Непокорность. Политическая фантастика

Поставленные над массой чиновники – силовики, мытари, налоговики и прочие иждивенцы с древних времен загоняли в угол оскалившихся, обращались с добытчиками, как с бесправным низшим классом, совершали рейдерские захваты прибыльных предприятий, сажая в тюрьму самих жертв захватов. И лишь те, кто имел надежную «крышу», умели обойти или уйти в «серую зону», могли выжить и процветать.

Дело, созданное частником – вопрос жизни и смерти. Его борьба за выживание – это шекспировская борьба с всемирным злом. Какой беспросветный ужас ложится на душу, когда отнимают дело силовые органы, и нет никого, кто постарался бы спасти его и семью от разорения и нищенства. И ужас банкротства, когда возникает мысль покончить с собой. Я видел, когда судился с уволенным бездельником, такого, проигравшего свое дело, захваченное влиятельным рейдером. На мою бодрую шутку победителя, выигравшего процесс, он жалко улыбнулся, так, что стало больно.

Вспомнил, как во времена нашего нищенства и угрозы ликвидации нас спасла бойкая дама из государственной структуры, выделив из госсредств деньги за работу по нашей линии. Сделали всю черную работу, но пришлось ей «откатить» 60% от полученной суммы. Полученные крохи выручили, но ненависть моя не знала предела.

Если радость в достижении цели грубо обрывается сторожащим рядом государственным насилием, с оскалом хищника, – это признак несправедливости в природе и обществе. Неужели так задумано природой с самого зарождения жизни – жить под гнетом необходимости, угнетать одно существо другим?

Тогда несправедлива сама природа! Зачем надо было рождать живое существо? Чтобы оно, перестрадавши, было съедено?

____

Наша фирма, как и само движение «Спасение», оказались живы благодаря приходящим откуда-то заказам на наши услуги. Оказалось необходимым каким-то предпринимателям, хотя мы с годами стали считать наш труд невостребованным. Но мы, видимо, были нужны, потому что к нам все больше и больше обращались обиженные невниманием покупателей одиночные предприятия-заказчики с экологически чистой продукцией. Наверно, потому, что мы старались выпятить фермерскую чистоту и безопасность предлагаемой заказчиками продукции, что хорошо для ее рекламы и продвижения. При этом неявно подлизывались к заказчику путем афористической передачи суровой прекрасной правды о показателях качества и безопасности его товара.

Наши конкуренты, лишенные какой-либо морали, издевательски хмыкая над нашей наивностью, легко отбирали нашу поляну. Безнаказанность конкурентов дошла до того, что они сделали передачу на первом канале телевидения, где показали нашу конкурсную медаль, бесстрашную птичку на нежной ладони, – на банке навоза, как, якобы, экологически чистые удобрения. Мы отбивались через суд, мол, на дерьмо никаких наград не давали. Они проиграли процесс из-за очевидного вранья, но спешно ликвидировали, видимо, фейкового «ответчика», наверно, снюхавшись с районным судом, и таким образом избежали позора, судебной пошлины и штрафа. Но меня же стали считать плохим руководителем, тряпкой, интеллигентом, не могущим повысить голос или поступить жестко и решительно.

Все же мы были горды тем, что незаметно создали целую систему продвижения чистой и безопасной продукции. И, погруженные по уши в работу, в этой части мнили себя в центре вселенной, как гордые чиновники из Министерства. Я видел возвышенную цель моей работы. Видят ли ее другие? Или крутят кратковременный бизнес, чтобы хапнуть и убежать? Я был уверен, что все хотят работать иначе, чем просто крутиться в дерьме. Уверен, все люди – мечтающие.

Я не посвящал жену в мои горести – пусть хоть она и ребенок будут счастливы, избавлены от забот.

3

Незаметно сузился круг близких людей: ставших пожилыми родственников и друзей (правда, друзей почти не стало, поумирали). Оставшийся наш круг постепенно становился далеким от кипящей энергии неутомимого круга молодых, собирающихся на запретные для стариков тусовки, ночные клубы, выходящих на свои «монстрации». На свадьбе внуков, веселящихся и увлеченных собой, вздыхали:

– Мы для них не существуем!

Они внутренне благожелательны, и, наверно, изредка будут вспоминать о нас. Но и только. А что тебе еще надо? Чтобы рвались к могиле?

____

Я познакомился с будущей женой случайно, сидя в кабинете, когда она пришла брать интервью. Прилепилась ко мне, я и не помнил, как и когда, – был целиком в работе.

Человек – блуждающее существо, случайно прибивается к каким-то жаждущим существам другого пола. Она была юной красавицей, похожей на мою секретаршу Свету, и я не заметил, как женился.

И после женитьбы я был постоянно занят, иногда встречались, только когда она после работы изредка заходила ко мне в кабинет, и в постели.

– Ты меня любишь, когда спишь со мной, – жаловалась она. Я отшучивался:

– Значит, когда основное время провожу вне тебя, не люблю?

– Да, не любишь. Потому и не спешишь домой.

Женщину терзает не плохой муж, а томительность жизни, не дающей, что хочется.

– Вообще редкие встречи играют огромную роль, – шутил я. – Мы не привыкаем, и потому стремимся соединиться.

Она замкнулась. И мы долго не разговаривали. Через неделю она оттаивала, начинала загадочно заглядывать мне в глаза, ловя мой надменный взгляд.

Я был суров, пытаясь побороть желание обнять ее. Но как бы намагничивался своей суровостью, через которую не мог перешагнуть. И отодвигалось в неопределенность усиливающееся желание. Наконец, не выдерживал и молча хватал ее в охапку.

Она казалась бесчувственной. Мне хотелось, чтобы она испытывала блаженство. Перевоплотиться в женщину, узнать, даю ли ей наслаждение? Что женщина чувствует, когда в нее входит что-то твердое и жаркое, в самую нежную глубину. И не мог вообразить ничего, кроме того же наслаждения, что испытываю сам.

____

Жизнь стала прочной, когда появилась дочка, Юлечка. Я не мог насытиться, следя, как она медвежонком ползала по постели, поднимая голову с изумленными глазками. И хватала ручонками за нос нашего пуделька Норушу. Там светилась совсем другая, изначальная жизнь, как в миг рождения вселенной.

Как и в глазках увертывающейся серенькой Норуши, которую мы называли всякими именами: Нюся, Квакуша, Пушкин (из-за бакенбардов). Дочка еще не достаточно обладала речью, а та вообще не обладала второй сигнальной системой, и не зря. Невозможно быть фальшивым, солгать, не имея языка. Язык изобретен человеком для прикладных целей выкручивания и увиливания, чтобы выживать.

И отдыхала душа моя с ней, уже подросшей. На даче соорудил Юлечке гамак. Она, качаясь, кричала:

– Па-паа! Вон тот цветочек желтый, дай… И тот… Все принеси!

А там весь сад в цветах.

– И ту… синеглазку!

– Незабудку?

– Да, незабудку. И одуван принеси, воон там…

____

Жена говорит:

– Ты обмусоливаешь словами любую проблему. Причем тут идеология, философия? Нужна практическая взаимопомощь в любви – старая истина, пересказываемая словами миллион раз.

– Не думать?

– Да, не думать! Я хочу жить с близким человеком, а ты воздвигаешь стену из слов, холодную стену. Что это такое? Некая бездна эгоизма встает стеной.

– Даже так?

Я смеялся. Кажется, мы интеллектуально не соприкасались. Хотя, может быть, своим инстинктом она понимала жизнь больше, чем я. Ее захватывало сиюминутное, «жареные» факты споров в интернете (телевизор она не смотрела). Я же уходил в холодную глубину медленного течения мира, сквозь толщу которой смутно просвечивали небывало чудные лучи вечного света. Хотя сиюминутное, которое непосредственно и больно толкало мне в бок, могло из философа превратить меня в зверя.

____

Она жила для дочки и меня, моего тела: стирала (правда в хорошей стиральной машине, тыкая пальчиками кнопки), меняла белье, чтобы не занашивал, гладила рубашки, покупала мне одежду по своему вкусу, готовила поесть (тоже по своему вкусу, так как я не замечал еды), специальные овощные котлетки от запоров, мазала мазью петехии – красные точки на руках, и была готова даже нянчить меня.

Но вовсе не понимала меня. Больше всего боялась, что я заболею, или попаду в тюрьму, или (дождешься!) застрелят.

А вот государство, негодовал я, то есть куча иерархически выстроенных чиновников и их челяди, всю жизнь высасывавшие мои соки, даже в своем равнодушии не догадываясь об этом, – вообще никак не отнесутся, ничего личного, только закон!

А есть часть населения, которая не думает ни о каких смыслах, как животные, в их повседневных действиях это не нужно для существования.

Впрочем, мир всегда равнодушен к тебе. Каким ты будешь, как видишь мир, открытым или озлобленным, – зависит от круга близких, любящих или сдающих тебя в богадельню.

4

Я пришел в курирующий Департамент министерства с просьбой о поддержке.