Даже не предполагая, что он скажет дежурному техотдела, инженер Миловидов отправился в производственный цех.
–Я спускался по ступенькам,-говорил профессор,– а ноги мои подкашивались, руки тряслись, я боялся выронить шар и разбить его. Хотя прекрасно понимал, что разбиться он не может. В цехе Точной механики дремал мой старый знакомый старший инженер Петя Керн. Оказалось- ночной дежурный он. Над ним посмеивались- его жена была полной тезкой любовницы Пушкина, которую поэт… « с помощью божьей на днях уеб», ха-ха, Анной Петровной Керн.
Миловидов рассмеялся в кулак, что позабавило Феликса- впервые он увидел профессора веселящимся. Год назад, когда писали с ним интервью, он ни разу не улыбнулся.
–Так вот, коллеги его подначивали,-продолжал отсмеявшись профессор,– смотри мол, Петя, чтоб твою Анну Петровну кроме Пушкина еще кто-нибудь не…уговорил. Ха-ха. Все её знали, она работала в ОТК. Красивая, глазастая. Да… Ну мы ещё о ней поговорим. Растолкал я Петра Васильевича и объяснил ситуацию- нужно до приезда комиссии самими убедиться, есть внутри контейнера грунт или его там нет. Думал придется уговаривать. Но Керн согласился сразу, сказал, что все понимает, а потому вынет ампулу так, что комар носу не подточит. В общем, он включил нужный станок и через минуту в его руках уже находилась внутренняя капсула. Он её потряс, внутри зашуршало. Есть! Нужно еще добавить, что «керн» в геологии-это образец горной породы, извлеченный из скважины. Забавное совпадение, не правда ли? Но я тогда не придал этому значения, хотя на ум аналогия пришла сразу. Итак, лунный грунт с помощью моей буровой установки, доставлен на Землю. Я уже представлял, как лично генеральный секретарь партии прикалывает к моему пиджаку звезду Героя.
И вдруг Миловидов с ужасом увидел, как инженер Керн гаечным ключом откручивает крышку капсулы. Она хоть и была покрыта окалиной, но быстро поддалась. Конструктор открыл рот, чтобы запретить это делать, но слова застряли у него в горле, раздался только хрип, хотя он пытался сказать- «не смейте». А Петр Васильевич без доли сомнения, высыпал темно-серый, почти черный порошок, каким оказался лунный грунт, на клочок обычной газеты «Советский спорт».
Поликарп Матвеевич смотрел на происходящее и не верил своим глазам.
–Вы что что наделали?!– наконец крикнул он.
–А чего?– ухмыльнулся Керн.– Мы с тобой заслужили, чтобы первыми воочию увидеть и пощупать кусок Луны. Ты придумал эту шайтан- колонку, а я точил для нее детали. Засыпем грунт обратно, никто и не узнает. Не переживай. Ты ведь сам сюда цилиндр принес, я не настаивал.
–А бактерии, а вирусы! Они же попадут в образцы.
– Так уже попали, если успели. Ладно, уговорил, возвращаю грунт обратно. Только…
Петр Васильевич ногтем подцепил черный, с антрацитовым блеском камушек и тут же сунул его себе в нагрудный карман.
У Миловидова чуть глаза не выпали из орбит.
–Ну чего моргаешь,– ухмыльнулся Керн.– Вон еще один камушек, кажется, осколок от моего,– он взял второй осколок, сравнил со «своим».– Ага, точно, края совпадают. Бери. На всю жизнь память останется. А космические аппараты еще камней с Луны на Землю натаскают.
Инженер Керн ловко высыпал лунный реголит обратно в ампулу, закрыл крышку, а второй камушек бросил в карман белого халата Поликарпа Матвеевича. Тому показалось, будто бедро его обожгло плавленным железом.
Миловидов попытался нащупать среди скрепок, кнопок и спичек лунный камушек, чтобы немедленно вернуть в колбу, но тут в цех Точной механики вошел ни кто иной, как непосредственный начальник Миловидова- Виктор Ефимович Крылов. За ним появился начальник химико-аналитической лаборатории Иван Семенович Коршунов.
–Меня словно громом ударило,– рассказывал уже без пауз профессор.– Как начальник узнал, что я в производственном цехе? Но он сказал, что догадался, что я мол не утерплю и до приезда комиссии вскрою внешний контейнер. И правильно де сделал, что вскрыл,– похвалил меня Крылов, – а если грунта внутри нет? Надо ведь заранее продумать что говорить высшему руководству, чем и как оправдываться. Так что насчет грунта?» «Есть», – ответил я, не зная что делать. Доставать из кармана «свой» камень, а потом выворачивать карманы Пети Керна? И что будет? Это не то что конец карьеры, это тюрьма с высылкой всей семьи в Магадан. В лучшем случае. «Надеюсь, вы еще не открывали внутреннюю капсулу?»– спросил исподлобья Коршунов. «Нет, конечно, как вы могли подумать!»,-хором закричали мы с инженером Керном,– только вскрыли внешний контейнер. Внутри капсулы шуршит, значит есть реголит».
На веранде кафе, где кроме профессора Миловидова и журналиста Бабочкина никого не было, повисла тишина. Поликарп Матвеевич налил себе и Феликсу коньяку, чокнулся о его рюмку, выпил, занюхал костяшками волосатых пальцев, потом все же отломил кусок шоколадки.
–Прошло сорок с лишним лет, а камень «Луны-16» всё жжет мне сердце. Понимаете?
–Да-а, догадываюсь, – неуверенно сказал Бабочкин. – Неужели его нельзя было вернуть как-то в лабораторию НПО? «Луна-20», насколько я знаю, тоже доставила грунт. Подмешать что ли его можно было в новый реголит. И совесть бы не мучила. Она вас всё это время жжет, а не камень.
– «Луна -20» мелочь привезла, около 50 граммов, у нее колонку заело. Но не в этом дело. Я не мог рисковать своей репутацией. Не дай бог, подмена бы обнаружилась. Да она и не могла не обнаружиться. На украденных лунных камнях уже полно было земных бактерий. Никаким жидким азотом полностью их следы не уничтожишь. У Керна оказался кусочек ильменита в 10 граммов, у меня в 25.
Профессор достал из внутреннего кармана пиджака прозрачную пластиковую коробочку, вероятно, от запонок, внутри которой к розовой подушечке был приколот или пришит маленький, черный, блестящий камушек. Он был похож на кусочек антрацита.
Бабочкин протянул было к коробочке руку, но тут же отдернул.
–Что, страшно?– рассмеялся нехорошим смехом Миловидов. Феликс увидел точно такой же антрацитовый блеск в его глазах.– В последнее время я неважно себя чувствую, Феликс Николаевич. Кажется, орбита моего корабля стремительно снижается и вероятно скоро он войдет плотные слои атмосферы. Закат и пустота. Одна в жизни радость осталась- резьба по дереву. Фигурки всякие делаю, типа японских нэцкэ. Так вот, я хочу чтобы вы приняли от меня этот камень.
–Нет!– крикнул Бабочкин так, что из внутренней части кафе выглянул официант.– Я не могу принять столь…этот подарок.
–А-а, понимаю, принципиальному журналисту стыдно брать ворованное. Хм. Только не надо, Феликс Николаевич, рассказывать мне сказки про моральную чистоплотность вашего брата- телевизионщика. Поверьте, я многое знаю об Останкинском творческом цехе. Заказные репортажи, сюжеты и фильмы. И безропотное подчинение кремлевским кураторам. Вы променяли свободу на деньги, порядочность на подхалимство.
Опять наступила тишина. Бабочкин не знал каким образом расценивать слова профессора- как защиту или как нападение. Скорее, первое. А потому промолчал, не стал обелять ни себя, ни и своих коллег, тем более что Миловидов был во многом прав. А Поликарп Матвеевич, видно, понял, что перегнул палку. Извинился:
–Я не хотел вас обидеть, Феликс Николаевич. Поймите и меня. Если камень после моей смерти каким-то образом окажется в государственной лаборатории, то по микрочастицам сразу же установят его принадлежность к «Луне-16». А, значит, будет очернено мое имя. Да, я тогда смалодушничал, поступил нечестно, но ведь и немало полезного я сделал для отечественного космоса. Не хочу, чтобы мое имя вымарали из учебников космической истории, как какого-нибудь врага народа в 1937. Выбросить камень или где-нибудь закопать, я тоже не могу. Мы с ним за десятки лет сроднились. К тому же…хм. Впрочем, если примите его, сами все поймете.
–Что пойму?
Но Миловидов не ответил на вопрос. Опять выпил.
–Петр Васильевич Керн умер через два дня после того, как мы вскрыли с ним капсулу.
–Не может быть,– вырвалось у Феликса.
–Именно так. Скоропостижно. Вроде как оторвался тромб. После похорон, я осторожно поинтересовался у вдовы, не находила ли она в вещах мужа нечто необычное. Она сказала что нет, и я больше не мучил Анну Петровну Керн вопросами. Да. Собирался переговорить с ней на эту тему через несколько дней. Но…
–Неужели и она умерла?-догадался Бабочкин.
–Да, так же скоропостижно. Сердечный приступ. Любопытно, что их дочь тоже Анна Петровна Керн. Ей уже за сорок. Так вот я недавно был у неё.
Бабочкин, разумеется, не стал спрашивать по какому поводу и так было ясно. Он лишь поторопил с ответом профессора, который закурил сигарету и опять надолго замолчал:
–Ну и…?
–Сначала она сказала, что ничего про камень не знает. А потом, когда я уже собирался уходить, предложила купить его за 20000 долларов. Сами понимаете, Феликс Николаевич, я и в глаза таких денег никогда не видел. Поэтому откланялся и ушел. Не квартиру же в Королёве продавать. Есть и дача, но она-память о моей жене, где мы провели с ней самые счастливые годы своей жизни. Кстати, продал бы квартиру, если б не внуки – Ирина и Илья, как лишишь их такого наследства? Мои единственные наследники по завещанию. Дочь моя Ксения, их мать, погибла двадцать лет назад в автоаварии, отец же был неизвестен никогда. Впрочем, они не бедные, теперь работают за границей…Один я здесь, как заблудившийся луноход в Море Дождей…И во мне исчерпаны изотопные источники тепла. Да..Очень боюсь, что рано или поздно этот второй осколок Луны где-нибудь всплывет. Возьмет да и вывезет Анна Петровна его за рубеж на какой-нибудь Сотбис. Всё же первый лунный ильменит, доставленный автоматической станцией. И опять позор обрушится на мою голову. А поверьте, под занавес чувствуешь, что посмертный позор гораздо страшнее прижизненного, потому что он вечен, его не исправишь. Только когда два камня с «Луны-16» окажутся в ваших руках, я буду спокоен. Я почему-то вам верю, как себе.
Теперь Феликс всё же взял коробочку, повертел перед глазами. Ему показалось, что «антрацит», переливаясь разными цветами радуги как бриллиант, издал высокий, словно комариный писк. Он даже огляделся- нет ли где насекомого.
–Я знал, что вы согласитесь, Феликс Николаевич,-облегченно вздохнул профессор, хотя Бабочкин еще не сказал возьмет ли он камень.– Кому как не вам обладать этим реликтом. Вы ведь тоже немало сделали для космонавтики, освещая ее успехи и проблемы в новостях и документальных фильмах. Только…не доверяйте камню слишком, особенно в полнолуние. В эти дни он дает странные советы. И вообще, не глядите на него долго. Я это недавно понял.
А-а, подумал Феликс.– Ну теперь наконец всё прояснилось. Дед окончательно спятил под занавес. Ему наверняка мерещатся голоса зеленных лунных человечков, которые он слышит из этого осколка. Понятно, старческий маразм на почве длительного самобичевания из-за похищенного лунного камня. Бывает. А он- то, легковерный, отнесся по началу ко всему серьезно. Ну ладно, пора откланиваться, еще можно успеть заехать в Останкино к шеф-редактору.
–Если долго глядеть на луну, можно стать идиотом,– процитировал Феликс генерала Иволгина из «Особенностей национальной охоты».
–Мне пора,-поднялся Миловидов и сразу же ухватился за спинку стула.– Расслабился. Не будете ли так любезны, Феликс Иванович, довести меня до автобусной остановки? Сейчас я живу за городом, на даче.
Однако Бабочкин не стал рисковать- вдруг Поликарпу Матвеевичу станет плохо в общественном транспорте. Вон сколько коньяка выпил. Хоть и очудачился конструктор, но это не повод его осуждать и поступать по отношению к нему непорядочно. Еще неизвестно, что станется с Феликсом в таком возрасте. Если конечно доживет. Если из него раньше времени не выпьют всю кровь всякие Алисы Бурцевы.
Вызвал такси и вскоре они уже были в предместье города. Возле одного из деревянных домов под № 15, заросшего за забором соснами и яблонями, а перед ним сиренью и боярышником, профессор попросил остановить машину. Дом был розового цвета, с высокой, покатой крышей, крытой зеленым андулином, большими окнами и двумя башенками по бокам. Он напоминал теремок из какой-то сказки. Широкая, плоская веранда была увита диким, а может быть и настоящим виноградом. Когда Феликс довел профессора до калитки, Поликарп Матвеевич взял его за руку.
–Знаю, Феликс Николаевич, вы думаете, что я сошел с ума. Возможно и так. И всё же поговорите с Анной Петровной, это очень важно не только для меня. Сами потом всё поймете. Объедините осколки камня. Дачный дом Кернов через две линии отсюда, с синим резным крыльцом и широкой, как шляпка шампиньона, мансардой. Не ошибетесь. Скоро увидимся.
После этих слов профессор крепко обнял Феликса. Только бы целоваться не полез, подумал журналист. Нет, нельзя пожилому человеку пить столько крепких напитков. Но целоваться Поликарп Матвеевич не стал. Он внимательно поглядел на Феликса и Бабочкину показалось, что на глаза старика навернулись слезы.
Профессор почему-то вдруг поморщился, будто надкусил зеленый лимон, резко развернулся и скрылся в густом, благоухающим свежестью и наливающимися плодами, саду.
Неделю к ряду Феликс писал «кирпич»– черновой вариант нового сценария о процессе над советскими валютчиками 1960 годов и совсем забыл о профессоре. А в субботу утром он открыл ноутбук и обомлел. В первых строках ленты новостей сообщалось о смерти «одного из выдающихся конструкторов космической техники в СССР, создателя буровой установки для межпланетных космических станций «Луна-16, 20 и 24» Поликарпе Матвеевиче Миловидове. Бабочкин даже нервозно зачесал коленку.
Конечно, если разобраться, думал Феликс, в этом нет ничего странного, конструктор сам говорил, что скоро его корабль войдет в плотные слои атмосферы, поэтому и назначил встречу, передал ему камень. Камень…
Он открыл ящик письменного стола, вынул коробочку с кусочком «антрацита». Вспомнил слова Миловидова- «не доверяйте камню слишком, особенно в полнолуние. В эти дни он дает странные советы. И вообще, не глядите на него долго».