Бемби

Иллюстрировать книгу – это работать со светом, интерпретировать, иногда присваивать и даже предавать!

Уже давно я хотел поговорить в иллюстрированной книге о великом зле антисемитизма. Это зло никуда не исчезает и постоянно трансформируется – как тысячи опасностей леса Феликса Зальтена.

Я хотел передать страх и трепет тех, кто чувствуют себя угнетёнными. Для этого я использовал новые графические методы: мягкие иллюстрации угольным карандашом, ажурные и сложенные страницы, от которых отражается свет, а бумага при этом хрустит.

Я посвящаю это произведение всем, кому пришлось бежать, изгнанным, преследуемым. Я не забываю и о своей семье, которую во время Второй Мировой войны депортировали, истребили. То, что история про Бемби может быть прочитана в ключе страданий еврейского народа в Европе, меня глубоко трогает и до сих пор не даёт покоя.

Эта работа соединила в себе мою личную историю, желание делиться, стремление воплощать в жизнь то, чему меня учили профессионалы, и творческую свободу. Надо постоянно узнавать историю всеми возможными методами, и бороться с растущим расизмом и экстремизмом. Публикация «Бемби» для меня – ответственность и попытка предупредить людей. Семьи Бемби, гонимые, существуют прямо рядом с нами…

Моё воображение питается картинками, которые я видел в детстве, моими открытиями, учёбой, одержимостью, культурным обменом, случайным или запланированным, которому я всё больше радуюсь. И, конечно, не стоит забывать великолепный мультфильм Уолта Диснея. После такого визуального памятника сложно что-то сделать: я постарался одновременно отдать дань этому кинобемби, вошедшему в историю культуры, и создать своего героя, дать собственному голосу прозвучать.

Зальтен был знаком с теориями Фрейда об идентичности, о бессознательном желании быть собой и другим. Он обыграл этот момент, поскольку есть разница между тем, что описано, и тем, что названо своими именами. Например, он говорит «косуля» и описывает величественные огромные леса, населённые оленями.

Неважно, кто Бемби – косуля или олень. Он лесной обитатель, на которого идёт охота, который хрупок, величественен и прекрасен – и должен найти своё место для жизни. Как лучше символизировать метаморфозу, зрелость Бемби? Только с помощью ветвистых лесов, реальных или фантасмагоричных. Леса, населённые оленями, очень сложно графически изобразить, чтобы заиграло воображение читателей, чтобы значимость персонажа была очевидна.

Я отдаю себе отчёт в том, что мои техники отражают полностью осознанный субъективный взгляд. Моя цель – прочитывать классические тексты заново, анализировать их, находить что-то новое, смотреть независимым взглядом. Я надеюсь на ум, солидарность и любопытство своей аудитории. Спасибо вам.

Бемби

История жизни в лесу

I

Он появился на свет в дремучей чащобе, в одном из тех укромных лесных тайников, о которых ведают лишь исконные обитатели леса.

Его большие мутные глаза ещё не видели, его большие мягкие уши ещё не слышали, но он уже мог стоять, чуть пошатываясь на своих тонких ножках, и частая дрожь морщила его блестящую шкурку.

– Что за прелестный малыш! – воскликнула сорока. Она летела по своим делам, но сейчас разом обо всём забыла и уселась на ближайший сучок. – Что за прелестный малыш! – повторила она.

Ей никто не ответил, но сорока ничуть не смутилась.

– Это поразительно! – тараторила сорока. – Такой малютка – и уже может стоять и даже ходить! В жизни не видала ничего подобного. Правда, я ещё очень молода, что вам, наверно, известно, – всего год, как из гнезда… Но нет, это поистине изумительно и необыкновенно! Впрочем, я считаю, что у вас, оленей, всё изумительно и необыкновенно. Скажите, а бегать он тоже может?

– Конечно, – тихо ответила мать. – Но извините меня, пожалуйста, я не в состоянии поддерживать беседу. У меня столько дел… к тому же я чувствую себя немного слабой.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – поспешно сказала сорока. – У меня самой нет ни минутки времени. Но я так поражена!.. Подумать только, как сложно проходят все эти вещи у нас, сорок. Дети вылупляются из яиц такими беспомощными! Они ничего, ну ничего не могут сделать для себя сами. Вы не представляете, какой за ними нужен уход! И они всё время хотят есть. Ах, это так трудно – добывать пропитание и следить, чтоб с ними чего не приключилось! Голова идёт кругом. Разве я не права? Ну согласитесь со мной. Просто не хватает терпения ждать, пока они оперятся и приобретут мало-мальски приличный вид!

– Простите, – сказала мать, – но я не слушала.

Сорока улетела. «Глупое создание! – думала сорока. – Удивительное, необыкновенное, но глупое».

Мать не обратила никакого внимания на исчезновение сороки. Она принялась мыть новорождённого. Она мыла его языком, бережно и старательно, волосок за волоском, вылизывая шкурку сына. И в этой нежной работе было всё: и ванна, и согревающий массаж, и ласка.

Малыш немного пошатывался. От прикосновений тёплого материнского языка им овладела сладкая истома, он опустился на землю и замер. Его красная, влажная, растрёпанная шубка была усеяна белыми крапинками, неопределившееся, детское лицо хранило тихое, сонное выражение.

Лес густо порос орешником, боярышником и бузиною. Рослые клёны, дубы и буки зелёным шатром накрывали чащу; у подножий деревьев росли пышные папоротники и лесные ягоды, а совсем внизу ластились к смуглой, бурой земле листочки уже отцветших фиалок и ещё не зацветшей земляники.

Свет раннего солнца проникал сквозь листву тонкими золотыми нитями. Лес звенел на тысячи голосов, он был весь пронизан их весёлым волнением. Без устали ворковали голуби, свистели дрозды, сухонько пощёлкивали синицы и звонко бил зяблик. В эту радостную музыку врывались резкий, злой вскрик сыча и металлическое гуканье фазанов. Порой всю многоголосицу заглушало звенящее, взахлёб, ликование дятла.

А в выси, над кронами деревьев, неумолчно гортанными голосами ссорились вороны и, прорезая их хриплое, назойливое бормотанье, долетали светлые, гордые ноты соколиного призыва.

Малыш не различал голосов, не узнавал напевов, он не понимал ни одного слова в напряжённом и бурном лесном разговоре. Не воспринимал он и запахов, которыми дышал лес. Он чувствовал лишь нежные, лёгкие толчки, проникавшие сквозь его шубку, в то время как его мыли, обогревали и целовали. Он вдыхал лишь близкое тепло матери. Тесно прижался он к этому мягкому, ароматному теплу и в неумелом голодном поиске отыскал добрый источник жизни.

И пока сын пил из неё благостную влагу, мать тихо шептала: «Бемби». Она вскидывала голову, прядала ушами и чутко втягивала ноздрями воздух. Затем, успокоенная и счастливая, целовала своего ребёнка.

– Бемби, – говорила она, – мой маленький Бемби!

II

Ранней летней порой воздух тих, деревья стоят недвижно, простирая руки-ветви к голубому небу, и молодое солнце изливает на них свою щедрую силу. Белые, красные, жёлтые звёздочки усеяли живую изгородь кустарника. А другие звёздочки зажглись в траве. Сумеречная лесная глубь сверкает, пылает всеми красками цветения.

Лес крепко и остро благоухает свежей листвой, цветами, влажной землёй, юными нежно-зелёными побегами. Всё звонче и богаче его многоголосье; погуд пчёл, жужжанье ос, низкий звук шмелиной трубы влились в лесной оркестр. Первая пора детства Бемби…

Бемби шёл за матерью по узкой тропе, пролегавшей между кустами. Это было приятное путешествие. Густая листва, уступая дорогу, мягко колотила его по бокам. Ему то и дело мерещились неодолимые преграды, но преграды рушились от одного его прикосновения, и он спокойно шёл дальше. Тропинок было не счесть, они во всех направлениях исчертили лес. И все они были знакомы его матери. Когда Бемби остановился перед непроницаемой зелёной стеной жимолости, мать мгновенно отыскала лаз.

Бемби так и сыпал вопросами. Он очень любил спрашивать. Для него не было большего удовольствия, чем задавать вопросы и выслушивать ответы матери. Бемби казалось вполне естественным, что вопросы возникают у него на каждом шагу. Он восхищался собственной любознательностью.

Но особенно восхитительным было то нетерпеливое чувство, с каким он ожидал ответа матери. Пусть он порой и не всё понимал, но тогда он мог спрашивать дальше, и это тоже было прекрасно. Иногда Бемби нарочно не спрашивал дальше, пытаясь своими силами разгадать непонятное, и это тоже было прекрасно. Подчас он испытывал чувство, будто мать нарочно чего-то недоговаривает. И это тоже было прекрасно, потому что наполняло его ощущением таинственности и неизведанности жизни, что-то сладко замирало в нём, пронзая всё его маленькое существо счастливым страхом перед величием и неохватностью подаренного ему мира.

Вот сейчас он спросил:

– Кому принадлежит эта тропа, мама?

А мать ответила:

– Нам.

Бемби спросил:

– Тебе и мне?

– Да.

– Нам обоим?

– Да.

– Нам одним?

– Нет, – ответила мать. – Нам, оленям.

– Что это такое – олени? – спросил Бемби смеясь.

Мать посмотрела на сына и тоже рассмеялась.

– Ты – олень, я – олень, мы – олени. Понимаешь?

От смеха Бемби подпрыгнул высоко в воздух.