В интервью газете «Совершенно секретно» в январе 1997 года Ю. Никулин признался: «Про меня уже врут, пишут: „великий клоун“. Это про меня. Но какой „великий“, когда клоуны были лучше меня. Леня Енгибаров вобрал в себя многое великое, что полагалось нашему веку. Да, мы были хорошими клоунами, добротными клоунами. Но популярным меня сделало кино. Публика видела во мне Балбеса, и я публике подыгрывал. Я не считал Балбеса отрицательным героем, я его любил: странного, неунывающего, добродушного. Когда предлагали играть предателей или шпионов, я отказывался…»
Это интервью оказалось одним из последних в жизни Никулина. В конце июля Никулину внезапно стало плохо, и он обратился к врачам. По свидетельству очевидцев, этому недомоганию предшествовал долгий и крайне неприятный для Никулина телефонный разговор с одним очень известным в прошлом цирковым артистом, который теперь живет в Германии. Этот артист заявил, что в скором времени место директора цирка на Цветном бульваре по причине слабого здоровья его руководителя станет вакантным и что он сам не прочь его занять. После этого разговора у Никулина разболелось сердце. Он позвонил своему давнему приятелю, руководителю Московского центра эндохирургии и литотрипсии Александру Бронштейну (они познакомились 12 лет назад), и попросил осмотреть его.
Никулина положили в палату, сняли электрокардиограмму – и… ничего с ее помощью не обнаружили. Тогда пациенту сделали другой вид диагностики – т. н. коронарографию. Когда врачи увидели результаты, у них наступил шок. Оказалось, что сердце Никулина было закольцовано в три магистральных сосуда. Они были закрыты. Может быть, у него были веточки, которые снабжали сердечную мышцу, но что-то надо было с этими сосудами делать. И хотя бы один из них – немедленно открывать.
Никулина стали готовить к коронарной ангиопластике, потому что у него было много тяжелейших осложнений, которые не позволяли дать ему наркоз и делать операцию аортокоронарного шунтирования. Потом Бронштейн посетует: мол, может, и не надо было делать эту операцию. Но сколько бы Никулин прожил в таком случае – неизвестно. Неделю, две, три, месяц… Может быть, и больше. Этого никто не знает.
Многие тогда советовали Бронштейну избавиться от Никулина как от пациента. Приходили люди, которые говорили: давайте мы заплатим (за Никулина любой готов заплатить) и увезем его за границу. Но Бронштейн и сам бы его увез, чтобы снять с себя неизбежную тяжелейшую ответственность, но боялся транспортировки еще больше. Остановка сердца могла произойти в любую минуту.
Когда большой консилиум разошелся, Никулин попросил Бронштейна сесть на край кровати, взял за руку и сказал: «Шурик, не бросай меня. Я никуда не поеду. Я буду с тобой вместе, что бы ни случилось». Сказал без дрожи, без слез. Просто сказал, и все. Бронштейн объяснил Никулину сложившуюся ситуацию: что она сложная и есть большой риск. Но Никулин дал врачу расписку, что согласен делать операцию только здесь.
Как признается позднее Бронштейн, его подвело предчувствие. Он думал, что все будет хорошо. Ведь Никулин хорошо перенес коронарографию, у него за неделю, которую он лежал в клинике, прошли боли. Он уже острил, анекдоты рассказывал, строил планы на будущее. Он говорил: что со мной? Я – здоровый человек. У меня ничего не болит…
Бронштейн потом будет спрашивать себя: может быть, тогда и нужно было выписать Юрия Владимировича? Но это было бы нечестно. При той коронарографии, которая была у Никулина, ему нельзя было ступить и шагу. Он мог умереть прямо на улице, в цирке, на съемках – где и когда угодно, в любой момент…
Никулин пошел на операцию играючи. Это был вторник 5 августа 1997 года. Погода стояла отличная, светило солнце. И он был абсолютно уверен, что это – так, детская игра. Гораздо тревожнее было на душе у его жены Татьяны, но и она потом, глядя на мужа, успокоилась. За долгие годы совместной жизни она научилась во всем и всегда ему доверять.
Обычно такие операции, как у Никулина, длятся минут 20–30. Через бедренную артерию вставляется проводник. Проводник под контролем рентгена проходит сосуды сердца. По проводнику вставляется стент, который расширяет сам сосуд, и… собственно, все – на этом операция заканчивается. Наркоз в этом случае не дается, просто на нос кладется маска (чуть обезболивающая).
Никулин лег, хирурги раздули сосуд, ввели проводник… Все шло нормально. И вдруг, в самый последний момент, у больного закрывается сосуд. И – останавливается сердце. Подспудно именно этого врачи и боялись.
Буквально в ту же секунду началась реанимация. Доктор Николай Чаусс стал делать непрямой массаж сердца. Благодаря тому что Никулин не толстый, врачам удавалось давление держать на нормальном уровне, где-то 120–130. Но нижнее – было слишком низкое.
Все это длилось 30–40 минут. И в тот момент, когда уже раскрыли аппарат искусственного кровообращения и провели массу других процедур, у Никулина пошел синусовый ритм. Сердце завелось. Врачи решили довести начатую операцию до конца. Поскольку если не поставить стент – трубку, которая расширяет сосуд и через которую циркулирует кровь, – то больной будет обречен на смерть.
Оставшиеся манипуляции врачи провели всего за пять минут. Операция была закончена. Но какой ценой! Ценой того, что в течение 30–40 минут больной находился в состоянии клинической смерти. И пострадали все органы – печень, почки, мозг…
Палата реанимации в эти дни превратилась в какой-то НИИ, в котором работало несколько групп специалистов. Руководителем консилиума стал академик Воробьев, участниками – профессора Вейн, Левин и Николаенко. А лечащие врачи – Семен Эммануилович Гордин и доктор Николай Иванович Чаусс – главный научный сотрудник Центра хирургии.
Борьба за жизнь Никулина продолжалась 16 дней. И все эти дни центральная пресса чуть ли не ежечасно сообщала о состоянии здоровья любимого народом артиста. До этого ни один российский гражданин (со времен Сталина) не удостаивался такого внимания. Для спасения Никулина были предприняты беспрецедентные усилия: известнейшие специалисты страны находились рядом с ним днем и ночью, использовались лучшие в мире медикаменты и самая совершенная аппаратура. Однако чуда не произошло – 21 августа в 10 часов 16 минут утра сердце Юрия Никулина остановилось.
Похороны великого артиста состоялись 26 августа. Панихида прошла в здании цирка на Цветном бульваре, и ее посетили главные лица страны, включая Президента России Бориса Ельцина. В то же время десятки тысяч людей пришли к месту прощания, чтобы отдать последнюю дань уважения своему любимому артисту. Людская очередь была настолько огромной, что хвост ее протянулся по всему Цветному бульвару и свернул на Садовое кольцо. Такая же картина была и на Новодевичьем кладбище, где нашел свой последний приют великий артист.
Первые полосы всех газет в тот день вышли в траурных рамках, в соответствии с общим трауром были набраны и заголовки: «Умер смех», «Манеж опустел», «Единица доброты – один Никулин». Приведем отрывок из последней статьи, принадлежавшей перу Григория Горина: «Один человек очень точно сформулировал, что вот кончается XX век, кончается целая эпоха, и уходят люди, которые выполняли в ней данные Богом предназначения. Ушел со своей ироничной мудростью Гердт… Ушел с лиричностью и редкой способностью высказать чувства интеллигенции Окуджава… Ушел совершенно аристократический небожитель Рихтер… А Никулин предназначен быть воплощением доброты. И был им. С его уходом возникло щемящее чувство, что доброты осталось значительно меньше. Казалось бы, меньше на одного Никулина, но это так много!..»
Минуло почти десять лет, как нет с нами Юрия Никулина. Однако слово «нет» к такому человеку, как Никулин, не применимо – он постоянно с нами. Телевидение регулярно крутит фильмы с его участием, они выходят на дисках, по радио звучат песни в его исполнении. А каждый, кто приходит в цирк на Цветном бульваре, имеет возможность лицезреть у входа бронзового Юрия Никулина, установленного 3 сентября 2000 года. Памятник создан скульптором Александром Рукавишниковым на пожертвования артистов цирка и его многочисленных зрителей. Композиция монумента проста: Никулин, в сценическом костюме, стоит на подножке кабриолета из горячо любимого народом фильма «Кавказская пленница».
22 августа – Александр ДЕМЬЯНЕНКО
Этот актер снялся в нескольких десятках фильмов, однако людям по-настоящему полюбился только в одной роли – находчивого студента Шурика. Сам актер долго не мог смириться с подобным отношением поклонников к своему таланту, поскольку считал себя многоплановым актером, способным играть не только комедийных героев. Однако изменить своих поклонников ему так и не удалось.
Александр Демьяненко родился 30 мая 1937 года в Свердловске и все свои творческие задатки и любовь к театру унаследовал от отца: тот закончил ГИТИС, в 20-е годы играл в спектаклях «сине-блузников», после чего уехал в Свердловск, где состоял сначала в труппе оперного театра, затем работал в консерватории (преподавал там актерское мастерство). Отец по выходным устраивал массовые гуляния в парках культуры и активно привлекал к этим мероприятиям сына. Кроме этого, юный Александр посещал кружок художественной самодеятельности при местном Дворце культуры и, по словам многих знавших его тогда, имел неплохие успехи в сценической деятельности. Однако, когда наш герой окончил школу и перед ним встал вопрос о выборе пути, он все же решил не связывать свою судьбу с театром – уж больно ненадежной в смысле заработка считалась тогда эта профессия. Зато юристы были в почете. Эту профессию и выбрал наш герой. На дворе стоял 1954 год.
Ровно полгода Демьяненко исправно посещал юридический факультет, после чего внезапно понял, что эта профессия не для него. И его вновь потянуло на сцену. Немалое значение при этом имело то, что несколько его старых приятелей по драмкружку (среди них были ныне известные актеры Альберт Филозов, Юрий Гребенщиков) надумали ехать в Москву поступать в ГИТИС. С ними заодно в Первопрестольную отправился и наш герой. В итоге из того «свердловского десанта» в ГИТИС поступило всего семь человек. Среди этих счастливчиков был и Саша Демьяненко.
Демьяненко был еще студентом, когда на него обратили внимание кинематографисты. Его крестными отцами в кино стали молодые режиссеры Александр Алов и Владимир Наумов, которые в 1957 году пригласили Демьяненко в свою картину «Ветер» на роль застенчивого интеллигентного юноши Мити. Видимо, общение с молодым актером пришлось по душе режиссерам, и спустя три года они уже взяли его на главную роль – в их картине «Мир входящему» Демьяненко сыграл младшего лейтенанта Советской армии Ивлева. Именно эта роль и принесла Демьяненко первый шумный успех.
Картина вышла на широкий экран благодаря случайности. Руководство Госкино в процессе всей работы над фильмом вносило в него всевозможные поправки, резало фильм по живому и в какой-то момент вообще хотело его закрыть. Но этого, к счастью, не случилось. Правда, начальники на нем все равно отыгрались. Было сделано всего 370 копий картины, и в основном их прокатывали в провинции. В прессе не было опубликовано ни одного положительного отзыва на нее, зато отрицательных появилось в избытке. В одной из статей, например, фильм обвинили в «экспрессионистической неправде на тему войны».
В то же время на Западе фильм «Мир входящему» получил диаметрально противоположные отзывы. На фестивале в Венеции в 1961 году он был удостоен сразу двух наград: «Золотая медаль» и «Золотой кубок». Так имя Александра Демьяненко впервые громко прозвучало на весь кинематографический мир.
Почти одновременно с «Миром входящему» на экраны страны вышли еще две картины с участием нашего героя. На этот раз – произведения легкого жанра: мелодрама с элементами комедии «Карьера Димы Горина» и комедия «Взрослые дети». В отличие от «Мира входящему» эти фильмы не имели никаких нареканий со стороны высокого начальства, успешно вышли в прокат и собрали хорошую кассу.
К середине 60-х Демьяненко уже был достаточно известным актером из плеяды молодых. Причем он одинаково талантливо играл самые разные роли: и комедийные, и драматические. Поэтому к середине 60-х актер стоял как бы на распутье между двумя этими жанрами. В итоге победила комедия, хотя сам Демьяненко впоследствии расценит эту победу как свое актерское поражение.
В те годы Демьяненко можно было смело назвать популярным актером, но без приставки «супер». Однако в 1965 году эта приставка приклеилась к нему навсегда благодаря великому комедиографу Леониду Гайдаю, который пригласил Демьяненко на роль обаятельного студента Шурика в свою комедию «Операция „Ы“. Но мало кто знает, что попал наш герой на эту роль в общем-то случайно.
В первоначальном варианте сценария главный герой носил совсем другое имя – Владик. И когда Гайдай искал на эту роль достойного актера, он буквально сбился с ног. В одной только Москве через сито кинопроб прошло больше сотни актеров. Причем среди них были актеры, которые вскоре станут знаменитыми: Александр Леньков, Виталий Соломин, Сергей Никоненко, Евгений Жариков, Владимир Коренев, Геннадий Корольков, Иван Бортник, Валерий Носик, Всеволод Абдулов, Александр Збруев, Андрей Миронов. В итоге после долгих поисков худсовет «Мосфильма» остановился на кандидатуре Валерия Носика, хотя сам Гайдай сомневался. Помог, как всегда, случай.
Еще в процессе работы над сценарием Гайдай пришел к убеждению, что главного героя он будет списывать… с себя. Вот почему даже внешне Владик был выписан в сценарии как копия Гайдая: длинный худой юноша в очках. Как заметит много позже жена режиссера Нина Гребешкова: «Владик – это сам Леонид Иович. Все его поступки, жесты… Конечно, актер преломил их через себя. Но образ шел от Лени. Он действительно был таким – нескладный, наивный и очень порядочный…»
Рекомендованный Гайдаю Валерий Носик под выписанный Гайдаем образ не подходил, поэтому он продолжал поиски более подходящих кандидатов. И тут кто-то в съемочной группе произнес фамилию очень популярного молодого актера Александра Демьяненко. Взглянув на его фотографию, Гайдай мгновенно обнаружил внешнее сходство с собой. В итоге 11 июля 1964 года Гайдай отправляется в Ленинград на личные переговоры с Демьяненко. Их встреча принесла положительные результаты: оба остались довольны друг другом. Как расскажет позднее сам Демьяненко: «Я как прочел сценарий „Операции „Ы“, понял, что фильм обречен на успех, – ничего подобного в нашем кино тогда не было“. Утвердив Демьяненко, Гайдай решил поменять имя главному герою: из Владика он превратился в Шурика.
«Операция „Ы“ вышла на широкий экран в 1965 году. Для Демьяненко прокат того года был по-настоящему урожайным, поскольку, кроме этого фильма, тогда на экраны страны вышли еще две картины с его участием. Только это были не комедии, а фильмы, относящиеся к героико-приключенческому жанру. Причем в обоих фильмах молодой актер играл… бесстрашных чекистов, но из разных времен: в „Сотруднике ЧК“ это был начинающий сотрудник „чрезвычайки“ времен Гражданской войны, а в „Государственном преступнике“ – опытный сотрудник КГБ середины 60-х, разоблачающий матерого изменника Родины. Однако всесоюзную славу Демьяненко принесли не эти герои без страха и упрека, а добрый и наивный студент Шурик из гайдаевской комедии.
Та слава, которая обрушилась на актера после этой роли (а Шурика он затем сыграл еще в двух фильмах Гайдая), буквально повергла актера в шок. Такого ажиотажа вокруг своей персоны он просто не ожидал. Нет, ему и до этого люди не давали прохода на улице, просили автографы, но все это было в рамках приличия. Теперь же случился настоящий обвал: выйти на улицу актеру стало просто невозможно. Едва он появлялся там, как люди бросались к нему навстречу с громкими криками: «Шурик! Шурик!» А поскольку Демьяненко был человеком очень замкнутым и терпеть не мог никакого ажиотажа вокруг своего имени, его жизнь с этого момента превратилась в кошмар. Но и это было еще не все. Под влиянием Шурика большинство режиссеров перестали видеть в Демьяненко актера драматического плана и отныне стали предлагать ему одни комедийные роли. И этот поворот актер переживал еще сильнее, чем преследование неугомонных поклонниц. Одно время даже сильно выпивал, пытаясь в стакане с вином утопить свою неудовлетворенность. От скатывания в пропасть алкоголизма актера спасла новая работа: он нашел себя в дубляже – его голосом заговорили многие звезды зарубежного и советского кино. А чуть позже изменилась в лучшую сторону и личная жизнь актера.
Со своей первой женой Демьяненко познакомился еще в юности, когда играл в драмкружке свердловского Дворца пионеров. В конце 50-х молодые поженились. И в течение нескольких лет вынуждены были ютиться по чужим углам. Так продолжалось до начала 60-х, когда Демьяненко предложили переехать в Ленинград, чтобы работать в штате «Ленфильма», и выделили там квартиру. Его первый фильм в ранге «ленфильмовца» – «Порожний рейс» Владимира Венгерова.
С первой женой Демьяненко прожил двадцать лет. Потом ушел к другой женщине, не взяв с собой практически ничего, кроме чемодана с одеждой и бельем. Новой избранницей его стала ассистент режиссера с «Ленфильма» Людмила. Она работала на киностудии «Ленфильм» с 1968 года, сначала ассистентом, затем режиссером дубляжа. И, конечно, знала, что есть такой артист – Демьяненко. Но ей было не до мужчин: она только что развелась, вздохнула полной грудью и счастливо жила вдвоем с дочкой Анжеликой. А потом она работала на дубляже в темноте, поэтому не разглядывала мужчин, да и ее не всякий мог рассмотреть. Поэтому для нее было полной неожиданностью, когда однажды Демьяненко явился в их звукорежиссерский «предбанник». Вызвал Людмилу в коридор и протянул красивую коробочку. В ней лежало несколько шоколадок, и на каждой было написано «Toблер». Это женщину сразило в самое сердце. Она знала, что Демьяненко в тот момент озвучивал западногерманский фильм «Трое на снегу», где главного персонажа звали Тоблер. А перед 8 Марта Демьяненко явился опять – с цветами и снова с коробочкой. Вручил и, чтобы не смущать Людмилу, быстро ушел. В коробочке оказались французские духи «Клима» – жуткий дефицит по тем временам.
Если бы эти подарки делал актер, мечтающий попасть на картину и в этом смысле зависящий от Людмилы, все было бы понятно. Но ему от нее ничего не надо было – он был королем дубляжа. Вот тут-то у женщины и возникли определенные подозрения. А потом он как-то подвез ее от студии на своей машине к приятельнице. Этим их контакты и ограничивались. Как вдруг однажды в два часа ночи в дверь Людмилы кто-то позвонил. На пороге стоял Демьяненко. Он сказал: «Людмила Акимовна, я к вам пришел навеки поселиться». С этого момента они стали жить втроем.
В 80-е годы Демьяненко записал на свой счет еще несколько десятков ролей, но все они были эпизодические и мало кому запомнились. А в следующее десятилетие, когда советский кинематограф почил в бозе вместе со страной, работы у Демьяненко и вовсе почти не стало. Не лучшим образом обстояло дело и в Театре комедии, где он был занят всего в одном спектакле. Единственным местом, где Демьяненко что-то мог заработать, было Ленинградское телевидение.
Газеты вспомнили про Демьяненко в мае 1997 года, когда ему исполнилось 60 лет. А спустя два года пресса вспомнила об актере уже по другому поводу – печальному.
Проблемы с сердцем начались у Демьяненко за несколько лет до смерти. Но к врачам актер ходить не любил, а если у него появлялись боли, обходился дежурной фразой: «Что-то давит». И все. Но летом 99-го жена Демьяненко настояла на том, чтобы он сделал кардиограмму в актерской поликлинике «Ленфильма». Актер согласился. Когда Демьяненко поставили диагноз «больное сердце» и предложили сделать шунтирование, он испугался. Он не мог себе представить, как ему будут распиливать грудную клетку электропилой. Родные от него эту деталь скрывали, но он сам узнал от друзей, которые уже через это прошли. Возможно, им пришлось бы еще долго его уговаривать, но случился инфаркт…
Как назло, в это время вся кардиохирургия города на два месяца ушла в отпуск. Оставалось ждать. Была договоренность, что, как только кардиохирургия выйдет из отпуска, Демьяненко сделают операцию. Врачи начали работать 23 августа, но за день до этого у актера случился очередной инфаркт (третий по счету за короткое время), и уже ничего нельзя было сделать. Как показало вскрытие, к шестидесяти двум годам у Демьяненко практически не осталось живого места на сердце. Такое саморазрушение – удел людей, переживающих все внутри себя.
В последнюю неделю Демьяненко часто звонил отцу в Свердловск. Говорил все больше на отвлеченные темы: вспоминал детство, юность. Отцу тогда показалось, что сын предвидит свой конец. В его словах чувствовалась ностальгия по Свердловску, по детским и юношеским годам, проведенным здесь. «Очень скучаю по тебе, по городу…» – это последнее, что произнес Демьяненко по телефону накануне смерти.
Когда актера хоронили на Серафимовском кладбище, режиссер Виктор Сергеев сказал печальную фразу: «Со смертью Саши мы потеряли едва ли не последнюю легенду отечественного кино». Да, звезды уходят, но память о них остается. Пока она жива, значит, живы и те, о ком мы помним.
24 августа – Елена МАЙОРОВА
В свое время о трагедии, случившейся с этой актрисой, писали все российские печатные издания. О ней написана книга, снято несколько документальных фильмов. Однако нигде так и не была объяснена подлинная причина этой трагедии. Тайну ее актриса унесла с собой.
Елена Майорова родилась за тысячи километров от Москвы – в городе Южно-Сахалинске. Театром заболела еще в школе, когда в третьем классе стала посещать театральную студию при городском Дворце пионеров. Очевидцы утверждают, что уже тогда у нее появилась маниакальная мечта – переехать в Москву и стать знаменитой. Собственно, в такой мечте не было ничего необычного – подобные грезы одолевали миллионы советских мальчишек и девчонок, живших в провинции. Другое дело, что большинству из них эта мечта оказалась не под силу. А вот Майорова своего добилась. Несмотря на то, что на пути к этому ей пришлось преодолеть немыслимые преграды и трудности.
Сразу после окончания школы Майорова приехала покорять Москву, но с первого захода ее ждала неудача – ни в одно театральное училище ее не приняли. Тогда Елена подала документы в строительное ПТУ № 67. Но с мечтой о театре она не рассталась. Через год вновь сделала попытку поступить в ГИТИС и на этот раз победила – ее приняли. Но родное ПТУ не хотело отпускать свою ученицу, требуя положенной трехлетней отработки. Чтобы решить эту проблему, Елене пришлось обращаться за помощью к своему педагогу Олегу Табакову. Тот пошел навстречу девушке и согласился выплатить штраф в 112 рублей, после чего Майорову благополучно отпустили из ПТУ. Как признается позже Олег Павлович: «Роман у меня был с другой студенткой, Мариной Зудиной, а по-человечески я любил двух других своих студенток – Елену Майорову и Ларису Кузнецову».
Прирожденная отличница, Елена Майорова и в институте не подкачала: все четыре года учебы в ГИТИСе она была лучшей. Однако тогда же обнаружилось и другое. На их курсе работал штатный психолог, который в порядке эксперимента пытался подверстать к делу театрального образования научную психологическую базу – тестировал студентов. Майорова и здесь была впереди. Но два ее показателя совпали с показателями ее однокурсника Игоря Нефедова: чувство вины и радикализм. Причем эти показатели превышали «санитарную норму», то есть наводили на тревожные мысли. Но тогда об этом никто не задумывался. Может быть, зря. Поскольку в 93-м Игорь Нефедов покончил с собой. А спустя три с половиной года ушла из жизни и Майорова.
После окончания ГИТИСа творческая карьера Майоровой складывалась вполне благополучно. Еще студенткой она начала сниматься в кино и, хотя в подавляющем числе фильмов играла роли малоинтересные, зрителю сумела запомниться и приобрела вполне ощутимую популярность. А вот в театре ее дела обстояли куда лучше. В начале 80-х она поступила во МХАТ к Олегу Ефремову и там переиграла массу прекрасных ролей: от Анны Федоровны в «Варварах» и Элмиры в «Тартюфе» до Лизы в «Горе от ума» и Нины Заречной в «Чайке». Ефремов ее буквально боготворил и считал одной из лучших своих актрис. А потом и вовсе влюбился в нее. Но когда в 1986 году Ефремов сделал ей официальное предложение руки и сердца, Елена ему отказала. Великий режиссер был потрясен этим отказом. Говорят, поначалу он возненавидел Елену и вымещал свой гнев на репетициях – гонял ее как сидорову козу. Потом постепенно остыл. Однако боль в сердце у него осталась. И когда Елена погибла, даже не пошел на похороны. А спустя два года и сам ушел из жизни. Говорят, он перед смертью признавался, что бессонными ночами его навещают призраки мхатовских мертвецов. И чаще других приходит Майорова.
Прежде чем найти свою главную любовь, Майоровой пришлось изрядно помучиться. Ее первый брак оказался неудачным и скоротечным. Она вышла замуж в конце 70-х во многом для того, чтобы получить московскую прописку. Жили молодые в полуподвальной комнатушке в общежитии Художественного театра, и из мебели у них были лишь широченная кровать и тумбочка. Не вынеся тягот семейной жизни, муж вскоре вернулся к родителям. А Елена закрутила роман с известным актером МХАТа. Но тот был женат и уходить от своей супруги явно не собирался. Когда Майорова это окончательно поняла, она указала любовнику на дверь. Хотя сильно его любила. Ее сосед по квартире потом будет вспоминать, что первое время после расставания со своим возлюбленным Майорова каталась по полу и заклинала: «Отпусти меня, отпусти!» Так она освобождалась от своей дикой любви.