Иконоборцы

– И я пока держу свое слово, – с этими словами он коротко прикоснулся губами к ее щеке.

– Ах, Антонио, зачем ты связался с этими бандитами? – прошептала жешщина, не спеша высвобождаться из его объятий, – из тебя бы вышел такой прекрасный…

– Не начинай, Александра, – он разжал руки и, отойдя на шаг назад, посмотрел ей в глаза. – Мы те, кто мы есть, и это не изменить.

– Прости, увлеклась, – она развернулась на каблуках и прошествовала в глубь дома. – Выпьешь с дороги?

– Не откажусь

– Чистого или смешать?

– Чистого

– Есть неплохая модельерша 1983 года розлива, или предпочитаешь что-нибудь более высокохудожественное?

– Ты же знаешь – я не гурман.

– Тогда – прошу к столу, – хозяйка изящным движением руки пригласила гостя за ширму. На длинном столе, сервированном на две персоны, лежала в забытьи молодая девушка, ее длинные светлые волосы с правой стороны чуть потемнели от крови. Она была еще жива, губы бормотали что-то бессвязное, на лице блуждала томная улыбка.

– Под кайфом? – деловито спросил он, наклоняясь над жертвой.

– Ну что ты, – Александра надула губки, – ты же просил чистого! Так, кое-какие старые уловки.

– Ну, тогда за встречу! – и Антонио припал к шее модельерши.

– Прошу тебя, только не до дна! Она еще не дошила последний заказ!

– Неплохой букет, – вежливо одобрил он, – однако налицо злоупотребление никотином.

– Ты же сказал, что не гурман!

– Но это еще не значит, что я не разбираюсь, – с этими словами гость уже откровенно ухмыльнулся – вкупе с перемазанными в крови губами зрелище было почти хрестоматийное. Хоть картину пиши.

Антонио облизнул испачканный в крови палец и, почмокав, воздел очи к потолку.

– Судя по тонкому аромату мяты, я думаю, это Супер Слим с ментолом, – он еще раз облизнул палец и добавил, – тонкие дамские, по сорок пять рублей за пачку, – и он опустил глаза на хозяйку.

Та смотрела на него с суеверным ужасом.

– Кхм, что-то не так?

– Ты занялся магией крови? – в ее голосе появились легкие истерические нотки.

– Отнюдь, – Антонио тяжело вздохнул и, усевшись на стул, задумчиво утерся салфеткой.

– Тогда откуда такие точные сведения?

– Зрение хорошее, – он вытянул рукув сторону жертвы. Хозяйка непроизвольно отшатнулась. Тогда гость, чуть привстав, выдернул из кармана жертвы вышеописанную пачку сигарет и бросил ее на стол.

– Ах ты мерзавец!

– Ну, полно тебе, зато согласись, это была хорошая шутка.

Холодное молчание было ответом.

– Спасибо за угощение, где я могу поставить свои вещи и переодеться? – гость встал и повернулся к своему чемодану.

– Анна покажет тебе твою комнату. У меня дела, – ощущение присутствия исчезло.

Приведя себя в порядок, то есть сменив дорогой походный костюм на неброский поношенный китель, Антонио распаковал новый мобильник и, набрав номер, отправил код. Отчитавшись таким образом о прибытии, он вышел из своей комнаты и прошел в гостиную. Там было уже прибрано, ширма и пиршественный стол исчезли, зато появились несколько свечных фонариков с разноцветными стеклами. Свет их был тускл, неуверен и неприятен, поэтому гость подошел к большому тонированному окну гостиной, выходившему в сад. Была середина ночи.

В такую ночь не следовало сидеть дома, но он здесь не на прогулке, так что пока придется потерпеть, тем более что эта территория не контролировалась Свободными. Антонио и сам не вполне понимал, что его заставило попросить убежища здесь, а не лечь на одном из клановых мест.

Наверное, чувство противоречия. Их вечное родовое проклятье. Интересно, какая буча заваривается здесь на этот раз? Последний раз он бывал здесь еще при Советах. Тогда было весело, остается надеяться, что в этот раз Камил задумал заваруху не хуже. Антонио отвел взгляд от окна и в тот же момент почувствовал, что он в комнате не один.

– Анна? Что тебе нужно? – сказал он, уже отчетливо сознавая, что это не она. Ощущение взгляда в спину сменилось холодным потоком, бьющим под основание черепа.

– Ччче-ерт, – он крутанулся на каблуках, отчаянно чувствуя, что не успевает. Момент упущен, и холодная волна уже захлестывает его, растекается по позвоночнику, движения замедленны, и тело слушается с явной неохотой, словно преодолевая сопротивление огромной вязкой массы.

Не доезжая до здания библиотеки, где в этот вечер была назначена встреча, Камил припарковал машину и пошел пешком. Машина в условиях войны слишком хорошая цель, и в ней он чувствовал себя более уязвимым, чем без нее. Перейдя по мосту неширокую речушку, давшую в свое время название здешнему поселению, он несколько раз свернул, чтобы сбить возможную слежку, и нырнул под мост на старую заросшую набережную, давно облюбованную местными тусовщиками для распития алкоголя и встреч. Вот и теперь, едва ступив на старый потрескавшийся асфальт, он тут же стал свидетелем ссоры молодой парочки.

– Не хочу! Не трогай меня! – невысокая девчонка в рваной кожаной куртке и красной бандане на темных кудряшках отбивалась от длинного рыжего парня, целеустремленно тискавшего ее в объятиях. От обоих разило дешевым портвейном.

Камил хмыкнул и хотел пройти мимо, однако поравнявшись с ними, скорее учуял, чем заметил на шее у рыжего метку стада цветочников. Он сделал шаг в сторону и, схватив парня за плечи, вытряхнул девушку из его рук.

– Чего тебе надо? – заорал тот.

– Ты братве денег задолжал. Пошли, пройдемся, поговорим, – и Камил подтолкнул парня вперед. – Вы свободны, девушка.

– Я бы и сама справилась, – запальчиво вякнула девица, и подхватив рюкзачок, быстро пошла в сторону моста, ее ощутимо заносило.

– Каких денег? Кому? – ерепенился флакон, однако Камил счёл, что церемонии закончены, втащил его в тень и, технично свернув шею, припал к свежатине. Пить, а тем более убивать чужие дойные флаконы считалось преступлением, но в мирное время. А они уже полдня, как имеют право на ответный удар. Пусть даже и маленький. Нужно же с чего-нибудь начинать. Выкинув тело в реку, он промокнул губы платком и продолжил путь.

Ночь набирала обороты. Над городом всплывала луна, лучась своим холодным самодовольством. Выйдя из-под раскидистых ив, которыми густо порос берег, Камил перескочил двухметровый забор и быстро двинулся вдоль стены здания к главному входу, и таким образом попал в поле зрение видеокамер только на входном пятачке, перед самой дверью. Над входом на ржаво-красной кирпичной стене белым пятном выделялся барельеф в стиле ампир – жезл властителя в лавровом венке.

– Да, еще десять лет назад пионеры такое настенное искусство камнями бы побили, за неонацизм и хищный оскал буржуазии, а теперь хоть что на стену вешай, – проскрежетало сбоку, и возле входа материализовался носфер Веня в респираторе и с автоматом наперевес. Он услужливо открыл дверь и посоветовал уже совсем другим тоном:

– Оружие лучше оставить здесь, – после чего также плавно растаял в воздухе.

За узким коридором образовался небольшой холл с бронированной витриной, на которой лежало оружие посетителей, дверь в дальнем его конце напоминала сейфовую. По обе стороны застыли молчаливые фигуры в безукоризненных костюмах. Молча отдав свой вальтер, Камил шагнул к двери.

Круглый зал освещался неяркими электрическими факелами и был погружен в приятный полумрак. Как ни странно, сегодня Камил прибыл не последним, представителей клана Розы в зале не наблюдалось. Взяв с низкого столика бокал с витэ, он медленно прошел к своему креслу, по пути кивая собравшимся и получая ответные поклоны. К удивлению Камила место его секретаря пустовало, это уже было, как минимум, странно и слегка тревожно. Удобно расположившись в кресле и поставив на столик секретаря бокал, он извлек телефон и нажал вызов – гудки шли в темноту, темнота молчала. Камил философски покачал головой, убрал телефон, взял бокал и приготовился ждать. Минут через пять после его прибытия входная дверь открылась, и в зал шагнула Александра из клана Розы в темно-алом вечернем платье, с серебряной розой примогена на левом плече. За ней неслышной тенью скользила сереброволосая секретарь с фантазийной прической и ноутбуком одетая в строгий деловой костюм.

Камил дернул бровью, смена представителя – неплохой ход, хотя и легко предсказуемый.

– Прошу всех занять свои места, собрание начинается, – голос Хранителя был подобен льду.

Александра присела на край алого дивана своей фракции, и всякие передвижения по залу замерли.