«Где я? Об этом едва ли кто знает, – …»
П. Б.
Где я? Об этом едва ли кто знает, —
в первую очередь сам.
Дворником ветер дворы подметает,
прячется по чердакам.
Не серединка и не половинка,
в смысле: ни то и ни сё, —
вместо закладки сухая былинка
в томе «Худ. лита» Басё.
«Голубизна переходит…»
Голубизна переходит
в светло-зелёное – цвет
моря на мысли наводит,
смерти, как видимо, нет.
От удивленья присвистни,
смерти не будет? Да-да!
Впрочем, как не было жизни,
как таковой никогда.
«Когда сомневался Мефодий…»
Когда сомневался Мефодий
и не сомневался Кирилл,
язык, растворённый в природе
на птичьем со мной говорил.
О чём-то пиликал кузнечик
на тоненькой скрипке своей,
и молча, в преддверии речи,
былинку тащил муравей.
«Что касается грешного…»
Что касается грешного
моего языка —
вырву с корнем, сердешного,
и не дрогнет рука.
Чтобы больше не связывал, —
(нету связи прочней)
с пожелтевшими вязами
по-над речкой моей.
«Три аккорда, и не больше…»
В. Г.
Три аккорда, и не больше
в лучшем случае – четыре,
но без них сегодня – боже! —
стало зябко в этом мире.
Стало зыбко и безмолвно,
стало пасмурно и сыро,
растерялись сразу – словно
потеряли командира.
Вдруг возникло ощущенье,
что пришёл конец надежде,
и прощанье и прощенье
не рифмуются, как прежде.
Три аккорда. Мало? Много?
Разве в этом дело, если
безотчётная тревога
крест поставила на песне.
А на ясеневой ветке
интровертом безутешным
воробей, как кенарь в клетке,
разорялся утром вешним.
Чик-чирик Агнешка в Польше,
чик-чирик Арбат и Мцхета.
Три аккорда, и не больше.
Много это? Мало это?
В небеса по бездорожью,
беззащитные, как в тире.
Три аккорда, и не больше,
в лучшем случае – четыре.
Дембельский альбом-1
1.
Звёздное небо, как пристань…
Пристально в небо вглядись:
двадцатилетним танкистам
по сердцу, по фигу жизнь.
Из Забайкалья степного
на небеса: – Шагом марш!