Где лучше?

Стали проверять белье.

– Да уж ты, прачка, и мое кстати выстирай: ведь много денег-то будешь получать.

– Как – даром?

– Неужели еще с нас деньги будешь брать?

– Ну, так я не согласна.

– А не согласна, так в другой раз мы другую прачку найдем.

Пелагея Прохоровна подумала и взяла белье от прислуги.

– Приходи когда-нибудь – кофеем напоим. А нам самим возиться с бельем некогда: целый день бегаешь из угла в угол.

Узел оказался большой, и Пелагея Прохоровна через великую силу донесла его до своей квартиры. Но она была очень рада, что так скоро нашла работу.

Игнатий Прокофьич был дома.

– Что, уж и работа есть? – спросил он весело.

– Слава богу. Вот, говорят, корзинка нужна для белья.

– Корзинка есть – там, на чердаке. А я што думаю: не лучше ли нам готовить кушанье дома? Я вот сегодня работал у одной полковницы – драпировку с ней делал, так она меня покормила в кухне и подлецом обозвала.

– За что?

– Такая уж барыня. Прежде она помещицей была. Я, говорит, Игнатий, прежде по мордам била, а теперь нельзя, теперь новые порядки, а все, говорит, не могу не обругать человека. И обругала, и извинилась. Так вот теперь я хочу дома обедать.

– Ты обо мне-то не заботься.

– Я о себе забочусь. Вот только я боюсь, чтобы ты не простудилась, – холодно стоит, а у тебя теплого ничего нет.

– О, я привычна к холоду.

– А ты, как спать-то будешь ложиться, запри дверь на замок. Здесь надо быть осторожным. А то вот я пришел, тебя нет, а в кухне какая-то баба в салопе сидит; я, говорит, к Татьяне Егоровне пришла.

Петров после этого заперся в своей комнате, а Пелагея Прохоровна стала тоже в своей комнате разбирать белье.

XIX. В которой Пелагея Прохоровна принимает сделанное ей Петровым предложение

Квартира оказалась холодною, почему Петров и Пелагея Прохоровна встали рано и в комнате Пелагеи Прохоровны уселись пить чай.

– В состоянии ли ты, Пелагея Прохоровна, приняться за работу? – спросил Петров.

– Кабы не в состоянии, не взялась. Скучно так-то жить.

– Ну, как знаешь.

Скоро Петров ушел на работу, а Пелагея Прохоровна принялась за белье. Она стирала в корыте, уставала и садилась на стул. В таком положении ее застала барыня в лисьем салопе и башлыке. Эта барыня тоже просила взять белье. Итак, работы прибавилось.

Когда Петров пришел домой обедать, то Пелагея Прохоровна спала; кучи белья лежали на скамейке, в корыте было тоже белье. «Ну, эдак немного наработаешь!» – подумал Петров и полез в печь за щами. Стук заслонки разбудил Пелагею Прохоровну.

– Што это? Я маленько прилегла – и заснула. Это я непременно в больнице избаловалась, – проговорила она.

– Пожалуйста, ты хоть дверь-то запирай на замок. Боже избави, как что-нибудь утащат.

Пелагее Прохоровне сделалось стыдно, что она среди дня легла спать; но она еще не могла осилить всей работы: она задыхалась, руки дрожали, ноги подкашивало, и с ней был небольшой жар.

Петров заметил это, но ничего не сказал. Когда он пришел домой вечером, то застал Пелагею Прохоровну работающею, но в квартире было по-прежнему холодно.

– Надо будет переменить эту квартиру, – сказал он.

– По-моему, здесь хорошо; мне после обеда дали еще белья. Спасибо дворничихе.

– Я теперь буду дома работать, полковница отпустила.

Стали ужинать.

– Вот теперь мы по-семейному зажили, – сказал вдруг Петров. Пелагея Прохоровна ничего не сказала, только ее щеки слегка покраснели. – Одного только недостает…

Пелагея Прохоровна взглянула на Петрова.

– Вот што: отчего бы нам, Пелагея Прохоровна, не обвенчаться? – сказал Петров серьезно.

– Так скоро? мы еще мало знаем друг дружку, – ответила Пелагея Прохоровна.

– Положим, что так; только я думаю, мы хуже не будем теперешнего.

– Кто знает, Игнатий Прокофьич?

– А пошла бы?

– Ну, какой ты разговор выдумал… Надо ложиться спать, завтра на реку надо идти.

– Нет, однако, пошла бы?

– Ах, какой ты!.. Ну, разумеется, пошла бы.

– Вот за это спасибо, – и он крепко пожал ей руку и потом долго не спал, обдумывая план семейной жизни. Сперва он удивлялся: как это он так скоро дошел до желания жениться, тогда как прежде сам смеялся над теми из рабочих, которые женились? Но потом пришел к тому заключению, что на его месте всякий дошел бы до этого. Он долго разбирал, почему именно ему понравилась Пелагея Прохоровна, а не другая какая-нибудь женщина. Ведь он в своей жизни видал многих женщин и ни об одной из них не думал так много, ни в одной не принимал такого участия, как в Пелагее Прохоровне. Ему еще с самого появления в филимоновском доме этой женщины хотелось поговорить с ней; ее горе трогало его, и он, вовсе еще не имея намерения жениться, старался помочь ей чем-нибудь. Он принял участие в похоронах ее брата, и его невольно тянуло в госпиталь, где хорошо, казалось, сидеть рядом с Пелагеей Прохоровной на ее койке и где он радовался ее выздоровлению. Часто он шел в госпиталь с тяжестью в голове, сердце его что-то щемило; ему думалось: а что, если она да опять захворала? пожалуй, залечат, как и того… Но когда он шел домой, то в голове тяжести не было, сердце билось радостно. Не будь Пелагеи Прохоровны, он, пожалуй, и теперь терся бы на заводе или в какой-нибудь мастерской и, пожалуй бы, не стал так стараться устроить настоящее свое житье. «Нет, тут что-нибудь да есть; мне она полюбилась, мне эта любовь больше храбрости и силы придала. Уж судьба, верно, такая, чтобы мне быть женатому – и на ней. Конечно! С такой бабой жить можно. Как только повенчаемся, сейчас возьмем работницу, а я прихвачу двух мальчиков и открою свою столярную: теперь у меня знакомых много!». Утром за чаем Петров сообщил об этом Пелагее Прохоровне.

– Если работы много будет, я согласна взять помощницу. Только, Игнатий Прокофьич, не избалуемся ли мы?

– Ну, я с мальчиками везде хорош; а все-таки им большой потачки давать не стану, потому что будут красть. Нужно за всем следить самим.

– Я думаю, тогда хорошо будет нам обоим. Вот разве кто помрет из нас?

– Ну, до этого еще далеко. Надо вот квартиру посмотреть где-нибудь другую, а в этой неудобно ни тебе, ни мне.