Человек, который не хотел любить

«Он итальянец, – подумала София, – и наглец».

Танкреди улыбнулся. София уставилась на него. У него было поджарое, хорошо очерченное телосложение. Он был высокий и мускулистый, но пропорциональный. Он мог быть кем угодно, даже опасным типом. Его улыбка, однако, уверяла или скорее намекала на то, что в нём было что-то особенное, что-то, от чего он страдал. Она покачала про себя головой. Пересмотрела фильмов. Это был просто незнакомец, который хотел завязать разговор. Или ещё хуже, какой-нибудь нищий, который хотел украсть её сумку, воспользовавшись своим обаянием. Но невольно он захватил её внимание.

– Да, я знаю, кто такой Магритт. Но что-то не могу вспомнить ни одной его картины, где двое персонажей теряют время.

Танкреди улыбнулся:

– Помнишь ту картину, где нарисована трубка? Её большинство людей знают. А внизу подписано: «Ceci n’est pas une pipe…»

– Что значит «Это не трубка». Я говорю по-французски.

– Я даже не сомневался, – улыбнулся он снова. – Ты же не дала мне закончить. Эта картина означает, что всё, что существует, на самом деле не существует. Трубка – это нечто большее, это не просто трубка, это её изображение, это мужчина или женщина, которые её курили, или же это просто знаменитая картина. Как и мы… – София изо всех сил пыталась понять, что он имеет в виду, но её отвлекала его красивая улыбка. – То есть мы не просто персонажи, которые теряют время. Если бы нас рисовал Магритт, мы, возможно, были бы совсем другими. Оказались бы на его картине в каком-нибудь параллельном измерении… Мы могли бы быть двумя влюблёнными из прошлого при дворе короля или прогуливающимися по Парижу, Нью-Йорку или по лондонским паркам; могли бы играть в огромном театре, быть одетыми в непонятные костюмы. Почему ты увидела в нас лишь трату времени?

Почти опьянённая звуком этих слов, София позволила увлечь себя картинами, которые описывал Танкреди. Они две модели Магритта… Этот человек продолжал улыбаться и говорить, а она почти не слушала, утопая в его глазах, в его забавной уверенности, что всё это возможно.

– Или, может, ты пианистка, играешь в концертном зале Парижа, а я рядом за твоим роялем, перелистываю страницы.

Последний образ, словно толчок, вернул её к реальности и к невозможности всех этих фантазий.

– У меня для тебя плохие новости, – Танкреди замер в удивлении, на его губах застыла очередная идея. – Магритт умер много лет назад.

София обошла его и начала спускаться по ступеням церкви.

Танкреди тут же последовал за ней:

– Ты заставляешь меня волноваться. Да, я знаю… Но почему ты убегаешь? Погоди…

Он остановил её, прежде чем она спустилась. София посмотрела на его руку, схватившую её, но она не испугалась, а скорее наоборот. Она ощутила какой-то трепет, абсурдное чувство. Она была словно одним целым с этим незнакомцем. Ей было стыдно за своё желание, которое переполнило её внезапно в ту секунду. Её сердце сильно забилось. «Что я делаю? Что на меня нашло? Я сошла с ума? Да. Разрушить всю свою жизнь, занявшись с ним любовью вот так, на этих ступенях, позволяя взять себя на пыльных, сырых камнях». Она не могла поверить в то, что происходит в её голове. Её дыхание сбилось, стало дышать труднее. Она посмотрела на него. Но Танкреди ничего этого не понял.

– Прости… Я просто не хотел, чтобы ты ушла. – Он отпустил её руку. – Ты не веришь, что случайности не случайны? Сегодня у меня был самый обычный день, я вышел на пробежку, как вдруг начался ливень, какого уже давно не было, и я спрятался в церкви… Ты знаешь, сколько я уже не был в церкви? – Танкреди вспомнил Клодин, но только на мгновение. – Уже лет двадцать… Я должен был встретить тебя, чтобы снова поверить.

София улыбнулась:

– Не смеши меня. С таким не шутят.

– Нет, это правда, я увидел, ты мне улыбнулась…

– Что ж, значит, я тоже ошиблась.

Танкреди остановился и глубоко вздохнул:

– Ты права. Давай начнём с начала. Тебе не кажется, что это знак свыше? Что-то навевает мне мысли о том, что наши жизни идут не так, как нужно, и нам нужно начать всё с начала, с сегодняшнего дня…

София молчала. Танкреди думал о том, что она не ушла, а стоит и слушает, – это уже небольшой успех. Он не должен терять время, ему нужно снова завлечь её.

– Давай воспользуемся этой возможностью, узнаем друг друга получше, выпьем кофе, сходим в бар… – Он указал на маленький бар недалеко от них. – Проведём немного времени вместе… – Он видел, что она сомневается. – Один час. Всего лишь час, а затем поймём, имеет ли всё это смысл и стоит ли оно того, и, может, наши дороги разойдутся. Но что, если нет? Что, если всё получится? Может… Кто знает, что всё это значит… А иначе будем задаваться этим вопросом всю свою жизнь, так и останемся с нерешённым сомнением…

София на минуту задумалась. Новая жизнь… Она вспомнила свои вчерашние мысли перед зеркалом на кухне, вспомнила свою усталость, убегающее время, весь мир в движении и свою обездвиженную жизнь. И потом она вспомнила свой обет. А кто был этот человек перед ней? Этот парень. Да, он красавец… И что? Ему нужно приключение, внезапный секс, может, он украдёт её сумку, как только она отвернётся, может, ему нужны её деньги. Да, говорит он складно, но слов не всегда хватает. Жизнь – это другое. Здесь нужны факты. Жизнь нужно выстраивать. Возможно, когда-то она была поверхностной, капризной, такой же, как и все, но, к лучшему или худшему, её жизнь изменилась. Теперь София чувствовала себя важной и нужной для Андреа, чтобы ему стало лучше, чтобы он выздоровел.

Она получше рассмотрела этого парня перед ней. Его глубокие синие глаза, полные надежды, ждали её ответа. То, что он сказал ей, могло стать поворотным моментом в её жизни. София молчала и невольно закусила губу. Он был прекрасен, и его уверенная улыбка очень ей нравилась, он привлекал её и пугал, будто рискованная авантюра. Затем вдруг она поняла… Этот человек был испытанием. Он был похож на её постоянное желание сесть за пианино и начать играть.

Она глубоко вздохнула, вновь обретя силу и равновесие:

– Мне жаль. Нам придётся жить с этим сомнением.

София продолжила идти, спускаясь по последним ступеням, и зашагала в сторону машины. Танкреди продолжил следовать за ней, терпя поражение. В отчаянии он искал, как ещё её можно остановить, завоевать, привлечь её внимание… Но ему ничего не приходило в голову, он ничего не знал об этой женщине, кроме того, что она была великолепна, что она его околдовала, что никогда в жизни ещё он не чувствовал себя таким увлечённым, таким чертовски захваченным, так отчаянно завоёванным.

И он попробовал сделать последний ход:

– Я не верю, что тебе совсем не любопытно, что ты не хочешь дать шанс…

– Кому?

– Нам.

София улыбнулась:

– Нам? Но мы ничто.

– Неправда. – Танкреди говорил серьёзно. – Каждый раз, как ты встречаешь кого-то, твоя жизнь меняется. Хочешь ты того или нет, но мы уже встретились. Я вошёл в твою жизнь, а ты в мою, как та музыка в церкви и твои руки, играющие в тени, пока ты сидела, закрыв глаза…

Софию поразило, что он всё это видел.

Танкреди продолжил:

– Кто это был? Шуберт, Моцарт…

– Бах, «Страсти по Матфею».

– Вот, прекрасно, произведение, которое я никогда не слышал, которое я не знаю. Всё это кажется мне знаком свыше… – София подошла к машине. Танкреди встал перед ней: – Ты мне не веришь? Скажешь что-нибудь или нет?

– Да, – София села за руль, – что тебе стоит узнать побольше композиторов.

Она завела машину и уехала.

Танкреди остался один посреди улицы и крикнул ей вслед:

– Я согласен с тобой! Я узнаю!

София посмотрела на него в зеркало заднего вида и улыбнулась: «Ага, только больше у меня не будет возможности задать тебе вопросы на знание истории музыки». Она даже не представляла, как сильно она ошибалась.

Танкреди проследил, как машина повернула в конце улицы. Он начал рыться в карманах штанов. Ничего. У него ничего с собой не было. Для Грегорио Савини это будет плёвое дело. Нужно только не забыть номер её машины.

Глава двенадцатая

Как только Андреа услышал, что дверь открывается, он быстро дописал предложение и закрыл файл. Он был доволен, у него выходила отличная работа. София потеряет дар речи.

– Привет, – сказала она и улыбнулась.