Помутнение

– Слушай, друг, – выдохнул Джерри, разгибая спину. – Ты продолжай, а мне надо отлить. И вообще. – Он двинулся в ванную.

– Ладно. – Чарлз неловко повернулся, стоя на коленях, покачнулся, но не выпустил очередную тлю из рук и затолкал ее в банку – координация у него пока еще была неплохая. А потом добавил неожиданно: – Джерри, эти букашки… мне от них как-то не по себе. Я не хочу оставаться здесь один. – Он поднялся на ноги.

– Трусливый ублюдок, – задыхаясь от боли, выдавил Джерри, остановившись на секунду на пороге ванной.

– А ты не мог бы…

– Я должен отлить! – Он захлопнул дверь и крутанул кран.

– Мне страшно! – в панике завопил Чарлз Фрек. Его голос был едва слышен из-за шума воды.

– Тогда пошел на хрен! – заорал Джерри и ступил под душ. На кой черт нужны друзья, с горечью подумал он. Какой в них смысл?

– Эти сволочи кусаются? – закричал под дверью Чарлз.

– Да! – ответил Джерри, втирая в волосы шампунь.

– Я так и думал. – Он помолчал. – Можно я помою руки, выйду с банками на улицу и подожду тебя снаружи?

Дрянь паршивая, с горькой яростью подумал Джерри, но не ответил, а продолжал мыться. Ублюдок не заслуживал ответа… К черту Чарлза Фрека, надо заниматься собой, своими собственными проблемами – огромными, смертельными, неотложными. Все остальное подождет. Скорее, скорее, откладывать нельзя! Все остальное не важно. Вот только собака… как быть с Максом…

* * *

Чарлз Фрек позвонил одному типу, у которого, как он надеялся, мог быть запас.

– Можешь дать мне десяток смертей?

– Да у меня хоть шаром покати, самому позарез нужно. Ты свистни, если набредешь на что-нибудь.

– А что с поставками?

– Не знаю, может, накрыли.

Чарлз повесил трубку и по пути от телефонной будки – никогда не делай закупочных звонков из дома – до машины быстро прокрутил один глюк. В этой фантазии он ехал мимо дешевой аптеки Трифти и увидел колоссальную витрину: бутылки медленной смерти, банки медленной смерти, склянки, и канистры, и бидоны, и цистерны медленной смерти, миллионы таблеток, и капсул, и доз медленной смерти, медленной смерти, смешанной с «рапидами»,[1 - Наркотик из группы стимуляторов (жарг.). (Здесь и далее – прим. перев.)] и барбитуратами, и психоделиками,[2 - Психоделические наркотики.] – и гигантская вывеска: НИЗКИЕ-НИЗКИЕ ЦЕНЫ, САМЫЕ НИЗКИЕ В ГОРОДЕ.

На самом деле в витрине Трифти никогда ничего не было, только разные гребешки, кремы, дезодоранты и прочая дрянь. Но готов поспорить, думал Чарлз, выезжая со стоянки на Портовом бульваре и вливаясь в послеобеденный поток, что там, в кладовке, под семью замками, лежит медленная смерть – чистая, ни с чем не смешанная… Пятидесятифунтовый мешок.

Любопытно, когда и как доставляют пятидесятифунтовые мешки препарата «С»… Бог знает откуда – может, из Швейцарии, а может, вовсе с другой планеты, где у ребят башка варит… Должно быть, привозят товар рано поутру – с охраной зловещего вида, вооруженной лазерными винтовками. Только попробуй посягнуть на мою медленную смерть, подумал он, представив себя на месте охранника, и я тебя испепелю.

А что, ведь препарат «С» запросто может входить в состав любого разрешенного лекарства! Если, конечно, оно чего-нибудь стоит… Щепотка здесь, щепотка там – по секретной эксклюзивной формуле, которую изобрели где-нибудь в Германии или Швейцарии. Хотя все это чушь, конечно, – власти хватали любого, кто продавал, перевозил или глотал препарат «С», – так что аптеку Трифти, да и вообще все аптеки давно бы уже тогда разбомбили, выкинули из бизнеса или хотя бы оштрафовали. Скорее только оштрафовали бы: у них наверняка есть лапа где надо. С целой сетью больших аптек не так-то просто справиться.

В общем, ничего там нет, кроме обычного хлама.

На Чарлза напала хандра: в его загашнике осталось всего триста таблеток медленной смерти. Зарыты на заднем дворе, под камелией, той самой, гибридной, с шикарными крупными цветами, которые не боятся жаркого солнца. Только недельный запас, подумал он с тревогой. А что потом, когда они закончатся? Черт!

А что будет, если запас кончится у всех в Калифорнии и Орегоне? В один и тот же день, опаньки!.. Самый крутой глюк-ужастик, какой только мог привидеться наркоману. У всех в западной части Соединенных Штатов одновременно кончается запас, часов этак в шесть утра в воскресенье, когда добропорядочные еще только одеваются, чтобы идти в свою долбаную церковь. Картина маслом: Первая епископальная церковь в Пасадене, восемь тридцать утра, воскресенье Всеобщей Ломки.

– Возлюбленные прихожане, вознесем молитву к Господу, дабы облегчил Он муки тех, кто бьется на своих постелях в ожидании дозы!

– Аминь! – Все становятся на колени.

– Но прежде чем Он явится с новым запасом…

Черно-белые[3 - Цвет полицейской машины.] что-то явно заподозрили. Они выехали со стоянки и держались рядом, пока без мигалки и сирены, но… Может, я виляю или еще что, подумал он. Распроклятые легавые меня засекли. Хотел бы я знать, что им не понравилось.

Коп:

– Фамилия?

– Фамилия? (Никак не приходит в голову!..)

– Не знаешь собственной фамилии? – Коп подмигивает своему напарнику. – Этот парень совсем забалдел.

– Не расстреливайте меня здесь! – взмолился Чарлз Фрек в своем глюке, вызванном видом черно-белой машины. – По крайней мере, отвезите меня в участок и расстреляйте там, подальше от глаз!

Чтобы выжить в этом фашистском полицейском государстве, подумал он, надо всегда знать фамилию, свою фамилию. При любых обстоятельствах. Первый признак, по которому они судят, что ты наширялся, – если не можешь сообразить, кто ты, черт побери, такой!

Вот что, решил Чарлз, подъеду-ка я к первой же стоянке, сам подъеду, не дожидаясь, пока начнут сигналить, а когда они остановятся, скажу, что у меня поломка.

Им это дико нравится. Когда ты отчаиваешься и сдаешься. Валишься на землю, словно выдохшаяся зверюга, и подставляешь свое беззащитное брюхо. Так я и сделаю.

Так он и сделал. Принял вправо и остановился у тротуара, вплотную к бордюру.

Патруль проехал мимо.

Зря это я, в такой поток машин трудновато будет опять вписаться. Чарлз выключил зажигание. Посижу-ка я так, решил он, дам волю альфа-волнам, поброжу по разным уровням сознания. Или понаблюдаю за девочками. Изобрели бы биоскоп для возбужденных. К черту альфа – секс-волны! Сперва коро-о-тенькие, потом длиннее, длиннее, длиннее… пока не зашкалит.

Впрочем, все это ерунда… Главное – найти кого-нибудь, у кого есть таблетки. Надо пополнить запас, не то я скоро полезу на стену. И вообще ничего не смогу делать. Даже сидеть вот так. Не только забуду, кто я такой, но и где я и что происходит.

Что происходит, спросил он себя. Какой сегодня день? Если б знать, какой день, все было бы нормально… Постепенно пришло бы и остальное.

Среда, деловая часть Лос-Анджелеса. Впереди – один из тех гигантских торговых центров, окруженных стеной, от которой отскакиваешь, словно резиновый мячик, если у тебя нет кредитной карточки и ты не можешь пройти в электронные ворота. Карточки, разумеется, Чарлз не имел и потому знал, на что похожи магазины там, внутри, только по рассказам. Наверное, там есть все на свете, хорошие вещи – для добропорядочных, в основном для их жен. Вооруженные охранники стояли у ворот и проверяли каждого, кто шел с карточкой, – не украдена ли она, не куплена ли с рук, не подделана ли. Толпы людей входили и выходили, но, рассудил Чарлз, большинство наверняка шли просто поглазеть на витрины. Не может такого быть, чтобы столько народу имели монету или им приперло покупать что-то в это время… Еще рано, всего третий час. Вот вечером – другое дело. Все витрины залиты светом. Он не раз видел этот свет снаружи, настоящую радугу разноцветных огней – парк развлечений для великовозрастных детишек.

Магазины по эту сторону ворот, где не требовалась кредитная карточка и не было вооруженной охраны, ничего особенного собой не представляли. Только самое необходимое: обувь, телевизоры, булочная, мелкий ремонт, прачечная. Девушка в короткой синтетической курточке и обтягивающих брюках бродила от лавки к лавке. Волосы классные, но лица не видно – непонятно, хорошенькая или нет. Фигурка ничего себе. Вот она задержалась у витрины с кожаными вещами, достала кошелек и стала вглядываться в него, напряженно что-то высчитывая. Сейчас войдет и попросит что-то показать, подумал Чарлз. Так и есть – впорхнула в магазин.

Мимо прошла другая девушка – в легкой блузочке, на высоких каблуках, волосы серебристые, вся наштукатурена. Хочет выглядеть постарше, отметил он. Еще небось школу не окончила. После нее не было ничего стоящего, и Чарлз снял резинку, закрывающую «бардачок», достал пачку сигарет и настроился на станцию, передававшую рок. Раньше у него был кассетник, но однажды, изрядно нагрузившись, он оставил его в машине. Естественно, когда вернулся, того и в помине не было. Сперли. Вот к чему приводит безалаберность. Осталось только паршивое радио. Когда-нибудь и его стянут. Ничего, можно достать другое, подержанное, практически «за так». Да и все равно машине пора на слом – маслосъемные кольца ни к черту, компрессия упала. Очевидно, запорол двигатель – прогорели клапаны, – когда гнал по шоссе домой с полным грузом травки. Под кайфом он порой начинал психовать – не из-за копов, а потому что боялся, что грабанет кто-нибудь из своих. Какой-нибудь вконец ошизевший торчок, которого ломает.

Проплыла девушка, невольно обращавшая на себя внимание. Черные волосы, хорошенькое личико, открытая рубашка и застиранные белые брючки. Э, да я ее знаю, подумал Чарлз. Это Донна, подружка Боба Арктора.

Он вылез из машины. Девушка окинула его взглядом и зашагала дальше. Чарлз пошел за ней. Наверное, решила, что я хочу ее потискать, подумал он, пробираясь сквозь толпу. Ничего себе шлепает, уже едва видно. Оглянулась. Лицо уверенное, спокойное… Большие глаза, взгляд оценивающий. Прикидывает, догоню ли. Если не поспешу, то вряд ли – ходит она неплохо.

На углу толпа встала перед светофором – машины бешеным потоком выворачивали справа. Однако девушка продолжала идти, быстро и с достоинством лавируя между ними. Водители смотрели на нее с возмущением, но она никак не реагировала.

Дождавшись сигнала «идите», Чарлз нагнал ее и окликнул:

– Донна!

Она не замедлила шага.