Андрюшка

Андрюшка
Фаргат Закиров

Подростковый период, пожалуй, самое сложное время для всех, кто проходит его. В этот период подросток как бы устанавливает свои собственные границы мировосприятия и собственное понимание и отношение к различным вещам. Герой моего рассказа, подросток из неполной семьи, на собственном опыте познает негативное влияние со стороны взрослых на свои поведенческие модели. Но легко ли отдавать себе отчет в своих поступках, когда ты еще лишь подросток, живущий мечтами и надеждами на не слишком трудную, счастливую и яркую жизнь? Фото для обложки – из личного архива автора.

I

Андрюшка был весьма замкнутым в себе подростком: тщедушный, бледный, с болезненного цвета худым лицом, усыпанным веснушками, большим неулыбчивым ртом с тонкими губами. Оттопыренные его уши едва ли не просвечивались, что являлось предметом насмешек и обидных прозвищ со стороны одноклассников.

Ко всему прочему, одиннадцатилетний школьник был весьма рассеянным и медлительным, с отсутствующим взглядом. По мнению его классной руководительницы Светланы Григорьевны, он «ворон считает», а его мать, Ольга, называла сына мечтателем и часто раздраженно покрикивала: «Хватит в облаках-то витать! Вернись уже с небес на землю!..» – и плакала. Она часто плакала, тихо, не в голос.

Андрюшка в такие моменты молча сносил упрёки, виновато понурив голову, и мысли его и вправду бывали где-то далеко-далеко, за пределами этой серой домашней реальности. Он не переносил слез матери, но будучи не в силах уйти и оставить мать одну наедине со своими переживаниями, оставался рядом и лишь в своих мыслях убегал в те далекие сказочные страны, описанные в приключенческих книгах. В страны, где нет слез.

Читал Андрюшка жадно и много. Он представлял себя путешествующим вместе с героями, о которых читал, был их другом и соратником, хотел быть похожим на них. Своими размышлениями, мечтами подросток ни с кем не делился, он хранил их в своем сердце, это было его сокровенной тайной.

Ольга переставала плакать и, вытирая ладонями слезы с покрасневших глаз, обнимала сына. «Горе ты мое луковое!» – произносила она, силясь улыбнуться, и Андрюшка, вернувшись к реальности, обнимал мать в ответ. Он думал: «Ну почему я – горе? И почему именно луковое?». Мать наконец выпускала сына из объятия, и он, вздохнув, уходил к себе в комнату делать уроки.

II

Воскресенье сегодня выдалось солнечное, был сентябрь, стояло бабье лето. Андрюшка любил выходные, когда не было вокруг надоедливых одноклассников, учителей, самой школы. Утром приходила баба Маня, соседка, жившая этажом выше, и мать уезжала с ней в собор. Андрюшка наконец-то оставался дома один, предоставленный самому себе.

Проводив мать и закрыв за ней дверь, он спешно завтракал и забирался снова к себе в постель, читал книги. Иногда он откладывал книгу и подолгу, уставив взгляд в одну точку на потолке, видимую лишь ему одному, предавался размышлениям.

Он думал о маме, о том, почему она такая несчастная и часто плачет; он думал о том, почему ушел от них отец и куда? У мамы он об этом больше не спрашивал, так как, спросив однажды, ему уже пришлось пожалеть о том: мама рассердилась на него, кричала, называла неблагодарным ребенком, упрекала, что он, Андрюшка, весь в отца своего, и велела больше не упоминать о нем. А затем мама снова долго плакала.

Впрочем, отца Андрюшка не любил и очень боялся. Он был рад, когда отец ушел от них. Тот и раньше часто пропадал месяцами, а когда появлялся, то беспробудно пил и бил маму, а порой и его. Андрюшка вспоминал, как отец отправлял его за водкой в магазин, а напившись, почти всегда находил причину, чтобы отвесить звонкую оплеуху сыну. Он орал, ругался какими-то непонятными словами и лупил Андрюшку, но тот даже не пытался понять смысл этих слов. Он стоял, ужавшись и втянув голову в плечи, закрыв глаза, и только плакал. Каждый подзатыльник отзывался глухим звоном в голове, и на ум почему-то приходил звук резинового мячика, ударяющегося об асфальт. В его памяти всплывали строчки из детского стишка: «Мой веселый звонкий мяч…» Строчки из его далекого детсадовского детства. Затем отец уставал «воспитывать» сына и уходил к себе в комнату, засыпал, а Андрюшка, успокоившись, потихоньку выбирался на улицу и гулял там дотемна, пока с работы не возвращалась мать.

Наконец, скука одолела мальчика, и он, выбравшись из-под одеяла, стал одеваться. Собравшись, он взглянул на часы в прихожей, было уже двенадцать часов пополудни. Андрюшка вышел в подъезд и, закрыв за собой дверь на ключ, поскакал по ступенькам вниз, во двор. В голове его опять навязчиво звучал стишок:

«Мой веселый, звонкий мяч,

Ты куда помчался вскачь?

Желтый, красный, голубой,

Не угнаться за тобой!..»

III

Выскочив вприпрыжку из подъезда, Андрюшка бросил на ходу «здрась-сте!» сидевшим на скамье у подъезда старушкам и направился через весь двор к арке, ведущей на оживленную, залитую жарким солнцем пыльную улицу. Приметив в конце двора знакомых ребят, он ускорил шаг, чтобы остаться незамеченным ими, и прошмыгнул в прохладный полумрак арки. Оказавшись на оживленной улице, мальчик остановился на мгновение, раздумывая, пойти ли ему на набережную или в парк; и, сделав выбор в пользу набережной, повернул налево.