Камея Дианы. Повесть

Он учился в университете, в столице общей Большой страны, которая еще не была недружелюбным соседом. И поражался, почему сверстники не знают этой его печали, того, что творится в них и вокруг, и остаются в коконе знаний, что дают единые учебники, ЕГЭ и телевизор. Они не знали внешкольной литературы, философских споров великих людей, тем более самой философии. Как можно прожить жизнь, не читая литературу, философию? Брать идеи только из телевизора?

Его старший друг Нелепин смеялся:

– За что на них злиться, если голова не способна осмысливать свою жизнь? Видят фотографично, и не могут извлечь идею, смысл. Это и у много переживших людей! Впрочем, сон разума свойственен и целым народам.

Во время перелома в жизни страны произошло раздвоение в головах, и даже друзья стали по разные стороны. Есть черта, после которой близкое и понятное друзьям перестают быть общим переживанием. «Как они могли?» Он удивлялся: черт знает, почему так происходит с людьми?

Но друг Нелепин не верил в необъяснимость перемены мыслей друзей. Убеждения складываются в сознании как равнодействующая из всего, что человек впитывает в себя, как губка. Такими они сохраняются неизменно, хотя большинство умеет ловко приспосабливаться, затаив свою суть. Только трудно распознать их вовремя.

У таких людей, с остановленным кругозором, нет внутреннего роста. Их не мучают вопросы о смысле их судьбы. За ненадобностью или из душевной лени. Даже у тех, кто много читал, поглощая уйму книг, и сам писал статьи или книги.

Есть такая порода людей: внезапно наливаются кровью, когда кто-то открыто говорит о своих сомнениях в политике власти, в их приспособленчестве и пристрастии к конспирологии – теории мирового заговора.

Стефан провел жизнь в мучительных мыслях, как избавиться от «ватности» своего характера, неопределенности в себе, когда бегают глаза, не зная, что сказать о том или ином жгучем вопросе. У него в детстве не было Учителя (разве что Нелепин?). Это самая большая беда! В школе преподаватели были какой-то невзрачной полегшей травой. Настоящие Учителя куда-то исчезли. Он самостоятельно влекся к удивительным книгам, открывшим мир, правда, потом многие стали такими же серыми в своей относительной истине.

Сколько перелопачено книг, которые в новой эпохе остались хламом, сколько исписано дневников, чтобы, наконец, ощутить в себе твердый стержень, выходящий подлинным убеждением и словом. С настоящим Учителем путь был бы намного короче.

Ему, провинциалу, было гораздо трудней пробиться к себе, чем столичному тепличному растению, окруженному книгами и живыми знаменитыми мыслителями.

Со временем в нем наросло что-то упрямое, способность разметать чужие сопротивляющиеся предубеждения, чтобы застолбить свое. Черта лидера.

5

Главе было тесно в трезвом трехмерном мире современников, и он пытался найти новые модели развития.

Хотел создать прочную квантовую структуру гражданского общества. Но пока сохранялась прежняя крепкая, не укусишь, структура управления, которую все бессознательно считали нерушимой и сакральной, хотя ежились от ее холода, как от ненастной погоды.

В юности он мечтал, что в своих книгах изобразит всех насильников, воров и взяточников, припечатает вплоть до подлинных имен и фамилий, с указанием адреса, чтобы их презирали и ненавидели. И только позже испугался, что это воплотилось в сайте-указателе ярого националиста, по наводке которого стали убивать несогласных.

В туманной дали он видел колышущуюся массу, которая опомнилась от чада выживания и постоянно необходимого потребления, и новая жизнь вдохнула в них великую национальную идею, владевшую их молодым лидером, когда народы, «распри позабыв, в великую семью соединятся». И главным отличием страны стали не «дураки и дороги», а «личности и гладкие, как смазанные маслом, пути», ведущие в неведомый волнующий горизонт.

И сейчас иногда он по-детски мечтал, чтобы Создатель сверху сделал работу за него: мгновенно смахнул весь мусор, накопленный трехмерным миром жестоких предрассудков. Сразу вытащил за ушко из теплых ячеек всех тупых чиновников, скрытых взяточников и коррупционеров, мешающих стране выйти из вековой нищеты. И назначил новых, честнейших идеалистов, в том числе его, и новое правление, наконец, сдвинуло страну из тысячелетнего нищенства во всеобщее процветание, наступила чудесная жизнь в спорах идей на вершинах мысли, мирно дополняющих одна другую.

Почему он не может, как того хочет большинство народа, сразу сковырнуть всю устоявшуюся тягомотину и установить Город Солнца? Чувствовал, как тяжело и малоподвижно все, чем живут люди. И захотят ли в самом деле выбраться из того, что их угнетает?

У чиновников пирамиды власти в голове ясная определенность планов, накладываемых на сырую реальность, и верно улавливают свою выгоду в четком следовании общей линии.

Это отнюдь не свойство унаследованных от предков генов, или так устроенного мозга. Извечно вертикальная система власти, устраняющая за неповиновение, обтесывает своих надежных солдат, как большевиков, «отлитых из стали», с готовым смыслом жизни, и не осознающих, отчего вдруг умирают. Это обычно ярые защитники общепризнанных норм, и не терпят ничего рискованного, расшатывающего их уверенность.

Глава часто ругал их за просчеты, как будто хотел перевалить на них свое бессилие, и свою ответственность. В других обстоятельствах, если бы их не связывал с ним тяжелый камень черной работы и ответственности за страну, они, наверно, были бы отличными товарищами, открытыми и достойными дружбы.

Другая ветвь власти – Парламент, общность все знающих горластых парней, и как любая общность, лишена индивидуальности и живет в «коллективном бессознательном», и в то же время раздираема своими интересами в рамках господствующей идеологии.

Депутаты обычно выбираются не по талантам и уму, не представляют общественные организации, таких мало, общество не структурировано, к тому же большинство причислено к «иностранным агентам» под воздействием концентрации полярных центров сил перед ожидаемыми угрозами извне. Кандидаты выхватываются из массы в провинциях по выбору местечковых царьков или с подачи сверху. Это в основном приезжие из сел, живут в искусственном мире кабинетов, залов заседаний и дворцов своей «Рублевки», ныряя в них прямо из автомобилей, забыв о расправленной от свободы природе своей родины, крестьянской привычке к экономии. «Понаехавшим» жилье и командировки оплачивает государство. В легкой городской жизни подзабыли о взаимопомощи, не подают руки утопающему, брезгуют выносить за больными.

Многие депутаты живут в смещенной, нормативной реальности, предлагая в основном запретительные проекты законов, и воображают свое торжество в их успешной осуществленности. И с удивлением слышат, что население воспринимает их как пустых болтунов. Это не маниловщина, а серьезное увлечение строительством воображаемых мостов, которые и вправду могут быть построены.

Самая главная черта избранников народа – жгучее переживание за нацию, чувство мести за нанесенные ей обиды, и торжество бывших и будущих побед. Националисты хотят содрать чужую кожу, как в ближней стране, отделившейся от тиранической империи и пытающейся стать нацией. Они упираются в это переживание, перенося ненависть уличных драк на споры с теми, кто не признает превосходства нации или даже равенство ее перед другими, называют их предателями и изменниками, «пятой колонной». А те ненавидят с такой же силой. И те, и другие любят свою родину, как и он, Глава, порвал бы за нее врагов.

Может быть, нельзя разорять родовое гнездо, пытаясь изменить в нем что-то? Это изменение должно быть естественным и долгим, и наверно, есть пределы, за которыми вообще гнездо будет разрушено. Стефан не желал нарушать равновесие сил, иначе его замысел мог бы показаться странным, и даже предательством в отчужденном большинстве жаждущих порядка.

Самоуверенные младореформаторы усмехались:

– Они всерьез готовятся к выборам, чтобы свалить нас. На самом деле это игра. Госресурс все равно возьмет верх.

Только в чьих он руках? Глава чувствовал, что, судя по всему, Парламент берет верх, а его власть колеблется. И в их руках большая часть медиаресурсов.

Он понимал, что нельзя рубить с плеча. И продолжал осторожно менять людей. Стал подбирать соратников-«младореформаторов», благо бюджетных денег на этой должности хватало, не то, что в его партии в молодости. Но такой подбор тоже вызывал негодование, и даже распускались порочащие его слухи.

Поэтому очень не хотел приглашать только тех, кого знал и ценил, то есть узкий круг знакомых профессионалов. Но как иначе собрать свою команду? Надежды на избрание лучших не было – оно обычно проводится Парламентом, в избирательных участках в школах, на все готовых, вплоть до организации «вбросов» бюллетеней и бесплатных пирожков. Создается волна восторгов в средствах массовой информации по отношению к нужным кандидатам, искусственно раздуваемых Парламентом во всей стране, владеющим медиа и частью «государственных ресурсов», то есть средствами прочищения мозгов и деньгами.

*

Глава страны жил не как все люди – просыпался с глобальными мыслями и тревогами о стране и мире, постоянно мотался на земле, в небесах и на море, в автомобилях, самолетах, на кораблях, жил в люксах гостиниц городов, в деревенских избах.

Встречался с массами людей из провинции, И вся его внутренняя жизнь вытеснялась: одни приветствовали его со счастливыми лицами, чувствуя стабильность, которую он несет, другие плакали из-за погибшего в пожаре дома, просили о помощи своим детям-инвалидам или умирающим от неизлечимой болезни. То есть у него внутри все было разорено, и полно бодрого оптимизма вечного вращения убыстренной сконцентрированной жизни.

Эта концентрация дает поверхностный взгляд на мир, что рождает формализм решений власти, меряющей среднюю температуру по больнице.

Особенно его мучил вид до боли родных сел, так и не восставших из тысячелетней нищеты.

Вспомнил свою первую поездку в глубинку. Странно, как резко разнится жизнь в столице и провинции. Дороги в ухабах, как в старину. На улицах много выпивших селян, здесь издревле пьют ежедневно. Посреди дороги лежат собаки, тоскуя о невозможности продлить их беззаботную жизнь вечно. В магазинчиках горы фруктов и овощей, и хомуты, в витринах сплошные консервы, фруктовые соки, сливовица, вина.

Темные бревенчатые избы, часто раскрашенные яркими красками, чтобы не умереть от тоски, спроворены по древним лекалам: квадрата – земли, и круга – неба, словно и не существует иных градостроительных идей. У их насельников странное свойство – сорить сразу за порогом, словно за ним – все чужое. Иностранцы с удивлением слушают их плавную речь из согласных, на которых спотыкаются при чтении, вроде: срхска кухня, звзда, крст…

Но в глубине своих тенистых садов, прячущих вековую простоту быта, у них свой рай, свое мироздание, где может отдохнуть тело и уйти в свободу душа.

– Здесь начинается наша идентичность! – благоговейно говорил помощник.

Глава района широким жестом пригласил Главу страны пообедать у «одной из средних семей».

Дом крепкий, кирпичный, раскрашен в яркие цвета. Стол уже был накрыт: местное «импортозамещенное» вино, суп чорба с соленой питой (пирогом) по старинному рецепту, карпаччо с тыквой и… черными трюфелями.

Глава вопросительно глянул на вспотевшего главу района.

– Это не показуха. Трюфели местные. Находят в лесу с помощью наученных собак.

От присутствия власти семья забыла обо всем. Сейчас направленность ее сознания была в счастливую сторону, совершенно забыв о ссорах в семье из-за постоянных нехваток денег на мясо, лекарств для худеющей отчего-то дочери.

Он понимал, что видит только одну сторону подданных, затаенных, себе на уме.

Но что за этой направленной на него надеждой? Что таится в этой народной бездне? Ожидание, что он даст лучшую жизнь? А если они перестанут верить в его чудо, там может быть все. Он смутно угадывал: они и сами не знают, какие, может быть, жестокие выходы зреют в их душе.

У одного писателя ясновидящий персонаж, заглядывая в души людей, признался: у всех там одинаково – куча дерьма. Стефан не верил: в глубину жизни заглянуть невозможно, она отводит глаза. Вернее, ощущал ее по мутной глубине своей души.

Он появлялся в регионах, в самых неожиданных местах. Чиновники вздрагивали, увидев его внезапные пытливые глаза. Ему часто приходилось менять руководителей провинций по всей стране. Это назвали «глава-падом», что вызывало удовлетворение в народе. Справедливость – это не вычитание зла.

Глава «наследил» везде, где побывал: даже на минуту проездом, и везде это событие отмечалось какими-нибудь табличками. Его медальный профиль отпечатан на монетах, портреты помещаются в газетах. Но он ничего не мог сделать, слишком укоренен патернализм, много добровольных поклонников вождя. Не напасешься монет и памятных досок! – думал он с неясным опасением.