Повелители стихий

– Найдите мне этих подростков, и вы поймете – ты и научное сообщество, высмеявшее мои исследования.

– Жаль, что ты не доверяешь мне настолько, чтобы рассказать все, – упрекнула его Ева.

– Неужели? Правда, жалеешь? А сама между тем кое-что утаиваешь от меня.

– От-отец, я не понимаю, о чем ты…

– Покажи мне. Я знаю, что там. Так и должно быть. Вот почему ты не поехала в мотель с мальчишками. – Слова Стюарта словно ударили наотмашь.

– Это ничего. И сейчас это совершенно неважно. Ты – вот что важно.

– Покажи мне! – Его голос стал жестче, когда он повернулся к ней лицом.

Смирившись, Ева опустила голову и задрала рукав повыше локтя. На гладкой коже цвета вспаханного поля из середины предплечья прорастал, словно опухоль, пурпурный кристалл размером с яйцо. Лунный свет, пойманный и преображенный драгоценным камнем, мерцал темно-фиолетовым огнем в его глубине.

– Никогда не прячь это от меня. Тебе ли не знать. – Стюарт скользнул пальцами по кристаллу аметиста. – А этот большой. Должно быть, ты здорово расстроилась.

Ева заставила себя не вздрогнуть от боли, которую причинило его прикосновение.

– Но тебе не следовало вызывать стихию земли. Ты должна беречь свою силу и использовать ее только в случае крайней необходимости. Ты крепче, чем мальчики, но не бессмертна.

– Я и не хотела прибегать к ней, но, когда увидела Кору… когда поняла, что она умерла… потеряла контроль. Произошло землетрясение. Оно и вызвало тот взрыв на парковке. Отец, мне пришлось усмирять стихию. Я должна была это сделать, иначе она поглотила бы и Фостер, и Тейта, и весь город.

– И привлекла бы гораздо больше внимания к тому, что там произошло помимо парочки торнадо. Выходит, чтобы защитить свою семью, ты успокоила землю, зная, какую цену придется заплатить – пережить такую агонию.

– Это всего лишь аметист, отец. Его не так тяжело носить, и больно только здесь. – Она осторожно прикоснулась к необработанному камню. – Все остальное мне помогает. Успокаивает. Защищает. Так же, как это делает земля. – Голос звучал жалобно, и ей стало стыдно за себя, стыдно за незаданный вопрос, сквозивший в ее словах.

– Мы обсуждаем это почти два десятка лет, Ева. – Стюарт заговорил ровным, бесстрастным тоном лектора, профессора биологии, хотя Ева увидела желание в его взгляде, прикованном к драгоценному камню-опухоли. – Ты должна рассеять энергию и удалить камень. Если ты этого не сделаешь, что произойдет, по нашей гипотезе?

– Энергия будет накапливаться, пока полностью не выйдет из-под моего контроля, и камень будет разрастаться по всей коже, постепенно заключая меня в свою оболочку. – Она произнесла заученные слова, копируя его притворно-бесчувственный тон.

– И что потом? – подсказал он.

– Это убьет меня, – закончила она. – Ладно. Сделай это. Я готова. – Ева протянула ему руку.

Он наконец-то оторвал пылающий взгляд от драгоценного камня и встретился с ней глазами.

– Я делаю это только для того, чтобы помочь тебе. Ты ведь понимаешь, не так ли?

– Да, отец.

– Будь это не опасно, ты могла бы сохранить его. Оставить все их себе.

– Да, отец. Я знаю. Давай. – Ева подняла руку выше и приготовилась к испытанию.

Со вздохом, в котором чувствовалось столько жажды, что Еву затошнило, Стюарт прижал ладонь к аметисту. Ева быстро накрыла его ладонь своей рукой и зажмурилась. Она потянулась сквозь свое тело – сквозь ступни, соединявшие ее с песчаной кожей земли, – и нащупала всего лишь осколок своей стихии. Сосредоточившись на этой силе, она потянула ее вверх – через стопы… ноги… плоть… по позвоночнику к плечам, наращивая мощь, пока энергия земли не прорвалась в кристалл аметиста, а оттуда хлынула прямо в доктора Рика Стюарта.

Старик вскрикнул, и его тело напряглось, как будто его ударило током, но Ева знала, что происходит. Она безучастно наблюдала за тем, как Стюарт, ахнув от удовольствия, уронил руку с ее предплечья и мягко упал на колени в песок. Он глубоко задышал, и, когда поднял на Еву глаза, его зрачки были полностью расширены, а взгляд расфокусирован. Лицо Стюарта излучало такое спокойствие, такую безмятежность, что казалось, будто он помолодел не на один десяток лет.

– О, Ева! Ты права. Это высшее блаженство. А сейчас оставь меня, я хочу погоревать о Коре и обо всем, что потерял сегодня… – Слова стаяли, пока Стюарт растягивался на песке. Его широко распахнутые глаза смотрели в одну точку, но он уже не видел Еву – не видел ничего. Сила драгоценного камня поднималась в нем, ввергая его в состояние кайфа, какого не подарит ни один наркотик – кайфа, без которого он уже не мыслил своего существования.

Ева молча отвернулась от него. Тяжелыми шагами она двинулась обратно, оставляя глубокие следы на песке. Рука рассеянно коснулась драгоценного камня на предплечье, и он рассыпался бесцветными осколками, которые напомнили Еве битую яичную скорлупу.

После того, как отец высасывал силу ее кристаллов, Ева всегда испытывала ощущение усталости и опустошенности, и к тому же зверский голод. Чувство покоя, которым одаривал ее аметист, ушло, оставляя ноющую пустоту, но она не могла позволить себе даже мечтать о том, чтобы ей хоть раз разрешили сохранить ее силу. То ли дело отец – проведет ночь на пляже, наслаждаясь кайфом, который выкачал из нее.

Камень крупный. Отца вырубит часов на восемь, не меньше. Я должна помочь братьям найти хоть какие-то следы Фостер и Тейта, пока он не проснулся – пока не обрушил свой гнев на одного из них. Опять. И на что он намекал сегодня вечером? Что ему удастся хорошо заработать на этих детях? Снова наладить отношения с научным сообществом? Не означает ли это, что он собирается выйти в публичное пространство – показать, что жив и не забыт? Но ведь это к лучшему, не так ли?

– Эти дети – четыре пары, представляющие стихии воздуха, огня, воды и земли, – наша единственная надежда. Через них отец может узнать, как исправить нас, и для этого ему придется… снова начать исследования и эксперименты. – Ева разговаривала с песчаным островом, каждым своим шагом ощущая связь с землей. – Отец должен вылечить нас. Только он может это сделать. Тот, кто создал нас и кто нас сломал.

Ева поплелась к коттеджу, где жили ее братья. Пока она шла, в голове эхом отдавались ее собственные слова: энергия будет накапливаться, пока полностью не выйдет из-под моего контроля, и камень будет разрастаться по всей коже, постепенно заключая меня в свою оболочку…

И впервые Ева позволила себе задуматься, пусть даже на мгновение, о том, что страшнее – превратиться в живое сокровище земли или остаться живой дурью для наркомана.

8

ТЕЙТ

– Ладно, притормози. Левый поворот должен быть как раз за следующим съездом, – сказал Тейт, поднимая руку и щурясь от заходящего солнца. – Да, вот он. – Он указал через приборную панель на гравиевую дорожку, надежно перегороженную широкими и высокими железными воротами. По обе стороны от них тянулся черный массивный металлический забор – из тех, что ограждают частные владения. Тейт прикинул, что высотой он не меньше восьми футов[14 - Около 2,5 метра.], и все выглядело так, будто за ним скрывалась огромная территория. Черта с два перелезешь через такую махину, подумал он, разглядывая заостренные черные пики и представляя, как они в клочья раздирают штаны и плоть идиоту, который попробует вскарабкаться наверх.

Еле живая от усталости, Фостер припарковала пикап. Она потянулась, громко зевнула и, потирая затылок, молча уставилась на ворота.

Тейт перевел взгляд с преграды на Фостер и обратно.

– Хм, я знаю, что номера у дома нет. – Тейт замолчал и прищурился, безуспешно пытаясь рассмотреть уходящую вдаль тенистую дорожку. – А может, нет и самого дома, но я готов поклясться, что это то самое место.

– Я тебе верю. – Она повернулась и посмотрела на него, протягивая руку назад, чтобы достать сумку, принадлежавшую ее маме. – Ты – лучший навигатор из всех, кого я знаю. Во всяком случае, превосходишь меня.

– Вау, спасибо! Вообще-то я хорошо ориентируюсь. Очень хорошо. Думаю, я бы нигде не заблудился, даже если бы захотел. – Тейт улыбнулся, хотя улыбка вышла странной, словно напряженной. И тут до него дошло, что он по-настоящему улыбнулся и пусть на мгновение, но почувствовал себя счастливым впервые с того самого дня, когда торнадо и эта девчонка разрушили его жизнь. Мамы и папы больше нет. Эта мысль причинила ему физическую боль. Его лицо тотчас помрачнело, что, разумеется, не ускользнуло от Фостер.

– Пожалуйста. И я не шучу. – Она продолжала говорить, пока рылась в сумке. – Я полный профан в навигации. Самой бы мне ни за что не найти это место, тем более что всю дорогу были перебои со связью. – Фостер закрыла глаза и хлопнула себя по лбу. – Черт! Неужели забыла? Где мой телефон?

Тейт оглядел замусоренную кабину и принялся разгребать обертки от бургеров и пустые бумажные стаканы.

– Вот он. – Он нагнулся и вытащил мобильник из-под липкой салфетки от сэндвича.

– Спасибо, – рассеянно произнесла Фостер и выхватила у него телефон, сбрасывая маску вежливости. – Отлично. Связи по-прежнему нет. Ладно, поищи в бардачке что-нибудь маленькое и острое – вроде скрепки или кнопки.

– Без проблем. – Тейт открыл бардачок и порылся в ворохе бумаг и всякого хлама, пытаясь не обращать внимания на то, как горит и ноет рана на ноге.

– Это подойдет? – Он протянул ей ржавую скрепку, которую снял с пачки страховых документов.

– Да, должно. – Фостер распрямила скрепку и просунула кончик в крошечную дырочку на боковой панели айфона. Оттуда выскочила какая-то штучка, которую она подхватила и спрятала в карман, прежде чем швырнуть телефон в сумку, и снова принялась шарить на дне.

– Что это за хрень? Внутренности телефона или что-то еще?

Она посмотрела на него так, словно он задал наиглупейший вопрос, но Тейт уже свыкся с мыслью, что по-другому Фостер смотреть не умеет.

– Это сим-карта, гений. Где ты был… я не знаю… с 2000 года?