Как-то будучи дома в краткосрочном отпуске по фронтовому ранению, принялся рыться в семейном архиве.
И в груде пыльных фотографий, документов, множеста, теперь уже никому не нужных, финансовых счетов нашел толстую тетрадь в зеленом коленкоровом переплете, а так же пачку мятых листов, испещренных знаками скорописи:
– Мама. что это? – раскрыл он слипшиеся от времени страницы, вкривь и вкось покрытые карандашными записями.
Та ответила с немецкой уже педантичностью.
– Фронтовой дневник Романа Федоровича и то самое письмо что солдат привез.
Посеяв зероно любопытства в душу сына, изнывавшего в тот час от вынужденного безделья.
– Вот оно что! – заинтересовался Курт.
Времени у него свободного тогда было много, и он углубится в содержание записей барона.
Конечно, долгие годы, прошедшие с тех пор, как он совсем мальчишкой готовился к поступлению в петербургскую гимназию, не прошли даром.
Хотя уже утерян был и навык русской разговорной речи, но все же сумел Курт разобрать содержание записок. Тогда же и ахнул:
– Это же ключ к сокровищам!
Но ключ-то был, а вот до замка, плотно закрывавшего тайну барона Унгерна, самому добраться не удалось.
Снова попал на фронт, а тем:
– Разве до поисков?
Но не было бы счастья, да несчастье помогло.
Выручило новое ранение: попав на излечение в Берлин, решил обратиться к старинному приятелю семьи – советнику Ласнеру, занимавшему крупный пост в политической разведке.
Он-то, всерьез заинтересовавшись необычным завещании былого диктатора Монголии – Хутухты, сумел сперва перевести Курта под свое начало, после чего дал ему особое поручение.
И с тех пор поиски пошли с новой силой. Так и вышли на финишную прямую. Ленточку же предстояли пересечь Курту именно в Варшаве, куда привела следы человека, точно знавшего судьбу военных трофеев Унгерна.
В памяти Курта Штернберга словно отпечатались строчки из заветной баронской тетради:
«…Знаю, что ждет меня смерть… Красные не пощадят и предстоящий суд – чистая буффонада. Но одно радует – сумел я таки разбудить этот азиатский народ на священную войну. Будут еще потомки Чингисхана, народы монгольской рассы править миром. Создадут азиатскую федерацию и под главенством Китая наложат новое иго на Европу. Начало же будийскому военному ордену я положил хорошее. И доверил его надежному человеку – Фердинанду Оссендовскому. Это он до поры до времени запрячет мою казну, чтобы потом финансировать очистительный поход азиатов против красных. Средства же для того вполне достаточные…»
– Да, доверил дядя тому поляку много – 24 ящика с золотом. 120 килограммов алмазов, большой расписанный узорами сосуд с драгоценными камнями, – слово в слово помнит опись Курт, – только обманул его прохиндей, прикарманил ценности, завещанные расстрелянным чекистами генералом.
Долго, ох, долго искали они с советником Ласнером следы Оссендовского.
Пока не нашлась единстенная ниточка, потянув за которую, можно было размотать клубок тайны:
– Еще несколько часов и душу вытрясет Курт из этого старика.
Заставит сказать правду:
– Куда дел сокровища?
…Иллюминаторы, щедро утыкавшие борта транспортного «Юнкерса» посерели от рассвета.
В салоне уже можно было оглядеться по сторонам, различить:
– С кем свела судьба в этом неожиданном спецрейсе?
Курт поднял воротник шинели, зябко уткнулся лицом в скрещенные на груди руки. Попытался уснуть, но тут лязгнула дверь в пилотскую кабину. Из проема показалась голова пилота в черном кожаном утепленном летном шлеме:
– Подлетаем. Под нами – Варшава.
На аэродроме уже, видно, были предупреждены о визите гестаповского чина из Берлина с особым заданием.
Курта Штернберга ждала кургузая трофейная машина. Возле которой переминался с ноги на ногу пожилой водитель.
– Очевидно, из запасников, призванных после тотальной мобилизации.
Сделал вывод офицер по особым поручениям.
– Извините, господин оберштурмфюрер, но другой свободной в гараже не было. С транспортом сейчас туго – весь на фронте.
Виноватый тон водителя хоть и не прибавил настроения посланцу советника Ласнера, однако он и из этого попытался извлечь свою выгоду.
Ухватился за повод обойтись без лишних свидетелей:
– На этой колымаге я и сам справлюсь, – заявил барон. – Отправляйтесь в часть, а вечером я пригоню машину сюда же, на аэродром.
Солдат не возражал:
– Как изволите.
Дорожная карта и путевые ориентиры польской столицы еще в Берлине были изучены Куртом до мелочей.
И все же ему пришлось изрядно поплутать, разыскивая в предместье огромного, разрушенного войной города, неброское местечко Жулниви – последнее пристанище душеприказчика опального барона Роман Федоровича Унгерна фон Штернберга.
Глава шестая
С улицы нужный дом – некогда красивый особняк под красной черепичной крышей казался нежилым.
Тропинка от кованой из железных прутьев калитки была запорошена толстым слоем снега. И, несмотря на морозное январское утро, над трубой – ни дымка.
– Может, околел старик? – с растущей в душе тревогой подумал Штернберг.
Через опущенное стекло кабины долго смотрел он на жилище человека, в чьей власти было осчастливить его или оставить как сейчас – буквально нищим.
Не заметив на длинной, утыканной голыми в эту пору тополями, улице ничего подозрительного, Курт мягко зашагал по сугробу, направляясь к крыльцу.
Рыхлый снег по щиколотку скрывал его ноги в крепких хромовых сапогах: