Промзона

«От-дельно от-тельно»… Кит лежал на скамейке, а память его шла вразгон, как когда-то на пилотируемом космическом корабле «Стрейнджер»… Они тоже тогда летели к Марсу, а попали почему-то на «Икс-Прозедс»-200»!С них даже подписки о неразглашении не брал никто, ибо надо поискать ещё дурака, кто поверит в весь этот бред.

Кит, конечно, слышал о зрительно-вестибюлярных иллюзиях, о пространственной дезориентации…, Но получается, у них, у здоровенных мужиков, заклинило что-то в памяти, а ему Киту хоть бы что? Быть такого не может! Я им каждый раз, как сказочку на ночь, рассказываю про недавний полёт, а они смотрят на меня, глазами хлопают и восхищаются моим геройством! Как будто не Салогрей с Малым спасли меня тогда от гибели!

Засыпая, Кит хочет найти зацепку, но зацепок нет. Вот уже который месяц они пытаются отыскать с мужиками жопу у колобка, а выхода как небыло из Промки, так и нет его. Но если логикой не взять, тогда может лучше поискать недостающие буквы в словах?

Продавливаясь сознанием сквозь толщу ненужных смысловых нагромождений, Кит насильно помещает себя в анализ того, что следует считать нормальностью. Почему в одном варианте эгрегора на входе распятия не избежать, а в другом – отсутствует восток? И почему там и там, на выходе, – рассечение, заживление, шрам?

И почему слово «килт» вдруг утратило букву «л»? Лёжа с закрытыми глазами, Кит бесшумно отталкивается от последнего воспоминания. Стирая образы, забытьё лишает его сознания и он опять проваливается в эту чёрную мягкую перину, которая тутже обволакивает его ядовитым туманом сна.

Лишаясь опоры, он летит к земле. Там, внизу, он видит ракету на стартовом столе, а перед ним длинную шерегу оцепления и несколько автобусов. Из них по одному выходят люди в серебристых скафандрах. Неуклюжей вереницей они бредут на посадку и кто-то пытается приветственно махать провожающим рукой, а кто-то складывает непристойный жест из двух рук, толпа гудит и улюлюкает. Ещё немного и скоро всё закончится…

Глава 2

«Стрейнджер»

В ночи мне казалось, будто наш корабль совсем не движется. Я смотрел на звёзды, воображением пытаясь сделать их ближе, но они были неизменно холодны и неподвижны. Относительно теории относительности, мне моя собственная жизнь была сейчас настолько странна, что ни условное состояние покоя, зафиксированное моим сознанием из собственно земной жизни, ни страх, взятый им оттуда же, не могли поколебать во мне этого странного чувства.

Мы по-прежнему живы, но относительно земных привязок по времени и тех невероятных расстояний, когда рвутся все связи вообще, можно сказать, что мы все уже давно мертвы. Но парадокс заключался в том, что шесть «штрафников», подобранных кое-как, насильно сколоченных обстоятельствами в экипаж авантюристов, сейчас были даже ближе друг другу, чем самые близкие родственники? Так бывает, потому что миллионы километров пути нивелируют разногласия, превращая человека в странный конгломерат ощущений, чего, наверняка, достигают только самые приближённые к богу.

Мы мчались в чёрную космическую пустоту спасать незнакомую нам экспедицию во главе с чокнутым австрийским учёным. Стрёмно ещё было оттого, что проделывать это опять предстояло нам, скандально известным русским космонавтам, почему-то никак не желавшим становиться астронавтами.

В космическом задании чётко сказано, мол, планета «Икс-Прозедс-200» – это типичная планета-парадокс, что-то вроде дыры в дыре, но только бублик был кем-то съеден давно. Пресловутой античастицей?

* * *

– «Сурикаты»! ЦУПу ответьте! – раздалось по громкой связи и лампочки, дублирующие звуковой сигнал, вспыхивая в беспорядке, стали мельтешить разноцветными огоньками на приборной панели.

– Эй, млекопитающийся! – Манул локтём ткнул спавшего рядом соседа, – Салогрей, Гору буди! Гора, а Гора!

Не смотря на окрики и толчки справа, человек по прозвищу «Гора Мышц» пробуждался неактивно, сонно жуя губами.

– «Сурикат»-Манул на связи, товарищ генерал! Гора Мышц? – переглянувшись с Лаки Мэном, сидевшим справа от него по кругу, Манул улыбнулся, многозначительно кивая ему головой в сторону сонного командира: – Гора Мышц в себя приходит, товарищ генерал! Никак нет! У нас здесь сухой закон! Расчётное время? 2.40 по Гринвичу. Есть! Так точно!

Спрашивая Манула глазами, Лаки Мэн сначала касается двумя пальцами лба, а потом их же прикладывает к левому плечу, намекая на погон с большой маршальской звездой и тут же, в сгиб согнутой в локте правой руки, он ребром кладёт ладонь левой – жест в России более чем популярный. Оба ржут.

В ЦУПе на эти их вольности решили закрыть глаза, так как если говорить по чести, то экипаж «Стрейнджера» не совсем обычный. Можно сказать, «космические штрафники»…

В это время командир Гора Мышц успевает проснуться окончательно и теперь он тоже пялит свои красные с пересыпа глаза на товарищей, что так же, как и он, полусидели-полулежали в своих ложементах с согнутыми в коленках ногами.

– Что там? – Гора Мышц вертит башкой в гермошлеме, но Манул находится вне зоны его видимости, так как его ложемент закреплён на кулисе справа через Салогрея. Тогда, чтобы помочь командиру, Салогрей жестом показывает ему: «кажется, у нас проблема!»

– Манул, ЦУП уже ушёл со связи?

– Так точно, командир.

– Не в Армии, Манул! Кончай пресмыкаться! – возник Малой.

– Не лезь, Малой! Током вмажу! – Манул огрызается, но это тем более неуместно сейчас, так как все до единого космонавты пока что намертво впечатаны в свои кресла.

– А мне лично, насрать! – подал голос Тонкошей, этот вообще находился от спорщиков с противоположной стороны кулисы.

– Мужики! А кто у нас бортмеханик? – Малой не унимается, но толпа тутже скопом набрасывается на него, с иронией вопрошая.

– Кто, да ты же! Забыл?

Опять слышен смех и кашель, кто-то явно переусердствовал с юмором.

– Не, а серьёзно… А кто у нас врач? Ты, Салогрей?

– Ага! Из меня врач, как из цыгана конезаводчик!

– У нас теперь здесь все врачи! – басит старый вэдэвэшник Лаки Мэн, – а тебе что, Манул, пись-пись захотелось?

– Смейтесь, смейтесь! А у меня, между прочим, пакет уже полный!

– Ты не на старте ли его зафигачил сразу? – зубоскалит Малой.

Народ опять прикалывается, но скорей всего это тоже от страха. Чем дальше от Земли, тем больше мандраж.

– Так, блин, кто скажет! Мы что теперь, в собственном дерьме утонуть должны?

– Не, правда, командир! Надо с этим что-то делать! – Лаки Мэн впервые вступился за Малого…

– По инструкции, мужики, кто первым проснулся, тот будит остальных!

– А кто у нас первым проснулся, ты, Малой?

– Да не Малой, а Манул! – пробасил Лаки Мэн.

– А-а, ты, котяра? – снова лезет Малой.

– Током вмажу!

– Во, во! – снова послышался скрипучий голос Тонкошея, – даже страшно подумать, как мы с этими памперсами, да по Марсу!

– Не паникуй, парень! – Гора Мышц манипулятором похожим на небольшую пластиковую указку с загнутым концом, комбинационно жмёт на одну за другой кнопки у себя над головой, потом на клавиши, щёлкает тумблерами рядом с шильдиками и на экране от его действий сверху вниз тутже начинают медленно скользить столбики какой-то информации. На какое-то время тишина в отсеке воцаряется гробовая, но вскоре опять, словно подвывание из ада, слышится узнаваемый голос Тонкошея.

– Ага… Слышь, командир! А, может, блеф это всё?

– Не блеф, Серёга! НЕ-БЛЕФ!Вот, я тут нашёл! Короче, минут через пятнадцать можем разоблачаться! Только не на Марс мы летим, братцы! А на чортов секретный объект!

– То есть?!

– Погоди ты… По времени перелёт не фиксировался, пока мы спали, это раз! Во-вторых… А ну… каждый у себя смотри, что там у него в полётном задании? Но сначала перекличка! Начну с себя, итак;я – Нефёдов Владимир Кузьмич, командир корабля, позывной Гора Мышц! Дальше пошёл!

– Я, – дальше раздалось по связи, – Фигуркин Сергей Анатольевич, бортинженер…

– Ты – бортинженер?! – удивился Манул.