Василиск

только жуткая, неотвратимая, словно издевающаяся своей разверзнутой пастью…

Смерть.

– Что мы ей скажем? – спросил я под утро Рыжую. – У тебя вообще есть какой-то план, или?..

– Мы ничего ей не скажем. Просто приехали развеяться… Поживем в отеле, или в городской квартире – она наверняка живет в загородном доме, но… Охотится в городе, где-то рядом, и… там наверняка уже есть следы…

– Ты хочешь сказать, тела? В этом районе? Но откуда ты знаешь?

– Знаю, – она сладко потянулась. – Чувствую. Мы… должны будем найти того, кто занимается этим… Какой-нибудь cop…Ну, в смысле, мент, который ведет эти дела, и… Её надо выманить, но так, чтобы не сделать ей ничего плохого, а потом через нее выманить это…

– Ты хочешь рассказать всё какому-то… Хочешь посвятить в наше – чужака? Ты спятила!.. Кто нам поверит?..

– Мы можем не рассказать, а показать, – перебила она меня. – Нам все равно понадобиться чья-то помощь. Помощь тех, у кого есть оружие и кто умеет им пользоваться… Мы сами с ней не справимся – никакие мы, даже большие, у нас же есть предел, а эта… тварь… Она – вообще не отсюда, и для нас она неуязвима, только…

– Да менты же порешат нас всех! Это же конец! Да первый же мент, которому ты покажешься… или я… Который увидит тех нас, разрядит в нас всю обойму! Ты только представь себе эту картинку в натуре!..

– А ты вспомни другую картинку! Вспомни, кто убил такую тварь!

– Ты хочешь сказать… – медленно начал я.

– Да, – побледнев, кивнула она, – вспомни, как от нее отлетали пули… Только Он может… Но Он появился… Возник, или… пришел, когда в песок хлынула кровь! Когда тварь перекусила охранника, помнишь? Он не пришел помогать нам, не пришел отплатить за ту, ну, твою… как ты подумал сначала. Он пришел играть, в свою игру, потому что… Почуял кровь! В конце концов, Он – зверь. Как это говорят: если существо выглядит, как кошка, ведет себя, как кошка, мяукает, как кошка, значит – это кошка. Он должен быть такой же как мы, только больше, а значит… Он чует кровь!

– Ты хочешь вызвать?… – я не верил своим ушам, но в то же время понимал, что она… права. – Но Он же не может сюда…Он из другого… Наш мирок его просто не выдержит!

– Это не нам решать, – отмахнулась Рыжая. – Наше дело – позвать. Ты – должен позвать, – она глянула на меня в упор. – И ты – позовешь!

– Но если… если ты права, это же значит – подставить той твари какого-то… Или нескольких, которые нам поверят, и… Просто кинуть их в мясорубку! Ну да, – пробормотал я, – нам не привыкать, мы с тобой уже делали это. Ты – ту девку, домработницу свою, а я… Ту милку… Тебе что, мало?

– Другого выхода нет, – резко сказала Рыжая. – Не нравится, придумай что-нибудь получше… Может, там, на месте, мы придумаем, но…Ты пойми, – продолжила она уже мягче, – эта тварь, она… Она жрет мою дочь, она питается ей, она… – Рыжая всхлипнула.

– Что значит – "жрет"? Как она может ей питаться? Что ты хочешь ска…

– Она не отсюда! Она воспользовалась тем, что та – одна!… И она с каждым приходом что-то отнимает, что-то высасывает… Недаром же она так похожа на пиявку… Она и есть пиявка, только сосет не кровь, а…

– А что? Что же еще нужно пиявке?…

– Не знаю… силы, соки, или скорее… Самую суть – просто… Саму жизнь…

* * *

Эх, Рыжик, Рыжик… Ты думаешь, это ты виновата, но я-то знаю кое-что, чего даже тебе не рассказывал! Это ведь я в тот вечер, в ту ночь разборки с кодлой Седого – ночь, которая была уже на исходе, но еще не кончилась, – глянул на твою дочку д р у г и м и глазами, нет, не глазами зверя, не п е р е х о д я, а совсем, с о в с е м другими… Зачем?! Это было не нужно, она бы и так мне все рассказала, но… Я ошалел тогда от всей этой разборки, от первого п е р е х о д а, от сознания своей д р у г о й сути и… Заступил за черту – нет, не за the border, не за the percinct, а за… dead-line

, и посмотрел на девку… Вернее, дал посмотреть Т о м у…

мерцающими желтым, холодным и каким-то равнодушным огнем… глазами жуткой древней рептилии, жившей десятки миллионов лет назад, которыми теперь почему-то смотрят маленькие пушистые… Эта мысль вызвала дикий страх, но еще страшнее было то… То, что ощущалось, что жило и мерно пульсировало з а этими глазами, что было очень далеко отсюда, но одновременно было и здесь, и везде, и… О н о рассматривало, изучало её с холодным равнодушием.

Девка вдруг поняла, вдруг ясно ощутила, что Это смотрело на мир, когда еще не было м и р а.

Это смотрело на звезды, когда еще не было звезд.

Это существовало в то время, когда еще не существовало времени.

Это уже б ы л о, когда не было Н И Ч Е Г О, кроме…

"А где была ты, когда Я создавал этот мир, рядом что ли стояла?.." -насмешливый голосок в мозгу прошептал фразу из какого-то давно прочитанного… А потом, как росчерком молнии, резкой вспышкой понимания сверкнуло: Э т о стояло рядом и видело, н а б л ю д а л о, как Он создавал этот мир, потому что… Потому что для того Оно и было создано – д о в с е г о. До Света. До Тьмы. До отделения Света от Тьмы. Самым П е р в ы м.

Точно так же, как любой хищный зверь чует кровь (тут Рыжая права), эта жуткая тварь с горящими красной дьявольской злобой углями глаз (Рыжая не видела Там, но я – видел) чует с т р а х! А я заставил девку испытать н а с т о я щ и й страх! Я – т о л к н у л её т у д а, и… Своим страхом она выманила тварь о т т у д а. И теперь у Рыжей – одна надежда. Надежда на то, что Главный почует кровь тех, кого мы подставим, и придет, и п о и г р а е т, и… Но она не дура, она понимает, что кошка играет в свои игры только когда с а м а хочет, поэтому… На крайний случай она надеется, что Его сумею позвать я, и тут она тоже не дура… Но она еще в глубине души рассчитывает на то, что у меня есть какое-то подобие если не власти, то хоть возможности о чем-то просить или даже т р е б о в а т ь, потому что я когда-то заглянул Ему в глаза. И вот тут она – дура, потому что…

Она ведь не знает, ч т о я там видел…

* * *

Где ж я найду такого мента, которому можно рассказать или п о к а з а т ь, думал я в мирно плывущем над Атлантикой "Боинге", прихлебывая вискарь, как простую минералку

(не берет, зараза, ни к голове, ни к ж…)

и раздраженно косясь на Рыжую, сладко спящую в соседнем кресле. С какой радости вообще какой-то мент станет нам помогать, хотя… Если это будет тот, на котором висят эти дела… Если вообще е с т ь эти д е л а… Если Рыжая правильно вычислила… Если мент сам будет заинтересован в помощи и не рехнется от того, что мы ему покажем, не откроет беспорядочную пальбу во все стороны… Словом, тут столько "если", что все это превращается в "вилами по воде"…

Шериф дал мне кое-какие наводки и пару телефончиков ребят с Петровки, которые по его словам были ему кое-чем обязаны, но… Весь мой опыт общения с ментами исчерпывался несколькими пьянками с несколькими людьми в погонах и петербургским сериалом, над которым весело потешались на этих самых пьянках эти самые – в погонах…Правда они тогда были без погон и вообще без всего, поскольку дело происходило в саунах (российские традици, мать их… куда ж от них денешься). И представить себе э т и х ребят – хоть реальных, хоть сериальных, – в каком-то мистическом триллере… Глядящих, реально глядящих на то, что в таком жанре называют превращениями, оборотнями, или еще хрен знает как…

Это бред! Из этого ничего не выйдет, потому что не выйдет никогда! Если мы станем что-то рассказывать, нас упрячут туда, где уже отлежал свое Шериф, а если покажем… нас просто расстреляют в упор, или… люди в погонах станут очень неприглядными телами – в погонах, там, или без… Ведь это не так-то просто – стрелять в нас… Как-то у них это не очень-то получается,

(имел случай убедиться… даже очень крутые, даже с а м ы е крутые как-то р а с п а д а ю т с я… Черт, как жарко здесь… Нет, жар в н у т р и… Я уже у ч е р т ы… Тихо! Тихо…)

и… Что тогда? Слониха зайцу сделала минет – и смысла нет, и зайца нет. Нет, тут нужен… Тут нужен настоящий мент, который захочет разобраться п о – н а с т о я щ е м у… П р а в и л ь н ы й мент, которому плевать на все их п р а в и л а… Только… Где же нам взять т а к о г о, где, мать вашу, я вам его найду – рожу что ли?!. А если даже и найду, то по замыслу этой блядской рыжей морды, я возьму и п о д с т а в л ю хорошего честного парня под… Просто кину его в пасть этой т в а р и, чтобы она выпустила ему кишки и кровь… Кровь, блядь, везде – кровь, и я весь в крови, но о н – т о тут будет при чем? Это же неправильно, разве т а м мы бы так сделали!.. Разве т а м мы прикрываемся чужими телами, чужими жизнями? А еще говорят, зверства, мол, страшные звери… Рыжей не привыкать, она подставила ту девку, сунула в Мерседес вместо себя, да и я… Я же мог выгнать ту Милку, я же знал, что они будут давить через тех, кто рядом, но… Это что, звери? Не-ет, это мы, л ю д и – страшнее любых…

Хррясть!..

И венцом моих тоскливых мыслей неожиданно стал тяжелый удар кулаком, от которого хрустнул и сломался столик, откинутый с впереди стоящего кресла, а стаканчик с вискарем покатился по проходу, предварительно выплеснув содержимое прямо мне на… Рыжая что-то пробормотала во сне и… Даже не шевельнулась. Знай себе дрыхнет, а объясняться со стюардессой придется мне – вот зараза…

Суки проклятые… Ты вроде как на пенсию туда собрался, говорил Шериф… Дали блядь, мне пенсию, дали твари пожить спокойно пару лет… даже меньше, так не-е-ет, опять завертелось какое-то… Ну, блядь, я вам всем… Я вам, суки, расскажу, что кушает на обед крокодил…

– Э-э, простите, это я не вам… Столик? Thetable? Ну… такие столики – хлипкие tables… Sorry, my fault. Извиняюсь, конечно… Pay for it? Sure, no problem. Да нет проблем, сейчас решим вопрос… И еще двойной, blacklable, please, andkeepthechange… Thankyou!

… Блядь пергидрольная!…

Часть 3

9.

В середине тридцатых годов прошлого века тихий и мирный московский часовщик, Моисей Шнеерзон, неожиданно увлекся идеями господина Жаботинского и стал в душе пламенным сионистом – в прямом и нормальном смысле этого слова, то есть убежденным сторонником идеи о том, что евреи должны жить в Палестине, создав там свое государство. Впрочем, сионизма Моисея Шнеерзона на отъезд в Палестину не хватило, а хватило лишь на то, чтобы дать своему первому и единственному сыну гордое имя страны, в которой должны (по идее Жаботинского) жить все евреи, а именно – Израиль.

В детские и отроческие годы Изя Шнеерзон прилично натерпелся от этого сионистского поступка папы, но… С другой стороны, насмешки и дразнилки дворовой шпаны определенным образом сформировали его характер – он понял и навсегда усвоил простую истину: если не хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги, всегда давай сдачи.

Насмешки и дразнилки закончились, когда ему стукнуло тринадцать лет, причем закончились весьма неожиданно. Как-то раз Король местной шпаны, некто по прозвищу Мархан, брезгливо налюдающий возню школьной шоблы (низкорослый чернявый пацанчик упорно отбивался от трех одноклассников), неожиданно для всех (и себя в том числе) подошел к дерущимся малявкам (они все, включая Изю, застыли в столбняке) и сквозь зубы процедил: