Книга Герцогини

Так будет хорошо для ученой женщины
Но почему никто как будто бы не замечает
остроту и необычность моего ума?
А только нежность груди из корсета,
когда такое платье я надену…
И всё же я понимала,
чуть надувая губы в легком раздражении,
что хороша, красива…
Приглашенный мною собеседник-гость
он выглядел вполне благопристойно скромно
Отложной широкий воротник на нем был
усы бородка
волосы мышиного цвета до плеч
и глаза навыкате печальные…
Мне нравился его широкий белый воротник
с такими острыми уголками
такими треугольными…
Расположились мы на креслах друг против друга
на креслах, щедро резных
с изогнутыми прихотливо ножками
и спинками и подлокотниками,
обитыми плотным шелком и сукном
И на столике между нами бокалы
потому что кувшин кипрского вина
и в миске фарфоровой фламандские вафли
и на блюде гроздья винограда
как раз было время сбора винограда
А собеседник мой из Англии
и вот я буду по-английски говорить
с испанским привкусом на языке и нёбе
как будто это привкус апельсинов
и привкус андалузского шербета
– Я с вами побеседовать хочу, –
обратилась я к его глазам навыкате печальным –
о ваших сонетах, –
сказала я.
И он ответил скучным голосом таким:
– Да, о сонетах.
Ну, давайте о сонетах…
Ему уже стало скучно
И я вижу, то есть слышу:
он меня ни в грош не ставит
ломаного гроша, мелкой монеты за меня он не дает
Ведь я женщина
ценить меня следует лишь за красоту
а мыслей интересных занимательных быть не может у меня
А мою красоту кто не захотел бы купить
но купить никто не может
а только даром, как подарок,
если я отдам.
И вот мне захотелось гадостей наговорить ему
– Ведь вы не дворянин, – сказала я
Он подался со своего кресла чуть вперед
и что-то там забормотал такое,
мол, королева даст ему дворянство…
Я продолжала,
не обращая внимания на его бормотанье:
– А правда, что вы русский, московит?
– С чего вы взяли?
О! О вежливости он забыл…
– Так. Ходят слухи, – издевалась я.
– Неправда, – он ответил коротко и напряженно.
– Как жаль! – мой голос издевательский звучал так мелодично, –
Мне говорили, с московитами бывает интересно –
издевалась я над ним…
Я разозлилась
Пальцы растопырила немножко,
как будто прямо вдруг ему в глаза
ногтями длинными, окрашенными в красное,
как кровь.
Но я не стала пальцами ему в глаза
Я указала только на картины на стене
И меня он понял наконец-то
Пробормотал «Простите»…
Ну а я сказала так,
ему сказала,
смутным полукругом легким комнату рукою обмахнув,
я говорила об одной картине
– Здесь так тепло, – сказала я, –
и кипарисы вдоль дороги
и ветерок в двусветном солнечном окне…
картина неизвестного художника
А там в Голландии –
смотрите на картину – другую,
там катанье на коньках, на толстом льду
на льду ужасном в Дантовом аду
Нет, мы об этом после будем говорить
Сейчас я просто быстро вспомнила,
как я люблю кататься на коньках,
катиться медленно – большие рукава
и руки в пышной муфте –
кисти рук…
Он глянул на голландскую картину, и уверенно, так по-мужски
сказал:
– Конечно, Брейгель; только я не помню –
Старший или Младший…
Я прервала его:
– Что думаете вы о символах?
– Что думаю? Что символы важны
для веры в Господа…