Автоэротизм

Летиция…

Энжи дернулась вправо, тут же резко упала скорость. Да черт подери! Что же еще он может сейчас представить, реальное, личное?

Черный провал бензобака. Он медленно поглаживает его края пальцами. Они с Энжи на заправочной станции. В его руке пистолет, с его конца срывается капелька бензина. Он подносит пистолет к проему бензобака и медленно погружает его ствол внутрь. Энжи вздрагивает. Он нажимает кнопку и чувствует, как под давлением бензина напрягается шланг, соединяющий колонку и пистолет в его руке.

Пещера впереди обратилась широким туннелем, прятавшим свою темную утробу в глубине скалы. Энтони снова вдавил газ и под истеричный стрекот автомата охотника нырнул в туннель. Кромешный мрак внутри, казалось, высосал из подземного пространства не только свет, но даже сам воздух, но это было не важно: радара и фар Энжи было более чем достаточно для Энтони, чтобы ориентироваться в созданной им самим пещере. Он сделал несколько поворотов и, заглушив двигатель, прислушался. Ничего. За ним никто не ехал. Энтони оценил здравомыслие охотника, восторжествовавшее над терзавшим того голодом.

Мало кто рискнул бы последовать в пещерный лабиринт за навигатором.

Энтони сверился с радаром, сделал еще пару незначительных преобразований, чтобы, слегка перекроив пещеру, обвалить позади себя стену и наметить себе выход с другой стороны горного хребта и увидел, как иронично замигал сигнал на приборной доске. Хочу бензина, говорила Энжи. Будто бы он своим воображением, пока совершал навигацию, распалил ее жажду.

– Ты ведь не притворяешься? – спросил он.

И ответил себе:

– Конечно, нет. Хотя лучше бы ты притворялась. Где ж я тебе здесь найду заправку, милая?

3. На нуле

Солнце выжгло почти все краски этого мира. Немая, какая-то почти бесцветная пустыня казалась накрытой таким же пустым и бесцветным небом. Серые от пыли стебли сухороста и редкие кустики пустошника учились не отбрасывать тени, чтобы вместе с тем ускользнуть от солнечного жара. Горячий ветер, то вдруг приходящий из ниоткуда, то беспричинно теряющий себя среди выгоревших камней, был обесцвечен до полной прозрачности. Скитальцы перекати-поле, подпрыгивая, катились прочь, но Энтони-то хорошо понимал, что, куда бы они ни ушли в своем странствовании, повсюду их будет ждать только немая и бесцветная пустыня.

В этой же бесцветной пыли почти по щиколотку утопали и армейские ботинки Энтони. Утопали не первый год. И едва ли не безнадежно. Энтони захлопнул дверцу Энжи и, не спеша, направился к обветшалой и покосившейся каморке заправщика. Деревянные доски, местами обшитые металлическими листами, похоже, изнутри уже давно и упорно точил древоед. Энтони машинально провел пальцем по облупившейся краске и активировал терминал заправки. Ну, сколько тебе, девочка моя? – мысленно обратился он к Энжи. – По полной, да? И с недоумением уставился на монитор, когда терминал сообщил ему, что не получится не только «по полной», но и вообще никак. Энтони забрал пустой чип и достал из кредитницы другой. Он тоже оказался пуст, высосан до последней копейки. На третьем обнаружился положительный остаток, но его было явно недостаточно, чтобы утолить жажду Энжи. Наконец, Энтони посчастливилось вытащить чип, на котором хватило кредитов, чтобы расплатиться за бензин.

– Проблемы, сынок? – участливо спросил показавшийся из каморки заправщик, пока Энтони наполнял бак Энжи.

Энтони покачал головой и поблагодарил за заботу.

– Может, ищешь, где подзаработать? – поинтересовался заправщик, приближаясь.

– А что за работа? – спросил Энтони.

– Разная работа, – отозвался мужчина, задумчиво ковыряясь в ухе. – То, сё, пятое, десятое.

Энтони кивнул. Когда-то и ему приходилось цепляться за любой шанс сорвать десяток-другой кредитов. И эта работа по преимуществу тоже была пыльная работа.

Садясь в Энжи, он махнул на прощание заправщику, и тот помахал ему в ответ. Да, конечно, сейчас у тебя есть работенка получше, но стоит ли зарекаться, кто знает, может, уже завтра я буду для тебя единственным просветом к литру горючки и глотку воды?

Тронувшись с места, Энтони пробил по компьютеру свои чипы – действительно, голяк или близко к тому. Он представил места, где его могли ждать, где он был свой, и подумал о том, как же он сейчас далеко от тех мест. Так далеко, что, наверное, не существовало такой навигации, которая могла бы привести его в те края.

Он еще какое-то время посмаковал последние минуты вольного странствия, вкушая, как они с Энжи протыкают собой бессмысленное, но по-своему величественное пространство Пыльной пустыни, и даже представил на кратчайшее мгновение, как он преобразовывает хоть крохотный уголок этой пустыни, как из трещин в сухой земле начинает пробиваться сочная молодая зелень, как справа, пока еще у самого горизонта, выстраивается настоящий лес, как… – и быстро одернул себя. Даже не будь он сейчас обнуленным, выжатым и опустошенным последней навигацией, навряд ли он решился бы на новую – уж больно крутой переполох, как ему представлялось, должен был он поднять среди охотников, и было бы неосмотрительно или даже безрассудно на какое-то время не уйти с радара и не залечь на дно. Ну что ж, прощай вольный стрелок, здравствуй, господин почтальон.

Он попросил Энжи соединить его с координатором, да, как всегда, по защищенному каналу, да, лучше сейчас, и да, он бы тоже предпочел, чтобы они и дальше мчались навстречу радуге, но да, милая, ты же все понимаешь, чтобы кормить и ухаживать за тобой и чтобы снова и снова догонять ускользающую радугу, как ни банально, нужны эти чертовы кредиты.

Координатор предложил Энтони стандартный заказ: доставка того-что-никто-не-должен-видеть из пункта А в пункт Б. Энтони оценил иронию, услышав, как называется пункт А, и криво усмехнулся. Энжи уже проложила маршрут и взяла управление на себя, прямо до пересечения с XR00S62, потом на восток, до tY18G54, потом на юг, точнее, на юго-юго-восток, а там уже и приехали.

Энтони оторвался от карты и увидел три дрожащие иглы, воткнутые в горизонт далеко впереди. Пока еще далеко, никогда не знаешь, чего ждать от пылевых смерчей. При благоприятном раскладе он помашет им ручкой, уже удаляясь по XR00S62. При неблагоприятном – придется трястись по бездорожью, обходя напасть. О самом неблагоприятном раскладе Энтони предпочитал не думать. Если один из этих смерчей накроет Энжи, единственным спасением для них будет только новая навигация. Но в настоящий момент первый расклад представлялся ему наиболее вероятным. Чуть прибавить газу и показать язык сукиным детям, я не ваш, я ушел.

Энтони снова припомнил детали полученного заказа и посмеялся. Место, где он должен был забрать «посылку», называлось «Новая надежда».

4. «Новая надежда»

«Новая надежда» оказалась безрадостным, нищим селением. Налитый кровью далекий шар, поднимавшийся на востоке над грядой холмов, высветил все то, что ночь стыдливо скрывала. Энтони прикрыл за собой заедающую и скрипучую дверь фургончика, переоборудованного под мотель, где он провел остаток ночи, и отметил, что другие фургоны, служившие жилищем местным, и немногие сохранившиеся лачуги, как правило, не могли похвастаться наличием даже такой двери. Проемы в их слепых, изъеденных ветром, песком и безнадегой лицах занавешивали куски выгоревшей ткани и какой-то целлулоидной дряни. Над станцией заправщика криво торчал переживший Катаклизм щит со все еще разборчивым и вселяющим непоколебимый оптимизм лозунгом старой Корпорации: «Наши дороги – путь к Вашему успеху». По дороге мимо заправщика, равнодушное к любым обещаниям, катилось одинокое перекати-поле. Толстая женщина с мозолистыми руками кивнула ему от ближайшей хибары, откуда доносился прогорклый запах горелого масла. Он кивнул в ответ, но больше рассеянно, чем приветливо. Он расплатился за ночлег еще по прибытии – спасибо координатору за перечисленный аванс – а завтракать он обычно предпочитал с Энжи. Энтони закурил. Дальше по пыльной улице одна из лачуг с трудом выплюнула пару стариков, в лохмотьях и босых, которые, покачиваясь и показывая на него друг другу, неуверенно двинулись в его направлении, и Энтони понял, что, похоже, ему стоит валить из этого позабытого богом места, пока «Новая надежда» не впитается в его душу, как ее запах уже впитался в его волосы и одежду. Мистер Инкогнито, передавший ему посылку, не стал задерживаться здесь и минутой больше, чем потребовалось, чтобы удостовериться в том, что Энтони – именно тот человек, которого прислал координатор, и вручить ему груз. Энтони и сам готов был последовать его примеру, но несколько часов сна настойчиво требовали его внимания, и соблазн поспать на кровати оказался слишком велик. Это не было для Энжи, припаркованной тут же на стоянке, изменой, ведь снилась ему она, Энжи, она и радуга.

Старики медленно приближались, но теперь уже Энтони видел, что тычут своими пальцами они не в него, а в пыльное облако, нарисовавшее себя на дороге за его спиной. Хозяйка мотеля тоже с интересом взирала на приближающегося гостя. Да, похоже, чужаки здесь бывают нечасто, а тут меньше, чем за сутки, уже третья машина – есть, чему удивиться. Даже если бы он просто проехал мимо, это бы уже добавило удивленно поднятую бровь на высохшем безучастном лице любого из местных жителей, и когда большой черный внедорожник притормозил рядом с пустующей парковкой, это не могло не привлечь всеобщего внимания, пусть и прикрытого дерюгой напускного безразличия. Энтони посмотрел на машину одновременно с каким-то восхищением и с тревогой. Это смешанное чувство было вызвано мощной лаконичностью ее форм, сквозь которые проявляло себя что-то определенно маскулинное, спокойным, но могучим гулом двигателя, толстым слоем песчаной пыли, украшавшим его, как воина украшает запекшаяся на его теле кровь врагов. Кто мог явиться сюда на таком звере? Энтони понимал, что это едва ли простой путник, оставалось надеяться, что это не копы под прикрытием, не очередной охотник и не какой-нибудь окольцованный навигатор. Прочие «крутые ребята» мало волновали Энтони, какое им дело до случайного странника? Если только… Если только, конечно, дело не в заказе, который получил Энтони и не в запечатанном чемодане, который сейчас покоился в багажнике Энжи. Не спуская глаз с внедорожника, Энтони пошел к Энжи, которая не преминула подмигнуть ему фарами, приветствуя.

Дверь черной машины распахнулась, и на землю спрыгнула женщина. Она слегка подтянула брюки, скорее, по привычке, нежели осознанно, огляделась, махнула не то Энтони, не то толстухе и направилась к терминалу заправщика. Энтони стало любопытно, одна ли она приехала, если да, то оснований для тревоги, вроде бы, не было – ни на копа, ни на охотника она не походила да и вела себя так, как если бы не имела ни малейшей заинтересованности ни в Энтони, ни в его грузе. Она сосредоточилась над монитором терминала, а Энтони, окинув прощальным взглядом «Новую надежду» и тех немногочисленных ее жителей, коих он мог лицезреть в настоящий момент, открыл дверцу Энжи.

– Извините? – как-то немного растерянно прозвучало сзади. Женщина стояла у терминала и смотрела на Энтони. Ветер чуть трепал ее короткие, остриженные почти по-мальчишески, темные волосы. В руках у нее была черная кредитница, может быть, тоже возникли проблемы с оплатой горючего?

– Эй! – вдруг воскликнул один из стариков и, похоже, забыв про своего друга, вместе с которым они плелись по улице, быстро заковылял в их сторону. – Эй, я помню тебя!

Женщина отшатнулась, кинула на Энтони еще один взгляд и поспешно забралась обратно в свою машину.

– Я тебя помню! – настаивал старик, стуча кулаком по кузову внедорожника.

Мотор рыкнул, колеса бросили в Энтони и остальных, кто был рядом, пару пригоршней песка, и внедорожник рванул прочь.

Энтони сел в машину; что бы ни означало все происходящее, какие бы воспоминания так ни терзали старика, и кем бы ни являлась эта женщина, пьеса явно была не про них с Энжи.

5. Каждый охотник желает знать…

Доставить «посылку» не составило труда, координатор не обидел кредитами и был воодушевлен возможностью предложить Энтони новый заказ, однако у того были другие планы на ближайшие день-два. Услышав об этом, координатор несколько охладел к разговору и сухо добавил, что заказ, скорее всего, дождется его, правда, Энтони потеряет процент за срочность.

Каждый. Чаша багряного вина. Лепестки роз, алеющие вдоль улицы, по которой возвращались триумфаторы. Кусок сырого мяса, настоящего, никакой синтетики, красный, сочный. Солнечный диск в минуты заката над запретным морем.

Охотник. Кожура апельсинов, отрывающаяся неровными, неповторяющимися кусками, беспорядочно оставляемая на столе, чтобы усохнуть, и треть стакана выжатого сока. Оранжевые осенние листья, шуршащие под колесами Энжи, проезжающей по ним медленно и почти беззвучно, словно бы захваченной этим чудом. Солнечный диск спустя полчаса после восхода.

Желает. Спортивный автомобиль вызывающе-желтого цвета, брошенный посреди площади какого-то очень старого города. Обручальное кольцо матери, хранящееся в ящике туалетного столика после смерти отца, вдруг извлеченное и блестящее в лучах солнца. Огонек на карте, тревожно свидетельствующий о том, что Государственный Охотник взял твой след. И, наконец, песок в пустыни, но не этот, полинявший, выгоревший, а настоящий, еще хранящий свой цвет.

Знать. Чешуя трехглазого полоза, скользящего в траве Благословенного оазиса, где жил его дед. Стена бамбуковой чащи из снов о месте, в котором ты никогда не был. Капля на листе ольхи, оставшаяся после дождя, прозрачная и оттого без усилия впитавшая в себя цвет листа.

Как сложно подбирать образы к семи цветам, подумал Энтони. Когда-то это было бы плевым делом – просто посмотри по сторонам или прокрути в голове киноленту прошедшего дня. А сейчас приходится опираться либо на почти истершиеся воспоминания, либо на то, что ты увидел когда-то в старом кино или на фотографии или о чем, живо воображая, как это должно было бы выглядеть, прочитал однажды в книжке. Хотя, конечно, в больших городах с красками дела обстоят лучше, но это – в больших городах, а не в этой бесцветной пустоши.

Где. Тонкие линии вен, проглядывающие сквозь бледную кожу руки. Волосы ожившей куклы Мальвины из детской сказки. Мудрые глаза сиамского кота, отстраненно взирающего на мир со страницы перекидного настенного календаря на заправочной станции.

Сидит. Шарф, брошенный на заднее сидение, забытый кем-то, кто уже и сам почти забыт.

В мире искусственных вещей красное, синее, желтое – не то, что родилось красным, синим или желтым, а то, что было покрашено в эти цвета. В мире пустынных дорог, брошенных машин, оставленных обветшалых лачуг цвета выцвели, краска облезла. Важна ли разница между синим и покрашенным в синий? Цвет же один? Или это еще один закольцованный маршрут, тасующий карты на новый лад, не взирая на то, что карты-то все старые? И радуга, к которой он может, в конце концов, привести Энтони, будет лишь картинкой на покосившемся рекламном щите?

Небосвод в краткий, ускользающий миг сумерек, возникший в собственном ускользании, явленный для того, чтобы ускользать.

Фазан. Язык девчонки, только что вдоволь наевшейся черноплодной рябины. Огонек на карте, показывающий, что Корпоративные копы собираются вот-вот схватить тебя за задницу.

Энтони кажется, что на этот-то раз все должно получиться. Сверлящий холодок… Чей-то голод… Энжи, как нож портного, рассекает материю пустынного мира, ткань реальности выворачивается, приоткрывая свою изнанку, набегают облака, затем тяжелые мрачные тучи, черноту вокруг озаряют несколько молний, в их свете Энтони мерещатся исполинские деревья, уходящие своими стволами в недосягаемую вышину, так высоко, что даже не видно крон, мерещатся скелеты кораблей, медленно покачивающихся на невидимых ядовитых волнах над его головой, мерещатся звезды, пошатнувшиеся и низвергнувшиеся со своих мест по странным спиральным траекториях, растянувшиеся в светящиеся допплеровские нити, опутавшие Энжи своей раскаленной паутиной, закрутившие Энтони до головокружения – и затем выплюнувшие его ускользающее сознание назад в мир пустоши и ее пыльных дорог.

По одной из которых и мчалась сейчас Энжи. Голова продолжала кружиться, к горлу поднялся тошнотворный ком, но Энтони, не сбавляя скорости, принялся вглядываться в блеклое безоблачное небо за лобовым стеклом, затем он прилип к окну дверцы, взгляд метался из точки в точку, выискивая, вымаливая…

Резко, как только мог, вдавил педаль тормоза. Энжи изумленно взвизгнула, как будто бы получила удар в спину, и остановилась, подняв облако душной пыли. Он распахнул дверь и выскочил наружу, шаря глазами вдоль линии горизонта, ноги не держали, и он повалился на жесткую, иссушенную солнцем землю. Перевернулся на спину. Небо висело над ним, как проклятие, жаркое, прозрачное, пустое.