Исповедь

Что тебе этой славы и горечь, и блеск?
Слушай лучше волны шелестенье и плеск.
Невозможен союз, невозможнее нет:
Зайтуна и бездомный, бездольный поэт.

Тёплый воздух по-летнему благоухан.
Всё вас сватал лукавый Фатых Амирхан.
Только вряд ли в мираж этот верил и сам.
Отдохни, Зайтуна, поброди по лесам.

Жаль мне этой давнишней девичьей тоски.
Здесь крепки и привычны традиций тиски.
Промолчи о смятенье, родных не пугай,
и не стой над рекой, не приедет Тукай.

Умирает поэт, и немеет народ.
Молча плакали люди: он умер. И вот
ленту жизни его не раскрутишь назад.
Был ли счастлив Тукай? Или жизнь —
это ад?

Конфетти разноцветным обсыпало нас,
серпантином связало на жизнь – не на час.
При знакомстве он только молчал и краснел.
Всё шутили, а он улыбнуться не смел.

Он застенчив, – твердишь ты, – не шлёт
он письма.
Не могу же, – горюешь, – признаться сама.
Ты по-детски надменна, наивна, юна,
что девчонке-гордячке поэт, Зайтуна?

Я брожу вдоль реки. Огоньки на реке.
Пароходов гудки чуть слышны вдалеке.
Жизнь промчалась, как вихрь, изменилась
страна.
Не грустите, ханум! Улыбнись, Зайтуна!

К Вам придут расспросить через множество
лет:
Расскажите, каким был великий поэт.
И, взглянув на людей, чьи слова так тихи,
Вы прочтёте Тукая живые стихи.

Два языка

Я – черенок иного древа,
привитый чуждому стволу.
Без ложной радости,
без гнева приемлю
трансплантацию свою.
Я со стволом срослась.
Его корнями
нащупываю с миром связь,
его плодами плодоношу,
годами в себе его судьбу ношу.
Я со стволом срослась.
Лишь в непогоду
по капиллярам глухо память бродит.
И тщетно ищет, не находит
иных, неведомых корней.
И возвращается. И ноет.
И бред её, как ритм иного языка,
в висках моих стучит.
И речь моя, как клёкот дикой птицы,
забытыми
созвучьями
звучит.

II. «…Вот она, твоя работа, если ты поэт…»

«От обиды стихов не напишешь…»

От обиды стихов не напишешь
(это будет не стих, а донос).
Только радость, которою дышит
жизнь, воспринятая всерьёз,
средь упорства, тоски и отчаянья —
мимолётный душевный уют,
лишь гармония,
как бы случайная,
только счастье —
стихи создают.

«Как хорошо страницу за страницей…»

Как хорошо страницу за страницей
с утра за стол садиться и писать,
работать, как тилинькают синицы, —
какая это, право, благодать!

А я свои семейные невзгоды
в уме держу, и как мне совладать
с житьём своим, как с морем в непогоду
ревущим? Надо чем-то обладать,

чего я не умею, не умею.
Но я, наверное, всё же научусь.
Я выдержку приобрету, и с нею