Иресиона. Аттические сказки

– Так то скифы, дочка, а ведь и там не оставила его Деметра. Я же иду к эллинам, своим землякам; чего мне бояться?

Однако и Мера разделяла беспокойство своей хозяйки. С недовольным выражением на морде следила она за сборами, и ее укоризненный взгляд как бы говорил Эригоне: как же ты решилась его отпустить? Когда же Икарий, попрощавшись с дочерью, погнал осла вдоль Эразина, собака снова вопросительно посмотрела на хозяйку. Эригона кивнула утвердительно – и Мера, с жалобным поскуливанием, побежала вдогонку за своим хозяином.

«Беги, беги, моя дорогая, будешь ему помощницей, – подумала Эригона. – О, Дионис, Дионис! Только вчера узнала я, какое золотое сердце у моего отца – и сразу разлука! Что ж, придется работать за троих, – она усмехнулась: – За него, за себя и за Меру. Теперь, мои козочки, я уж вам никак не позволю щипать побеги нашей виноградной лозы».

VI

Икарий быстрым шагом шел вдоль долины Эразина, в эту пору года щедро залитой водой. Заметив, что Мера следует за ним, попытался ее отогнать, но убедившись, что его угрозы и даже пинки напрасны, махнул рукой.

Эразин в той местности долгое время течет между двумя рядами холмов к северо-востоку; потом, достигнув равнины, резко поворачивает на юго-восток, образуя Марафонское болото, то зловещее болото, в котором спустя много веков сгинет персидское войско. Оттуда видна уже голубая бездна моря, и все чаще встречаются тут знаменитые заросли камыша, так называемого флеоса, из которого рыбаки плетут свои неводы.

Дошедши до излучины реки, Икарий остановился. Может быть, направиться в Марафон? Таким было его первоначальное намерение, но под наплывом вчерашних воспоминаний он решил дар свой прежде всего преподнести родному городу его жены – Птелею, где не был ни разу после ее смерти. Покинув долину Эразина, он двинулся на северо-восток.

Вскоре дошел он до пригорка с вязовой рощей, которая дала имя городу: Птелей значит Вязовник. Помнил он эту рощу прекрасно – именно там он впервые увидел свою будущую жену в хороводе Артемиды. Роща осталась такой же; но… Что это? Или ему послышалось? И хоровод тот самый: звуки флейты, девичий смех, песни. Он оставил осла под охраной Меры и потихоньку, прячась за уступами холма, подкрался к роще.

Там действительно пели и плясали девушки. Они то делились на два полухория, то соединяли голоса, то каждая пела по отдельности. Видимо, торжественная часть богослужения уже закончилась, теперь молодые почитательницы Артемиды просто забавлялись. Укрывшись за стволом дерева, Икарий мог отчетливо слышать песнь одного из полухорий:

Гордо блестит Филомелы взор:
«Молода, прекрасна, прелестна!»
Златой короной сверкает коса,
Облегая голову тесно.
Точно царица она!.. Но нет!
Ифинои щеки облиты
Румянцем ярким светлой зари —
Греет их жар Афродиты.

Тут второе полухорие дало знать о себе:

Шутки долой! Смотрите сюда:
Есть ли кто в мире краше?
Кто бы сравниться мог красотой
С Антианирой нашей?
Так нас Гелиоса слепит блеск,
Застав посреди равнины.
Но рядом с ней, как лунный свет,
Яснее прелесть Коринны.

После полухория вразнобой зазвучали отдельные голоса:

А что же другие? Скажите нам:
Как упустить из виду
Гладкие щечки Никандры,
Стройный стан Никориды?
А разве погас Андротимы взгляд?
Разве не тешат нам взоры
Каллисто дородная стать,
Лебединая шея Пандоры?

Наконец, соединившись в общий ладный хор, они благочестиво вознесли руки к небесам и запели:

Все они прекрасны, все – но
Ни одна не может сравниться
С Артемидой-Девой – наших лесов,
Полей и лугов царицей.
О Богиня! Воззри на нас,
Заботой вечной лелея,
И с высоты небес охрани
Поля и народ Птелея!

VII

Икарий в немом восторге дослушал песнь до конца: ему казалось, что он помолодел на двадцать лет. Когда умолкли последние голоса, он вышел из-за дерева, за которым скрывался, и громко произнес:

– Красавицы, а кто из вас мне подскажет дорогу до птелейской лесхи? Спешу туда по делу всенародной важности.

Девушки испуганно взвизгнули, но быстро успокоились при виде почтенного крестьянина с сединой в волосах и бороде, учтиво им улыбающегося. Филомела, которая, как дочь демарха, считалась главной в этой компании, отважилась даже на укоризненное замечание:

– А разве прилично гостю, нарушая эллинский обычай, подсматривать за служительницами Артемиды и подслушивать, как они поют?

– Пусть лишит меня своей благосклонности могучая дочь Зевса, если я сделал это умышленно! Нет, мои красавицы, я невольно загляделся на вас: у меня у самого дочка вашего возраста, и я все время думал о том, как хорошо было бы ей петь и плясать вместе с вами.

Филомела сразу сменила гнев на милость:

– И мы будем рады ей, гость, если она так же учтива, как ты.

– А скажите мне, девушки, по какому случаю совершаете вы эти божественные обряды?

Теперь Антианира, предводительница второго полухория, решив, что их старшая уже достаточно себя проявила, вмешалась в разговор:

– Ну как же, гость? Разве ты не знаешь, что в этом году через четыре месяца нас ждет праздник Артемиды Бравронской? Все города Аттики посылают в Браврон своих девушек, чтобы там они стали святыми «медведицами» здешней богини и получили от нее благословение на замужество. Так что и мы не хотим оказаться последними.

– А еще говорят, – добавила черноглазая Андротима, – что сама царица Зевксиппа приедет в Браврон и будет раздавать венки. Правда, Браврон не принадлежит афинским царям, но ради общего согласия град Артемиды намеревается таким образом оказать почет городу Паллады.

– Пусть же богиня почтит вас своей милостью и даст вам победу над дочерями Браврона и над всеми иными.

– О, не так-то легко будет этого добиться, – вставила свое Коринна. – Они очень хорошо обучены. Зато трикорифянок надеемся разбить наголову!

Все рассмеялись.

– Врите себе что хотите, комарихи трикорифские, а нас вам не превзойти.

Икарий усмехнулся. Трикориф был ближайшим соседом Птелея. Это обстоятельство усиливало соперничество между городами. Расположенный среди болот, он особенно страдал от комаров, но, по правде говоря, и Птелею от них доставалось.

– А кто же, – спросил Икарий, – сложил вам эту веселую песнь? Видно, не из чужих он краев, если так хорошо вас всех знает?

– Это ее отец, – ответила Филомела, указывая на Ликориду, – поэт Феспид, житель нашего города. Не приходилось слышать о нем? Он известен всему Четырехградию, а возможно, и всей Аттике.

– Рад буду с ним познакомиться, благородные медведицы, а потому еще раз прошу, чтобы какая-то из вас проводила меня до птелейской лесхи.