Здраво полагая, что где – то мог иметься тайник, а то и просто остались записи воспоминаний на одном и множества иностранных языков, которыми в совершенстве владел при жизни нынешний покойник.
– Только они теперь могут пролить свет на тайну! – укрепился в своей уверенности майор, добивавшийся разгадки запутанного дела не только здесь, в Польше или на Родине в Советском Союзе, но и в соседней Монголии.
Конфисковав пару грузовиков, брошенных прямо на обочине дороги из-за пустых бензобаков, Дауров сначала решил тогда вопрос с их заправкой.
Просто остановил первую попавшую колонну красноармейцев и без труда убедил их командира:
– Слить из машин по несколько литров горючего для команды, выполнявший специальное задание по линии Управления «Смерш».
После чего, солдаты, трудясь в поте лица, набили кузовы машин добром, нажитым Оссендовским.
Стараясь при этом не оставлять в доме ни единого клочка бумаги.
Добыча, доставленная в Особый отдел фронта, не могла, разумеется, заменить собой непосредственного «языка».
Но и тогда еще была надежда отыскать в ней, хотя бы тоненькую ниточку фактов, потянув за которую, можно было размотать весь клубок дел, натворенных поляком в далекой Сибири.
Несколько месяцев кряду каждый автограф Оссендовского изучался, чуть ли не под микроскопом целой оравой дешифровщиков и переводчиков. Пока и этой работе не подошло, неожиданно скандальное, завершение.
Как ударом молота по голове, оказалось для Даурова обвинение в мародерстве.
Выяснилось с запозданием, что и в польском, и международном обществе, в том числе и союзных государств, имя Фердинанда Оссендовского звучало вполне весомо.
Потому, когда стали выяснять его судьбу после фашистской оккупации, то нашлось немало очевидцев, сообщивших новому руководству Польши о том, как обчищался до бумажки, дом, уже мертвого в ту пору, ученого – географа.
Возник скандал.
Замять его удалось с большим трудом, и только лишь после того, как Министерство Иностранных дел СССР принесло свои извинения и обязалось принять необходимые меры по улаживанию конфликта.
Все, вывезенное командой Даурова, было возвращено – уже в качестве исторических ценностей во вновь образованный Дом-музей ученого.
Тогда как виновного в разграблении архивов географа, привлекли к суду военного трибунала.
Приговор, однако, был не очень суровым, по меркам военного времени.
Всего – то и дали разжалованному майору Даурову пять лет заключения с лишением всех званий и наград.
– Только я искал следы пана Фердинанда не ради службы, а еще и по делу совести, в память о прежнем общении, – поведал заключенный подсобник картографа своему новому начальнику – Полякову.
Решился на откровенность, когда почувствовал, что перспектива скорейшего освобождения может оказаться «с душком».
Он и прежде не жил, что называется, одним днем. Обладая большим опытом оперативной работы, старался всегда оставлять кое-что на запас:
– Если вдруг понадобиться оправдаться в своих поступках или иметь неоспоримые доказательства, погребенные бесследно в секретных архивах.
Вот и трудясь над бумагами Оссендовского, что мог скопировал.
Особенно это касалось материалов сибирского региона, где успел побывать в своих путешествиях польский авантюрист.
И не просто перерисовал карты и сфотографировал самые интересные тексты еще в ту пору майор Дауров.
Большую часть своих находок успел отправить с оказией – демобилизованными солдатами на Родину.
– У меня и теперь есть в надежном месте все, что успел составить Оссендовский, только далеко отсюда, – закончил свое повествование – исповедь Дауров.
Лейтенант посочуствовал ему сперва из элементарной вежливости.
Но опять вернулся к разговору заметно приободрившимся, когда понял, что срываются сроки работ, да и проживала семья Дауровых не так уж далеко – в Новосибирске.
К тому же и адрес оказался знакомым.
Потому техник-лейтенант решил обойтись без прежнего хитрого подходца, действуя напрямую:
– Так это же почти рядом с Топографическим техникумом, где сам учился на специалиста картографа!
Теперь он сам завел разговор с подчиненным:
– Вот сейчас бы нам карта Оссендовского вполне могла пригодиться, – заметил Сергей Львович. – Тогда бы мы гораздо быстрее заполнили «белые пятна» на территории, определенной экспедиции для изыскательских работ.
Далее техник-лейтенант еще более конкретно развил свою мысль:
– И тогда, обещаю Вам, возможны положительные оргвыводы.
Подразумевая поток поощрений – в виде наград одному и снятия судимости с другого.
Оба пришли к единому выводу, о том, что следует, как можно скорее, привезти из Новосибирска трофейные бумаги.
Оставалось только подобрать приемлимый повод для такой поездки и снарядить гонца надежными рекомендациями.
– Выбор тогда пал на меня! – рассказывал продолжение своей юношеской «одиссеи» сельским школьникам-туристам старик Чепоков. – Мне даже самому очень интересно было съездить в большой город. Мир, как говорится посмотреть т себя показать!
Кимандировали парня с определенной целью:
– Доставить необходимое техническое оснащение из учебного заведения топографов, где у бывшего выпускника – лейтенанта Полякова оставалось до сих пор множество знакомых преподавателей, способных выручить его в важном государственном деле.
Однако, главное поручение Ванюшка Чепоков получил на словах, вместе с почтовым конвертом, на котором, выведенный химическим карандашом, синел обратный адрес семьи Дауровых:
– Зайдешь к ним и попросишь документы, которые я супруге выслал еще из Польши, пока не попал под трибунал! – строго-настрого наказал своему молодому порученцу Сергей Львович.
Заодно чиркнул еще и письмецо родным в несколько строк.
В качестве конкретного подтверждения правильности того, что мог устно рассказать парень – как и чем живет теперь заключенный-картограф Дауров.
– Все выполнил так, как было велено, – довольно заключил Иван Карпович. – Вот она – сумка полевая с картами.
Он кивнул на, уже хорошо знакомую ребятам, планшетку, привезенную тогда из Новосибирска.
И для пущей убедительности добавил: