Оценить:
 Рейтинг: 0

Таймер

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
3 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Иногда мне казалось, что в Таймере очень важно было время от времени произносить вслух названия половых органов в приличных формулировках или в нецензурных аналогах. Здесь каждый был словно запрограммирован: на каждой 28 минуте дружно хором выкрикивать: «Влагалище!»

Девушка, закрыв глаза, смывала шампунь с волос, позволяя мне вдоволь наглядеться на соблазнительные изгибы своего тела и явно распаляя меня нарочно. Я стоял посреди душевой и любовался. Наконец она подошла ко мне вплотную, прикоснулась горячей ладонью к щеке, а другой к гениталиям – медленно скользнув по пенису сверху вниз – отчего я едва не кончил, и сказала под дружное улюлюканье собравшихся:

– Ночью я покажу тебе, что с этим делать.

– Похоже, этому парню давно пора изведать новые глубины,– хохотнули рядом.

– Сколько же ты прожил циклов, если всё ещё девственник? – изумились вокруг.

Пятнадцать. И сам не знаю, почему ждал так долго. Но я не стал отвечать им.

Уверен, ночью на нас пялился весь сектор, пока я со всей животной юной страстью обладал вожделенным телом. Может, я подражал тем, кто беззастенчиво совокуплялся когда-то при мне или искал свой неповторимый стиль, так или иначе, вряд ли я был на высоте, но меня это не волновало. Молодое тело и буйные гормоны требовали секса. Грубого, резкого. Равнодушного. Вот какого! Пусть глазеют. Я тоже навидался всякого: как совсем юные девушки ныряли под одеяло к пожилым, как зрелые женщины отдавались сразу нескольким партнерам разного возраста, как упивались друг другом однополые пары. Видно настала и моя пора присоединиться к этому буйству. В конце концов, это мир, в котором я живу. Он диктует свои правила. Это всё только на 28 дней. Делай что хочешь, ведь это быстро пройдёт…

Увы, я мог бы растрачивать свой молодой азарт с тем же рвением на пустую постель. Девушка, похоже давно привыкшая ко всякому, даже не пыталась найти со мной единого порыва. Справедливости ради отмечу, что в первую ночь она показала мне многое, но после (а мы провели с ней 25 ночей из 28), оставалась почти безучастна. Она относилась ко мне, как к комару (а их здесь сотни) – не стряхивала, пока не становился совсем назойливым. Да и мне с ней вскоре стало скучно.

Я сменил сектор. Странно, первый сексуальный опыт сделал меня увереннее, но при этом почему-то злее.

Даже не помню, кем я работал в те 28 дней. Кажется, мы клеили резиновые лодки. А может, и нет. Если у бабочки спросить, в каждый ли день своей жизни она видела васильки, она наверняка ответит, что каждый. И наверняка соврёт. Жизнь, полная цветов, просто не оставляет возможности обратить на них внимание.

Моя жизнь, полная работы и новых знакомств, тоже требовала одного – моментально забыть всё, оставленное за закрытой дверью. К счастью, пока ни одна дверь не открывалась дважды. Может, всё же число секторов не бесконечно, и я выйду на второй круг, но до сих пор такого не случалось.

– Я трахаюсь со всеми новичками, это обязательно и обсуждению не подлежит,– заявила мне девица дебильного вида, едва ли намного старше меня самого. Она непрестанно шмыгала носом, заполучив аллергию на клей, и вытирала сопли рукой, отчего на лице и предплечьях у неё оставались неопрятные зеленоватые следы.

– Только сунься в мою постель, и следующую лодку я склею из твоей кожи,– пригрозил я и добавил с кривой усмешкой: – Это обязательно и обсуждению не подлежит.

Поэтому ночью, когда кто-то сел на мою кровать (а здесь совсем не зазорно было залезть в постель к любому, кто тебе приглянулся), я гневно прошипел в темноту:

– Я же тебя предупреждал!..

И осёкся. Надо мной склонилось уродливое лицо в угревой сыпи, освещённое тусклой лампочкой, горевшей над дверью круглосуточно. Мужское лицо. Парень облизал потрескавшиеся сухие губы и спросил так хрипло, что хотелось предложить ему облизать ещё и горло:

– Помнишь мамкины поцелуи?

Я спросонок помотал головой, пытаясь отстраниться, но он нависал, поливая меня блеском лихорадочно бегающих глаз, отражавших свет ночника. Он продолжил – горячо и болезненно:

– А я помню. Каждую частицу её тепла, её мягкие губы, её запах – родной запах! Такой, какого здесь за всю жизнь больше не почувствуешь.

Я хотел возразить: очнись, ну как ты можешь помнить? Тебе было 28 дней, когда матери пришлось с тобой расстаться!

– Этот тупица ко всем пристаёт, не обращай внимания,– через зевок и кроватный скрип ко мне прилетел ещё один голос.– Ничей. Имя соседу – Никто, значит, и голос его – Ничей. Так проще. Не знакомлюсь, не ищу ни друзей, ни приятелей. Короткие связи, рабочие отношения.

– Он всех достал. Убью его когда-нибудь,– добавил голос.

– Ма-ма,– парень между тем гнул своё,– слово такое, особенное, чувствуешь? Ма-ма.

– Хоть сто раз повтори,– раздражённо ответил голос,– никто здесь ничего в этом слове не найдёт и не почувствует его особенности!

– А ты думал о том, как появился на свет? – вдруг спросил он.

Я думал. Но не собирался с ним этого обсуждать.

Его следующий вопрос потряс меня:

– А хотел бы где-нибудь остаться больше, чем на 28 дней?

– Кто ж позволит? – хмыкнул я, против воли поддержав диалог.

– А когда хотят – разрешения не спрашивают,– сказал он, снова облизал губы и ушёл к себе в постель.

– Умалишённый,– прокомментировал голос,– их здесь навалом!

Когда за обладателем голоса пришёл дежурный, он задержался на мгновение, попросил подростка подождать:

– У меня ещё есть дельце.

С этими словами он свернул спящему сумасшедшему шею и удовлетворённо подмигнул мне:

– Сказал же – убью. Уж больно он меня раздражал.

Разумеется. Трахаться – так на виду. Убивать – так безнаказанно.

* * *

Память гоняла меня сегодня ночью от возраста к возрасту. Вот мне 15 таймеровских циклов, а вот вдруг опять семь. То я возвращался в детство с его тревожными воспоминаниями, то – в не менее тревожную юность. Немного сумбурно, согласен. Но мыслям ведь не прикажешь двигаться строем. Чего бы ни хотел от нас мир, в котором мы живём, в головах, как ни крути, существует какой-то другой таймер и как-то по-особому всё поделено на сектора.

Сейчас мне перевалило за 20 таймеровских циклов, и всё прошедшее кажется мне неоднозначным. До многого я должен был бы додуматься раньше, а что-то, наверное и сейчас скрыто от меня и проявится лишь к 30-му, 40-му или 50-му циклу. А может, и вовсе останется тайной навеки.

Прежде чем разбудить Шало и огорошить его своими идеями, я лежал, лежал, лежал с открытыми глазами и вспоминал, вспоминал, вспоминал, выхватывая куски из памяти, словно пробуя пироги с разными начинками.

Слушая, как сопит во сне Шало, я думал, что нужно что-то менять. В конце концов, именно встреча с Шало изменила меня самого. С ним и ещё некоторыми людьми…

Кажется, тогда я завершал седьмой цикл в Таймере.

– Сегодня вы становитесь взрослыми, переходите на новые этажи и поэтому в торжественной атмосфере нашего учебного кабинета я вручаю вам самый главный атрибут всей жизни!

(Ну конечно! Как я мог забыть: часы у меня были не с рождения, они появились только в тот день! А кажется, что они со мной всю жизнь).

Классная руководительница читала с листа заготовленный текст, но видно было, как ей хочется выкинуть злосчастный листок и заговорить с нами без бумажки. Я и ещё 26 учеников (с педагогом нас как раз насчитывалось 28 человек) сидели на полу, скрестив ноги. На наших рожах можно было прочесть что угодно, кроме осознания торжественности момента. В конце концов, эту дылду с жидкими прямыми волосами и уродливым неестественно вытянутым лицом мы созерцали 28 дней: она была с нами и в жилом отсеке (спала, разумеется, там же и, как положено всем, голой), с нами питалась в столовой, мылась в душе, посещала туалет. Она учила нас черчению, требуя чёткости линий, чистоты изображения, никогда не позволяла халтурить. Мои чертежи почти всегда получались корявыми и грязными, вытертыми едва ли не насквозь ластиком. Я чрезмерно давил на грифель, линии выходили жирными и неровными.

Иногда вместо чертежей учительница предлагала изображать на бумаге различные предметы, а однажды дала задание написать её портрет. В классе на ней была надета такая же форма, как и на нас, разумеется размером побольше: синий костюм-двойка, серая рубашка, чёрные ботинки. Одежда, делавшая её похожей на нескладного подростка.

Замерев в задумчивой позе, предоставив нам для изучения свой полупрофиль, она сидела не шевелясь, пока мы – каждый со своим пониманием усердия, трудолюбия и красоты – выводили на альбомных листах черты лица педагога. Во многих рисунках виделось портретное сходство. Увы, нашлись и те, кто умудрился собрать в творении, отображённом на листе, совокупность линий и близко не подходящих оригиналу. Один мальчишка с невероятной жестокостью (и хватило же таланта!) вывел в альбоме и подчеркнул всеми доступными изобразительными средствами всё, что было уродливого в этом лице: и непропорциональность, и выделяющийся крупный нос, и больше подходящие мужчине очерченные скулы, и лоснящуюся неровную, будто взрыхлённую, с желтоватым оттенком кожу, придающую щеке сходство с зажаренным в панировке куриным шницелем.

Она похвалила – сухо и сдержанно. Подчеркнула, что ученик сумел лишь передать увиденное, что тоже несомненный плюс, но…

– Вы сделали удачную копию,– она всегда обращалась к нам на вы.

Мою работу она встретила приветливее.
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
3 из 7

Другие аудиокниги автора Федор Михайлович Шилов