Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии

Выступая против России, можно было потерять Астарабад и даже Хорасан. Но игнорировать Англию было также опасно. Она могла бы, не выясняя отношения с Россией, захватить Персидские острова в заливе, внедриться в Сеистан, высадить войска в Бушере и распространить свой протекторат на шейха Мохаммара, как она уже сделала в Бахрейне. В любом случае Персия проиграла бы.

Единственный вопрос, стоявший перед шахом и его министрами, состоял в следующем: какой курс был менее опасен, являясь наименьшим злом?

Переговоры, которые начались 2 марта, были продолжены на следующий день. Томсон утверждал, что идея Хосейн-хана относительно англо-персидского союза была неопределенной. Министр иностранных дел быстро продемонстрировал, что это было не так.

Англия жаждала, чтобы Персия выступила против действий русских войск, отказалась нанимать русских офицеров к себе на службу. Персидское правительство было убеждено, что такой курс оскорбит Россию, она, возможно, проявит агрессию, а Персия без Англии не сможет себя защитить.

Томсон опять утверждал, что наличие союза или его отсутствие не имеют никакого отношения к обязательству Персии предъявлять свои претензии на Ахал, а также не снабжать русские войска в Закаспии.

Томсон отказывался признать неспособность Персии противостоять России. Он требовал, чтобы она принесла себя в жертву. Хосейн-хан, чьи симпатии всегда были на стороне Англии, не мог обещать противодействие. Томсон перешел к угрозам: если Персия позволит, без всякого возражения, русским силам пройти к Мерву и Герату по территории, на которую сама претендует, предоставит материальную помощь этим войскам – такое действие будет рассматриваться как враждебное Англии.

В дипломатической практике выражение Томсона звучало почти как ультиматум. В ответ Хосейн-хан снова говорил о дружбе. Если бы Англия дала обещание защищать Персию, та советовалась бы с Англией и действовала бы в соответствии с ее рекомендациями во всех политических и коммерческих отношениях с Россией; участвовала бы в любой акции (военной или дипломатической), которую правительство ее величества посчитало бы необходимым, чтобы контролировать продвижение русских в направлении Афганистана или Индии; дала бы любые преимущества британской торговле, открыла бы реку Карун для британских судов и предоставила другие привилегии.

Томсон ничего не обещал. 13 марта он потребовал разъяснений о позиции Персии в отношении приближающегося наступления русских в Ахал.

Ответ мирзы Хосейн-хана был патетичным: «Персия не любит беспорядков на своих границах. Наступление России по направлению к Ахалу поставило ее в трудное положение.

Что касается Вашего заявления, что эти приготовления враждебны британским интересам в Азии, то оно достойно удивления, поскольку британское Правительство не делает заявлений русскому Правительству с целью предотвратить экспедицию к Мерву. Хотя между двумя Правительствами существует великая дружба и сердечность, но это не позволяет осложнять позицию Персии. Кроме того, предложение, сделанное Вами, и любые шаги, предпринятые персидским Правительством, зависят от главного вопроса – англо-персидского союза. Вы не замечаете главного вопроса, а обращаете внимание на детали. Суть дела в том, что, пока главный вопрос между двумя Правительствами не будет решен, персидское Правительство не может подвергать себя ненужной опасности».

Поскольку главный вопрос об англо-персидском союзе остался без ответа, частично из-за правительства в Лондоне и частично из-за правительства в Симле, персидское правительство избрало политику избежания опасности – единственно возможную политику, определяемую явной непримиримостью ее великого соседа. Когда-то мирза Хосейн-хан убедился, что Англия не будет защищать территориальную целостность Персии, и поэтому он сделал все от него зависящее, чтобы убедить Россию в доброжелательности Персии. Его собственная позиция была неопределенной. В течение двадцати лет он пробовал устанавливать устойчивые связи с Англией. По общему признанию, в защите интересов Юлиуса де Рейтера, английского бизнесмена, получившего в 1872 г., возможно, самую большую концессию, предоставленную иностранцу, им двигало сильное желание личной выгоды, но его британские симпатии также сыграли свою роль. На протяжении многих лет в качестве великого визиря и позже в качестве министра иностранных дел он демонстрировал свои симпатии к Англии, установив в то же время хорошие отношения с русским дипломатическим представительством. Мирза Хосейн-хан надеялся, что Англия совершит такое же вмешательство ради Персии, как и в случае с Турцией, когда британские войска были отправлены на Мальту, а военные корабли – в Константинополь. Он полагал в то время англо-персидский союз реальным. Теперь, когда надежда была утрачена, министр мог предполагать свое падение. Шах имел основания призвать для руководства иностранными делами других людей, менее подверженных британским симпатиям и более дружественных к России.

Чтобы успокоить русских, мирза Хосейн-хан сказал Зиновьеву, что шах хочет сотрудничать в запланированной экспедиции в Ахал. Пока Россия не набирает туркмен, бывших персидскими подданными, себе на службу, шах будет обеспечивать русские войска в Закаспии продовольствием и транспортными средствами. Зиновьев избегал обсуждения вопроса о персидских туркменах, зная, что генерал И.Д. Лазарев, сменивший незадачливого Ломакина в руководстве закаспийскими войсками, уже завербовал тысячу всадников, – этот факт Зиновьев отрицал.

Часто отмечалось, что в Тегеране никаких тайн не существовало. Можно вообразить гнев Томсона, когда он узнал о предложении шаха помочь русским в их продвижении к Ахалу, которое стало бы первым шагом по дороге к Мерву и Герату. Еще раз он потребовал объяснений. Хосейн-хан предъявил недатированное письмо шаха, в котором его величество заявил: «Что касается этой экспедиции русских против Ахала и туркмен, я категорически утверждаю, что персидское Правительство не принимало участия в этом деле».

Шах был не менее раздражен, чем Томсон. Он чувствовал, что его не просто оставили, а предали англичане, настаивая на оппозиции Персии России, что могло привести к беде. Он уже не мог сдерживаться в выражениях: «Поскольку англичане считают данный вопрос столь значительным для своего достоинства, почему со всей своей мощью, которой они обладают на земле и море, они не предпримут шаги, чтобы удержать русских от совершения экспедиции против туркмен? Если британцы придают такое значение русской экспедиции, почему они не остановят ее? Но если это не важно, почему они угрожают иранцам и обвиняют их во враждебности? Если же Англия считает данную ситуацию серьезной, но не имеет сил, чтобы помешать России осуществить свои планы, как могла бы сделать это Персия?» И в заключение: «Как я уже сказал, было бы лучше, чтобы британское правительство, вместо стремления добиться второстепенных целей, положило конец военному движению русских в этом направлении, чтобы освободить себя от планов». Читая послание, Томсон вышел из себя и написал Хосейн-хану: «Англия сама будет судить, какие шаги нужно принять напрямую в отношении России; можно быть уверенным, что она позаботится о своих собственных интересах. Но она также ожидает, что Персия не предпримет ничего против британских интересов. Если Персия не в состоянии ответить на вмешательство России в Кара-Кале, она не выражает протест в связи с экспедицией в Ахал, а снабжает эту экспедицию, – из этих фактов Правительству Ее Величества будет нетрудно сделать выводы, которые не допускают маскировки».

Оказавшись почти перед ультиматумом, Персия сделала вид, что подчинилась, и устроила фарс с насмешливым подтекстом. Мирза Хосейн-хан предложил Томсону самому составить проект ноты, которую, по его мнению, персидское правительство должно вручить русской миссии. Это выглядело как полная капитуляция под британским давлением, но на деле было совсем не так. Составляя проект документа, Томсон лишил себя права жаловаться на то, что персидские протесты были слишком мягки. Более того, моральная ответственность за последствия протеста была возложена на плечи Томсона. Он почувствовал это, поскольку составленная им нота была так же мягка, как и те, что составлялись иранцами самостоятельно. Упоминались Кара-Кале и Ахал, но не Мерв. Тон был дружественным и безобидным.

Заставив Томсона проделать работу министра иностранных дел, мирза Хосейн-хан не только умиротворил его, но также создал эффективное алиби для персидского правительства перед русскими. Можно не сомневаться, что русская дипломатическая миссия знала об авторстве протеста. Мирза Хосейн-хан с легкостью показал русским, что он не был самостоятельным деятелем, что данное заявление не отражало взгляды персидского правительства, которое не могло нести ответственность за действия, совершенные под политическим давлением.

В то время как британский посланник в Тегеране метал громы и молнии, его коллега в Санкт-Петербурге лорд Дафферин вносил вежливые запросы в Министерстве иностранных дел о русских намерениях в Закаспии. 16 мая 1879 г. граф Шувалов выразил Солсбери традиционные уверения относительно Мерва и услышал от статс-секретаря по иностранным делам, что «Правительство Ее Величества будет возражать против любых действий, которые ставят Мерв под угрозу, а также против вторжения на персидскую территорию». 9 июля Гирс повторил те же успокаивающие заверения Дафферину. Однако вызывающее беспокойство заявление сделал А.Г. Жомини, старший советник Министерства иностранных дел, сказавший Дафферину: «Хотя мы не собираемся делать что-либо, что может выглядеть как угроза Англии, но наши приготовления важны как база для операций против Англии в случае, если английское Правительство оккупацией Герата создаст угрозу нашей позиции в Центральной Азии».

Предупреждение было ясным и зловещим. Дафферин доложил своему начальнику, что «язык, который использовал барон Жомини, оставляет мало поводов для сомнений относительно позиций, которые русские стремятся подготовить себе в восточном направлении от Каспия».

Другое заверение дал Дафферину сам царь 12 августа. Уже на следующий день господин Станхоп, заместитель государственного секретаря по делам Индии, выступил в парламенте с известием, что Россия дала торжественные обещания не продвигаться к Мерву, но 25 августа Гирс сказал Дафферину, что Станхоп зашел слишком далеко. Россия не собиралась двигаться к Мерву сейчас, но Россия не давала клятвы не продвигаться к Мерву при других обстоятельствах.

Экспедиция в Ахал началась в обстановке дипломатической напряженности и неуверенности. Назначенный командующим экспедиции генерал Лазарев умер накануне кампании, поэтому Ломакин возглавил войска. 8 сентября произошли первые перестрелки с туркменами. Были получены сведения, что текке сосредоточились около деревни Геок-Теппе. Ломакин выдвинул вперед свои войска в 1800 человек по сухому песку в беспощадную летнюю жару и 10 сентября бросил их в сражение против туркменской орды, во много раз их превосходящей. Обе стороны храбро сражались, но впервые в истории завоевания Россией Центральной Азии ее войска оказались не в состоянии разбить врага. Потери русских были тяжелы: 6 офицеров и 170 солдат (почти десятая часть войск) убитыми; 20 офицеров и 248 рядовых ранеными; 8 человек пропало без вести.

Войска не могли сражаться в следующем бою. Транспортная система распалась. Половина из четырех тысяч верблюдов при доставке в поезде пали. Ломакину ничего не оставалось, как отступить.

Военный министр генерал Д.А. Милютин прокомментировал в своем дневнике: «Судьба предоставила Ломакину возможность второй раз показать свою слабость и неспособность перед полудикими туркменами. Вместо исправления ошибок, допущенных в прошлом году, он повторил в этом году позорное отступление перед теми же мерзавцами, запятнал воинскую честь и уменьшил влияние русского оружия в Центральной Азии».

Как раз за неделю до поражения Ломакина сэр Луи Каваньяри, глава британской миссии, основанной в Кабуле, был убит вместе со своими двумя секретарями, доктором и большинством из сопровождавших его восемидесяти двух людей. 12 октября 1879 г. генерал сэр Фредерик Робертс занял Кабул. Якуб-хан, своенравный сын Шер-Али и его преемник, отрекся от престола и был выслан в Индию. В Афганистане царил хаос. В этих обстоятельствах английское правительство должно было выработать, по возможности быстро, политику по отношению к Герату, последней остановке на дороге от Каспийского моря ко вратам Индии. Расстроенные неустанным продвижением русских, хватаясь за соломинку, англичане приняли идею изменения отношения к Персии, сделав ее «вместо Афганистана главным оплотом при защите Индии» и хранителем Герата.

Лорд Солсбери поинтересовался мнением Рональда Томсона. 28 октября Томсон написал, что передача Герата Персии могла бы быть целесообразна, но имелись также преимущества для сохранения его как «независимого» княжества под «зависимым» правителем. Такому правителю, писал Томсон, «мы могли бы диктовать наши собственные условия». Ему также нравилась перспектива завоевать доброе расположение Персии, хотя и с оговорками.

«Уступить Герат… Персии, навсегда и безоговорочно, по моему мнению, было бы опасно. Персия, получив все, что мы могли бы дать ей, не будет испытывать никакой благодарности, и мы потеряем на нее влияние. В таком случае она окажется открытой для русских. Россия, согласно договору [заключенному в Туркманчае], имела бы право размещать представителей в Герате, если он навсегда будет передан Персии, которая сама по себе сделала бы его очагом для интриг русских дипломатов.

Чтобы предотвратить возникновение подобной ситуации, Томсон советовал передать Герат Персии при условии, что она будет выполнять определенные обязательства. Они были перечислены Томсоном для персидского министра иностранных дел:

1. Герат будет временно передан Персии, и его оккупация будет продолжаться, «пока она сохраняет доверие Правительства Ее Величества».

2. Англия сохраняет право военной оккупации Герата, «если там возникнет опасность попадания его не в те руки».

3. Англия должна определять размер гарнизона, который нужно там содержать.

4. Ее офицеры должны обучить гарнизон и контролировать оборону.

5. «Персии не следует разрешать иностранным представителям или путешественникам, за исключением английских, обитать в Герате или посещать его».

6. Персия при помощи и моральной поддержке Британии должна предпринять шаги, предотвращающие оккупацию Мерва Россией.

7. Персии следует «проследить за продвижением России в Туркмении», следует «категорически возражать против продвижения русских войск по территории, ей принадлежащей или на которую она претендует», Персия не должна оказывать «никакой помощи любой военной экспедиции, продвигающейся в восточном направлении от Каспийского моря».

8. Персия должна заключить торговый договор, благоприятный для Англии.

В дополнение Томсон сказал мирзе Хосейн-хану, что Персия должна предоставить Англии «первостепенное влияние и руководствоваться нашим [британским] мнением в важных политических вопросах». Она должна также разрешить строительство железной дороги от Бушера до Тегерана и Исфахана к Шустеру и открыть реку Карун для свободного движения пароходов. В случае невыполнения вышеуказанных условий, или, если «оккупация Герата будет угрожать безопасностью нашей индийской границе, или станет необходима, из-за возможной оккупации Мерва Россией, этот договор потеряет силу, Персия должна будет вернуться к соглашению с Англией согласно договору 1857 г.».

Условия, предложенные Англией, проясняют, почему шах колебался принять предложение.

Вернуть Герат, центр говорящей на фарси провинции, имевшей многочисленные связи с остальной частью Ирана, было мечтой каждого персидского правителя с тех пор, как наступили годы анархии, последовавшей за смертью Надира в 1747 г. Ага Магомет-хан, первый каджар на персидском троне, был слишком занят в других местах, чтобы проявить внимание к Герату. При его преемнике, Фатх Али-шахе, Аббас-Мирза организовал поход против Садозая, правителя города, но умер, не достигнув успеха. Магомет-шах осадил город, но, когда Англия стала угрожать войной, отказался от него.

Его сын, Насреддин, захватил Герат в 1856 г. В ответ Англия нанесла удар по заливу. Персия была вскоре разгромлена и дала обещание никогда вновь не сталкиваться с Афганистаном. Но мечта была жива. Будет ли Герат возвращен Персии державой, которая сохранила его вне ее досягаемости? Искушение принять британские условия было весьма велико. Молчание России придало шаху Насреддину храбрости продолжить переговоры. В конце ноября министр иностранных дел согласился на одно из восьми условий, предложенных Томсоном, когда он проинформировал последнего, что шах «рассматривает Мерв как свою территорию и, если Россия двинется к нему,

Персия будет возражать и сделает все, чтобы предотвратить это»[2 - Через месяц Томсон доложил шаху, что правительство ее величества согласилось на временную передачу Герата Персии. Шах выразил свое удовлетворение.].

Правительство ее величества позволило Персии занять Герат с условием, что он будет выступать в роли барьера, защищающего территорию Индии.

Следующая стадия переговоров о Герате должна была неизбежно привлечь Россию. Никакие значимые изменения в Центральной Азии без нее не были возможны. В январе 1880 г. мирза Хосейн-хан рассказал Зиновьеву о предложениях Томсона. Русский посланник телеграфировал о них Гирсу, который, в свою очередь, информировал Милютина. Последний отметил, что британские условия могут превратить Персию в вассала Англии и заставить ее занять антироссийскую позицию.

Столкновение было не за горами. Но не осуществилось благодаря британской внутренней политике. 26 ноября 1879 г. Уильям Гладстон открыл свою кампанию речью в мюзик-холле г. Эдинбурга. В течение следующих нескольких месяцев он и его партия нападали почти на все внешние и внутренние политические курсы правительства Биконсфильда. 31 марта начались всеобщие выборы, и к 3 апреля либералы имели большинство в новом парламенте. «Политический горизонт проясняется», – написал ликующий Милютин в своем дневнике.

Лорд Солсбери, который вместе с лордом Литтоном был главным сторонником передачи Герата Персии, ушел. Вице-король слишком тесно отождествлялся с консервативной партией, чтобы продолжать исполнять служебные обязанности при либеральном кабинете, оставив пост. Либералы не собирались придерживаться наступательной политики в Афганистане. Они жаждали возврата к прежней «совершенной бездеятельности» Джона Лоуренса. Одним из первых действий лорда Гренвилля, еще раз ставшего статс-секретарем по иностранным делам, стал разрыв переговоров с Персией относительно Герата.

В то время как Британия под руководством Гладстона меняла направление от империализма и экспансии или, по крайней мере, пыталась это сделать, имперская политика России оставалась неизменной. Не успели переварить известие о поражении Ломакина, как в Санкт-Петербурге, Тифлисе и Ташкенте начали вынашивать новые планы. Полковник Пожаров, начальник штаба 21-й пехотной дивизии Кавказской армии, доказывал в меморандуме, что занятие Ахала Россией имело первостепенное значение в ее борьбе с Англией, которая определялась политическими устремлениями последней. Ахал и Мерв позволили бы России нанести удар по наиболее уязвимому для Британии месту. Если России удастся достичь индийской границы, двести миллионов уроженцев Индии неизбежно проявят стремление к независимости и присоединятся к борьбе против Англии.

Меморандум, защищающий покорение Ахала и Мерва, был составлен несколькими офицерами, среди которых были генерал Тер-Гукасов и полковник Малама из Генерального штаба.

Не все военные и правительственные чиновники России благословляли новое наступление в Центральной Азии. Руководитель Генерального штаба граф Федор Логгинович Гейден полагал, что деньги должны быть скорее вложены «в строительство железной дороги от Оренбурга к Туркестанскому военному округу, чем потрачены на экспедиции в безводных пустынях».

Министр финансов генерал-адъютант Самуил Алексеевич Грейг утверждал, что в период борьбы с внутренним террористическим подпольем России необходимы «тишина и спокойствие». Завоевание Туркмении не принесло бы никаких положительных результатов и привело бы к новым политическим, военным и финансовым трудностям.

На специальном заседании, проведенном 9 марта под руководством царя в присутствии: наследника престола, великого князя Александра Александровича, кавказского наместника великого князя Михаила Николаевича, Милютина, Гирса, Жомини, Грейга и генералов Гейдена, Скобелева, Обручева, – подробно обсуждался закаспийский вопрос.

Обручев и Скобелев доказывали превосходство активной политики. Скобелев особо подчеркнул, что наступление необходимо из-за «активной политики англичан». Гейден выступал против. Когда Грейг, другой противник «политики наступления», предположил, что Россия провоцировала Англию, царь довольно резко оборвал его.

«Мы расстались неудовлетворенные друг другом», – написал Милютин в своем дневнике в тот же день.