Повесть о Верном Школяре и Восточной Красавице

бросает совсем вдруг
тоскливую жизнь азиатского двора,
где лепятся домишки с маленькими двориками
бросает родителей,
старых заботливых невеселых татар
бросает почти взрослого сына
и совсем маленькую меня
бросает насовсем моего отца,
жить с которым всё равно что жить с Франсуа Вийоном
       в оригинале жесткой средневековой бумаги
на среднефранцузском схоластическом языке
и не переведенном ни на какие другие
ни на какие другие понятные языки
погружаться в непонятное средневековье
захлебываться
выплывать в сумрачный Париж Гюго и Бальзака
Но ведь это невозможно – всегда жить так,
всегда жить в их сумрачном городе
всегда внушать себе, что город этот существует,
что ты по нему идешь,
и что ничего больше не будет кроме этого внушения себе,
мучительного
и ведь неправильного неестественного…
Нет, невозможно!..
И она срывается в Москву просто так,
она едет,
ее внезапно осеняет чувство риска
И город, реальный живой город,
по-настоящему существующий город
обновляет ее
овевает порывным летним ветром большой площади
Моя Восточная Красавица легко идет, молодая
золотая под солнцем внезапным
И ветер дергает красно-золотую оборку
шелкового нарядного платья
Город улыбается знакомыми восточными словами —
«арба», «кыта», «балаш»…
В переулках подымается русский модерн
сказочными большими игрушками
доходных домов и причудливых особняков
Самое начало двадцатого века откликается самой середине
Скоро начнется совсем новое время
Прибегут глазастые вывески
частных зубных врачей и машинисток
Слово интеллигенция станет обозначать нечто
летящее прекрасное и ответственное
Инженерно-технические работники и научные сотрудники
ощутят себя наследниками декабристов
Молодые либеральные учительницы поймут вдруг,
что они тургеневские девушки и героини Жанны Моро
Десятиклассницы и первокурсницы сделаются
хорошенькими и небрежными
распустят челочки из-под платочков
почти как Джин Шримптон
И Оттепель накроет огромную страну
И с крыш дождём сорвется капель
и льдины заскорузлые начнут вдруг таять
И все станут коллегами
все разделятся на физиков и лириков
чтобы в свободное от изобретения синхрофазотрона
время
петь про ежика с дырочкой в правом боку
и про цыганку-молдованку
Понедельник начнется в субботу
за миллиард лет до конца света
Иван Денисович проживет свой день на Матренином острове
Автоматы с газированной водой железно заблестят
Елоу, елоу, елоу субмарина!.. – споют битлз
Все затанцуют нечто
похожее на рок-н-ролл
Мой будущий отчим встретил мою Восточную Красавицу

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая

ЛОПАТКИ

Мне было уже девять лет
Я отошла к своему дивану в маминой московской комнате
повернулась спиной
Отец сидел у стола
Посмотри какие у нее лопатки! – сказала мама
и в ее голосе перемешались отвращение и страдание
А! – сказал отец – перерастет…
Мама что-то еще ему сказала, какие-то слова…
Потом они кричали друг на друга.
Отец за мной приехал, потому что кончилось лето…
Отец…
Отчим много раз говорил маме, чтобы она забрала меня у отца
Но она кричала, что он ничего не понимает, кидалась на диван
ничком и плакала…
Саша! – говорил отчим – Саша!..
Мои дед и бабушка звали ее Сание
но в паспорте было написано Александра…
Он не понимал, что если бы она забрала меня у отца,
она отняла бы у отца всё на свете!..
Я обняла Димку, моего любимого младшего брата,
который молча смотрел на нас
Я протянула руки к маме, но она не обняла меня, а сказала