Никто не смел сейчас сказать и слова. Повисшая в воздухе недоговоренность только и ждала момента, что Гавриил продолжит рассказ там же, где оборвал.
Постепенно мы осели на землю и обратили взгляд на младшего.
Ещё с минуту помолчав, он хрипло продолжил:
– После того, как прошёл срок, мы так и не услышали от Отца ни единого слова. Он ушел, оставляя нас одних. ещё в споре упомянул, что мы и так хорошо работаем вместе. Не живем как семья, но как работники очень неплохие. Единственное, что мы увидели, так то, что по прошествии сорока дней у нас троих рядом с кроватями появилось письмо, которое мы не могли открыть. На конверте осталась пометка: «Разорвать в случае крайней надобности». Сколько мы ни пытались его открыть, чем ни пытались – все напрасно. А сегодня утром, послушав своё предчувствие, я понял: конверт легко поддаётся. Бумага рвётся, но открывать не спешил. Хотел всё это сделать при вас.
– И ты молчал? Серьезно? – фыркнул Уриил, с обидой глядя на младшего.
– Молчал. Потому что знал: если вы узнаете, то тут же всё испортите. Власть затмила вам глаза. А ведь когда-то за подобное действие мы сбросили Люцифера с неба, хотя он просто пожаловался на Отца.
– Так мы и не собирали треть ангелов под своими крыльями, – прыснул Иегудиил.
В чём-то он был прав, только вот говорить об этом я не стал.
Всё равно считал, что Уриил с Селафиилом поступили очень неправильно, скрывая от нас столько времени подобное. Мы могли решить всё мирным путем, договориться друг с другом, только вот им захотелось почувствовать себя богами. Я так надеялся, что они почувствовали свою вину за произошедшее, что ненадолго даже выпал из разговора, хотя Гавриил тем временем продолжал:
– Сейчас я хотел бы достать письмо и прочитать его при вас. Чтобы понять, что оставил нам Отец. Честно, я молюсь на то, что он сказал о том, куда пропал и что нам надо искать, ведь мы не сможем иначе дальше править Раем. С таким недоверием, какое возникает в семье, это не работа. Это, как когда все винтики одного механизма крутятся не пойми как.
Глубоко вздохнув, Гавриил достал из-за спины белый конверт с золотистой окантовкой. Я узнал на нём размашистый подчерк отца, и захотелось поскорее прикоснуться, услышать его слова, которые он оставил напоследок.
Зашелестела тонкая бумага, разворачиваемая длинными пальцами Гавриила. Откашлявшись, он принялся зачитывать:
– «Дорогие мои дети. Видимо, с Раем действительно всё настолько печально, что единственной вашей волей в эту ночь было то, чтобы я снова вернулся. Без этого конверт не открылся бы. Кто бы сейчас ни читал послание, знайте: я не просто так давал вам звания. Я знал, что в конечном итоге произойдёт сбой или вы вновь поругаетесь настолько, что не придёте к одному выводу. Мне страшно представить, что могло произойти в нашем уютном поднебесье, но, пожалуй, вы сами мне всё расскажете, когда придёт время. Выдавать своё месторасположение я не хочу: ваше сердце и душа меня найдут. Я могу забросить одну подсказку, которая может вам помочь в поисках. Возвращайтесь в Истинный Рай, в наш Родной дом. Двери будут открыты, стоит только вспомнить, как мы каждый вечер сидели за обеденным столом и в каком порядке ваши чаши наполнял нектар. Источник на заднем дворе пересох. Ждёт только вас. Прошу, поторопитесь, мне ужасно интересно узнать, что же произошло с моим творением, которое, вероятно, с треском рушится каждую новую секунду».
Судьба
– Управляешь тремя измерениями и не можешь усмирить своих мальчишек, – горько усмехнулась я, мягко кладя руки на плечи мужчины.
Стоя позади кресла, в котором он сидел, пока разговаривал с братьями, я внимательно слушала и не вмешивалась. Сама такой сюжет прописала. Наверное, это одновременно и тяжело, и просто – быть писателем Вселенной. Я знаю всё, что произойдет в будущем, могу прописать каждому лично свою линию, увидеть его взлеты и падения, но вот единственный, кто всё так же не мог воспринять меня как данность – Бог.
Мы появились с ним почти в одно время: я чуть раньше буквально на пару столетий. Голоса в голове только и успели, что нашептать предназначение, а после оставили совсем одну посреди Райского сада. Было страшно и непонятно, но со временем я наткнулась на маленький уютный домик, в котором лежала стопка листов и перо с чернилами.
Я не понимала, что делать и как описывать события. Много раз терялась во времени, зачеркивала и переписывала, пока не поняла, что ошибок допустить не могу. Абсолютно всё, что напишу, исполнится в точности.
Поначалу это казалось проклятием, ведь эти умения значили, что мне придётся прописывать всё: каждый день, каждую жизнь по отдельности. Но стоило людскому роду расселиться по всему земному шару, как я научилась писать сразу сотни и тысячи судеб, просто думая о них.
Обычно приходилось сидеть в своём маленьком домике в Райском саду, никого не трогая и ни с кем не общаясь: все попросту боялись меня, а после Бог сам пришел. Предложил переселиться в дом с его сыновьями, которых он планировал отпустить в дальнейшее плавание самостоятельно, а самому ненадолго отдохнуть и понаблюдать за ними.
– Отвали, – буркнул он, прикрывая глаза и тяжело вздыхая, – я слежу за смертными и знаю каждый их порок. Я вижу их насквозь и могу простить всё, пусть и бываю строг. Они пытаются разобраться в истории священных писаний, которые запутаны не без твоей помощи…
– Это были черновики! Я не виновата, что они их случайно где-то раздобыли! – в обиде вскинулась я, абсолютно забывая, что Бог очень не любит, когда его перебивают. – Прости, – чуть притихла и дала ему слово дальше.
– Они пытаются, и я их не виню, что взгляды церкви и наши так сильно расходятся. Это смертные. Но они! Архангелы – мои сыновья. Они – моё творение и, что тут таить, семья. Ощущение, что власть их ослепила, и они совсем забыли об истинном предназначении. Об этом тяжело говорить, Судьба, но если они не исправятся по истечению сорока дней, мне придётся оставить Рай и уйти на Землю. Пожить среди смертных, попутешествовать, узнать их культуру и традиции. Это ты обо всём знаешь, а мне только предстоит получить знания, – Бог позволил себе улыбнуться, но очень грустно.
В момент мне даже стало его жаль.
Обойдя кресло, я присела на колени и обвила руками вокруг шеи, прильнув к груди и прикрыв глаза.
– Ты оставишь меня тут совсем одну? – спросила, стараясь не выдать внутренней тревоги.
Я не знала, что значит доброта и сердечность, пока не стала жить в одном доме с их семьей. Частенько приходилось присутствовать на ужинах, а мальчишки в свойственной им манере любили иногда спрашивать у отца, когда же он уже позовет меня замуж. Шутки шутками, но я даже не представляла, как правильно на них реагировать, ведь порой настроение Бога было невозможно угадать.
Пожив с ним, полностью понимаешь выражение: «Пути Господни неисповедимы». То он говорит одно, а уже через пару секунд – другое. Порой я запиралась в кабинете и писала без передышки планы на несколько лет вперёд, из-за чего какие-то года вышли особо насыщенными у смертных, а какие-то – спокойными и даже тихими.
Сильные руки нежно перебирали мои волосы, ласково заправляя выбившиеся прядки за ухо и ненадолго замирая.
– Оставить? Не сказал бы так. Иногда я буду сюда заглядывать, только позови. Сама же знаешь, что приду, как бы ни был занят внизу, – произнёс он, тяжело вздыхая и прикрывая глаза. – Мне надо отдохнуть. Заранее напишу им письмо. Не подумай, что я не верю в то, что они смогут исправиться за сорок дней. Здесь не вера, дорогая моя, здесь знания. Такие, которые вредят разуму, и именно из-за этого я и не хотел давать Адаму и Еве их. И что в итоге? Сейчас у тебя появилось в миллион раз больше работы, а могла ведь спокойно сидеть в саду и слушать пение птиц.
– Да ну, это слишком скучно! Зато посмотри, какая сюжетная ветка получилась! Целая вселенная развилась, весело же! – запальчиво произнесла я, глядя в голубые глаза Бога, которые он тут же закатил. – И не закатывай так глаза, – произнесла уже чуть тише, – сам знаешь – предназначение у меня такое.
– Так у тебя предназначение просто писать будущее, а не делать это будущее так, словно смертные решили сыграть в игру на смерть, – усмехнулся Бог, по-дружески взъерошивая мои волосы.
Перехватив его запястье, я слегка надула щёчки и с обидой глянула в глаза.
– Прости, я не могу не трогать твои волосы, зная, насколько ты мило после этого обижаешься, – рассмеялся он.
Подобно кошке, я извернулась из объятий и буквально перекатилась на пол, недовольно фырча и тут же вставая на ноги.
– Так ты решил оставить Рай, пока здесь будут править твои сыновья?
– Упаси, ты что. Ты тут остаешься вместе с ними. Будешь следить, помогать. Если надо, пропиши им действия, ты ведь сама это и делаешь, – он вскинул руки, после чего встал и вплотную подошёл ко мне. – Я могу только на тебя это доверить. И давай без твоих любимых «внезапных поворотов». Мне Рай нужен целым, а не интересным и захватывающим, как бы ты сама этого ни хотела.
– Ну-у-у, – протянула я, но столкнувшись с осуждающим холодом синего океана, ответила: – Я попытаюсь, но абсолютно ничего не обещаю. Ты же знаешь, вдохновение оно такое: непредсказуемое, воздушное и совершенно непонятное для многих. Веришь? – спросила, склоняя голову набок.
– Просто не угробь Рай. Договорились? На тебе лежит огромная ответственность. Я не смогу теперь быть твоим советчиком постоянно. Мне нужно совсем немного времени.
Бог будто бы просил отпустить его на Землю, а не констатировал факт. Не хотел расставаться со мной на такое время? Но ведь мы просто друзья, не более. Что же ж он так привязывается?
– Да ладно. Иди. Могу сразу уже сказать, что не пройдут они твоё испытание, – отмахнулась я, отходя от Бога и обнимая себя за плечи.
Показалось, что вмиг подул холодный ветер, и стало ужасно зябко и холодно.
Оказалось жутко непривычно оставаться одной в огромном доме, где хотя бы по вечерам стены слышали задорный смех и шутки. Разрешая делиться самым сокровенным, что наболело за день, нас своим теплом согревал камин.
Теперь он всё так же горел, поленья трещали, огонь обдавал жаром, но только на душе было абсолютно холодно. В те года на земле происходили массовые пандемии, из-за которых умирали сотни и тысячи людей. Кажется, это называется депрессией. Только сейчас я осознала, насколько она опасна у таких сильных существ.
Я допустила войну на небе, прописала смерть одного из братьев, даже хотела изначально убить малышку Эмми, но что-то остановило, и пришлось убрать перо от бумаги в нужный момент.
Про содержание письма я и так знала вдоль и поперёк и представляла, когда ко мне постучатся архангелы. Во всяком случае, предполагала.
Гуляя по пустому дому, в очередной раз задумывалась о том, что давно не слышала Бога. Не хотела его беспокоить, но ровно до того момента, пока не пришла весточка о нём. Всё, как и думала.
Улыбнувшись и скользнув взглядом по бумаге, я написала ответ и отправила обратно, наконец дожидаясь архангелов.
Решив понаблюдать за ними, я подошла к зеркалу в своей комнате. Лёгкое касание руки к поверхности заставило её пойти рябью и показать братьев.
– То есть, хотите сказать, что нам надо вспомнить, как в незапамятные времена каждый вечер отец разливал нам нектар? Да я всё время дожидался, пока кто-то наполнит мою кружку, – возмутился Иегудиил, скрещивая руки на груди и поднимаясь с пледа. —Кто-нибудь, вообще, помнит, как переходить в истинный Рай? – поинтересовался он у братьев и огляделся.