Аттила. Падение империи (сборник)

Готами правил король их и предок амалунгов.
Взял он в полон после долгих жестоких сражений
Женщин враждебного племени дальнего севера – финнов.
Финны понятливы, злобны, и многое знали их жены:
Ткали одежды и были в хозяйстве искусны.
Но и к делам нечестивым имели пристрастъе.
Знали они колдовать: порчу на скот наводили;
Жатву сжигать на полях плодоносных умели.
Град ворожбою своей накликали на нивы,
Порчу, болезни, пожар на жилища людские.
Много от них погибало народу. Рассудка лишали
Финские женщины чарами злыми воителей храбрых.
Готские юноши страстью пылать перестали к избранницам сердца,
Всюду мужья отвратились от жен, а грудные младенцы
Были не в силах сосать молоко матерей и кормилиц:
Кровью одною сочилися груди несчастных страдалиц;
Дети на свет появлялися в виде калек и уродов.
Ужас и гнев обуял наконец добродетельных готов.
Скоро решили они финских женщин, опасных чудовищ,
Смертью грозя им, изгнать из владений амлунгов великих,
Пусть не останется в готских владениях даже их пепла.
Готы на север далекий погнали злых ведьм беспощадно,
В мертвую степь каменистую, к самому морю.
Топи, болота, страну нелюдимую ту покрывали,
В гибельных там испареньях тлетворные зреют болезни.
Готы, махая мечами, прогнали туда чародеек,
Ждали, что там перемрут они жертвой лишений.
Только, на горе народов и целому свету,
Вышло иначе – и злобные духи, которых
Там водворил сам Вотан, дальше от рода людского,
Вышли из пропастей мрачных, тех женщин почуяв;
Выползли вдруг из зловонных болот, точно змеи,
Из бесконечных степей и пустынь каменистых.
Страстью нечистой пылая и похотью зверской,
В тесный вступили союз с нечестивыми женами финнов.
Мирным приютом служил не очаг им домашний,
Брачное ложе хребты лошадей заменяли.
Плод их союза был род отвратительный, жадный и грязный,
Весь искривленный, с косыми глазами и сердцем лукавым.
Но уж наездники вышли лихие из них на погибель
Людям. Проклятое семя размножилось сотнями тысяч:
Вот как явились на свет безобразные гунны и взялся оттуда
Род нечестивый проклятых существ, этой кары небесной!

Даггар в изнеможении умолк, потому что, постепенно воодушевляясь сагой, он уже не говорил, а громко пел заключительные строфы, все возвышая гневный голос и извлекая из арфы резкие аккорды. Его лицо пылало.

Ильдихо, желая успокоить жениха, положила ему на плечо белую руку, но в то же время с участием посмотрела на Эллака, который молча, неподвижно стоял во время пения, потупив в землю свои темные глаза.

Теперь он поднял их и печально взглянул сначала на девушку, а потом на певца.

– Благодарю, – сказал сын Аттилы. – Сага очень поучительна, и ты прекрасно исполнил ее, потому что, очевидно, веришь в легенду, а это самое худшее.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Значит, ненависть к гуннам в вас до того сильна, что даже такой человек, как ты, способен верить бабьим сказкам.

– Я верю этому, – упрямо возразил Даггар, – потому что хочу верить! Сага не лжет. Мне было неприятно петь перед тобой эту старинную песню. Я боялся тебя оскорбить. Но я охотно спел бы то же самое перед другим человеком в его дворце, в присутствии его родных и гостей! Вот это доставило бы мне истинное удовольствие! Ненависть также способна воодушевлять певца и извлекать из его арфы звучные аккорды, как и любовь.

– Но для меня приятнее слышать, когда арфа воспевает последнее. Прошу тебя, спой мне теперь песнь любви. Тебе должно быть хорошо знакомо это чувство, и ты знаешь также, как сладко быть любимым.

– Ты прав! – воскликнул королевич с сияющими глазами. – И мне не нужно приготовлений: меня вдохновляет образ сидящей здесь!

Юноша с силой ударил по струнам и запел:

Краше всех женщин земных и даже бессмертных,
Всех лучезарнее, милее, нежней, благородней
Я почитаю Ильдихо! Ей все уступают
Жены в достоинствах редких. Подобна богиням,
Свыше она одарена и только с одною богиней
Можно сравнить благородную дочь Визигаста: не с Фрейей,
Слишком свободной, изменчивой в выборе сердца,
Также не с Нанною[7 - Нанна – богиня, супруга Бальдура, одного из азов – любимца богов и людей. Азы, как и сам Вотан, не были бессмертны, и смерть Бальдура должна была предвещать гибель мира и богов.], нежной и робкой богиней.
Если бы Нанну постигло несчастье, устоять не могла бы она.
Ильдихо ж, мощному дубу подобна, может невзгоды
Все победить, и не знает она малодушного страха,
И себе не изменит, хотя бы ей смерть угрожала.
Нет! Только Фригге она, жене благодатной, подобна.
Гордая, сильная, неустрашимая, чистая сердцем,
Дочь Визигаста – Ильдихо: достойна она быть женою
Даже Вотана, делить его думы, заботы,
В битве сражаться с ним рядом, как храбрая львица.
Кто же сумеет достойно воспеть все деянъя
Нежной, прекрасной Ильдихо, души ее чистой стремленья?
Нет! Этот подвиг и мне не под силу, Даггару.
Жребий мой, впрочем, завиден и счастье мое необъятно:
Ею любим я, меня предпочла она в мире…

Певец умолк, бросив восторженный, страстный взгляд на невесту, которая отвернула от него ярко зардевшееся лицо. Она была прелестна в своем девичьем смущении. Юноша уронил арфу на траву к своим ногам и схватил руку Ильдихо, но она отстранила его строгим, величавым жестом.

Между тем Эллак потихоньку поднял брошенную арфу. Остановив пристальный взгляд на счастливой паре, всецело поглощенной друг другом, он стал перебирать струны. Через мгновение – он запел на гуннеском языке:

Что ж, пускай богиня солнца
Отдала свою свободу,
Вместе с белою рукою,
Между смертными счастливцу!
Все ж, когда она по небу
В колеснице быстро мчится,
Разметавши на свободе
По плечам златые кудри,
Что ее своим сияньем