он!

А ещё со Светкой ходили в бар «Аксамит Украины». Там было пошло и скучно! Нам даже нализаться не дали как следует. Светка не пила, потому что её тошнило от коктейля, который я ей, между прочим, не советовала. Она сидела скучная и грустная. Публика была там очень странная. Вокруг сидели какие-то альфонсы, перезрелые кокотки с кавалерами и девицы со стеклянными глазами, и музыка была совершенно идиотская… По мне, так уж лучше «Мясоедовскую» «для Роберта, нашего гостя из солнечного Андижана».

Грустные, и ни в одном глазу, вышли мы на улицу, а там ещё и погода мерзопакостная, дождь. Одна радость – быстро поймали машину и разъехались по домам.

Вот такая история приключилась, Изя… Или как тебя там называют на этой гнусной практике, которая мне уже начинает надоедать.

Где-то прочитала, что о лучших минутах нашей жизни мы узнаём от очевидцев. Нет! О лучших минутах нашей жизни мы узнаём, когда расстаёмся с любимыми!

Дарю! И… ухожу к Светке.

Потому что у неё, оказывается, есть коньяк.

Письмо с Кавказа

Не сочти за пренебрежение, что не нашла лучшей бумаги. Увы, другой нет.