Видно, дьявол тебя не изгнал. Когда Любовь, Психоз и Проклятье отличаются только названием… Нуареск. Книга первая

По позвонкам забегал предательский холодок, в животе заныло нечто тревожно-тоскливое. Яша собрался было уносить ноги, как вдруг настольные свечи воспламенились сами собой, залив всю комнату какой-то нездешней синюшной зеленцою. Когда же в этом петролевом мерцании Яша разглядел совсем юную девушку, показавшуюся смутно знакомой, в затылок ему будто шибанул ледяной кулак.

Возникшая из ниоткуда, она стояла теперь прямо перед ним. В руках серебрился поднос. С подноса сочилась абрикосовой душистостью горка слоеных конвертиков.

Девушка была черноглазая, черноволосая, но со славянскими чертами и очень светлой… нет – очень бледной, мертвенно-бледной кожей, лучащейся тусклым фосфором. Фосфоресцировала на ней и одежда – объемная черная футболка, смотревшаяся платьем на ее маленькой фигурке. Из-под густоты распущенных волос с футболки выглядывала четверка мрачных музыкантов в черных очках. Сама же девица так буравила Яшу сверкающим графитом зрачков, что ему стало не вздохнуть. Желание перекреститься, не возникавшее с далеких детских лет, овладело им нестерпимо. Но он не смог пошевелить и пальцем. Всё тело разом перестало слушаться.

Ошарашенный собственной беспомощностью, Кротов снова уставился в окно. По ту сторону дороги он разглядел Леонида Ефремыча с термосом под мышкой. Калека сердито размахивал клюкой, что-то разъясняя водителю подъехавшего «Лексуса».

«Сама бела как мел, а глазища черные, огромные – прогремели в голове слова охранника, и сердце совсем упало. – Будто иллюминаторы в ад».

О господи, в Ад! Приплыли…

– Меня там ищут… надо идти, – пробормотал Яша, не узнавая собственный голос.

– Пей свой кофе! – грозно приказала новоявленная призрачная госпожа. Поднос с выпечкой, звякнув, приземлился на стол, а сама она, как живая, уселась напротив гостя и заявила: – Отсюда никто еще не уходил, не выслушав моей истории.

Стильная Яшина укладка встала дыбом, но он всё же предпринял слабую попытку взбунтоваться:

– Да кто ты, собственно, такая…

– Кто я? – белесо-синие губы приведения высокомерно усмехнулись. – Вопрос хороший. На мемориальном стенде моего имени не найдешь. Хотя я и одна из них. Но так ли это важно теперь? Теперь я, скажем, та, кто варит лучший кофе в городе У Трона Смерти и печет самые вкусные абрикосовые конвертики. – Она взяла одну из турок, налила кофе в маленькую чашку и протянула ее своему гостю-пленнику. – Этот вкус – последнее, что пробовала я при жизни. Правда, за минувшие годы я несколько усовершенствовала рецепт. Давай, зацени!

Яша молча принял угощение, да только так и застыл с ним в руках.

– Да расслабься ты, глупый, не собираюсь я тебя травить, – издевательски рассмеялась хозяюшка. – Совместная трапеза нужна, чтобы наладить коммуникацию. Ведь, в первую очередь, я – та, кто рассказывает истории, – на этих словах она заулыбалась, загадочно, одухотворенно, отчего на безжизненном лице ее вспыхнул отблеск былой миловидности. – И рассказывает, кстати, тоже лучше всех, – важно дополнила она. – Но узнать их могут только избранные. Те, кому посчастливится оказаться в нужное время в нужном месте. Такой шанс выпадает лишь раз в четыре года… Пей же, кому говорят, не то остынет!

Ни жив ни мертв он повиновался.

Потусторонний напиток, как ни поразительно, оказался выше всяких похвал. То был превосходный горячий кофе с яркими нотками корицы, ванили и кардамона. И еще чего-то неизвестного, экзотического, чарующего. Да и теплая слойка с густым абрикосовым джемом ему не уступала, таяла во рту. Что за диво!

– М-м-м! – одобрительно промычал Яша.

– То-то же! – бариста, столь же гостеприимная, сколь зловещая, налила кофе себе тоже. С наслаждением вдохнула аромат, но пить не стала. – Эти истории не обо мне, – продолжила она печально. – Я лишена привилегии рассказывать о жизни собственной. Сегодня речь пойдет во-о-он о ней. Видишь девушку у синего табачного киоска?

Совершенно отупев от происходящего, Яша молча кивнул. Под окном на бушующем ветру развевались длинные рыжие волосы. Точно огненное знамя полыхали они в сгустившихся сумерках. Всё остальное стушевалось, размылось вокруг этой мятежной рыжины. Померкли фонари, исчезли машины. Запорошенная улица опустела, погрузившись в глубокий сон.

Вдруг разрушенный первый этаж «Скандинавии» изнутри озарился огнями. Снаружи вспыхнула неоном вывеска «Бистро Карлсон». Рыжеволосый призрак, радостно устремившись на ее свет, пересек пустынную дорогу и зашел внутрь чудом ожившего заведения.

– Она тоже является сюда лишь раз в четыре года, – пояснил призрак черноволосый. – Здесь началась история ее любви, здесь же она и закончилась. Вместе с жизнью. Ее и ее возлюбленного. Быть может, для них это стало величайшим благом – все влюбленные мечтают умереть в один день. Быть может, единственным моим благодеянием стало то, что этим двоим я предоставила такую возможность. Сама-то я ее была лишена. Опять лишена. Уже в который раз! – приведение вздохнуло до того мучительно, до того горестно, что лик его завибрировал, искажаясь самым кошмарным образом.

В следующий миг на Яшу уже взирали не совиные очи бледнолицей милашки, а пустые глазницы обгоревшего черепа. Одежда обуглилась, обнажив полуразложившуюся плоть в исчерна-багровых пятнах. Пламя свечей вздыбил ураганный ветер. Со свистом ворвавшись, вероятно, из самой преисподней, он принес с собой гнилую замогильную вонь, стоны грешников, сатанинский хохот…

Кротов зажмурился так сильно, как только смог.

«Это конец, конец!» – стучало в висках.

Но вдруг сквозь хаос и адские вопли прорвался чистый, беззлобный смешок.

– Всё-всё, я больше так не буду, – с детской непосредственностью пообещала его сотрапезница.

И всё утихло.

Осмелившись открыть глаза, Яша вновь увидел ее прежнее обличье.

– Итак, они погибли, – как ни в чем не бывало продолжила она тем же печально-ровным голосом, что начинала. – Погибли в объятиях друг друга, проклиная друг друга, – и тут же резко, саркастически усмехнулась: – Нормально, да? По мне – так абсолютно. Мне ли не знать, что любовь – это худшее из проклятий! Или по крайней мере то, что мы за эту проклятую любовь принимаем. Но страшнее всего, когда такая ненормальная, непостижимо могущественная любовь (или лжелюбовь, что уже не принципиально) терзает не только при жизни, но не отпускает и после смерти. Как же была я наивна, полагая, что смерть – забвение, что смерть – конец всему. Куда там! Ха-ха-ха! Есть земные страсти, которым не погаснуть никогда, как не гаснет сиянье звезд, давно исчезнувших с небосвода.

«Как выспренно, однако, излагает», – пришибленно отметил Кротов про себя. И вновь она напомнила ему кого-то, на этот раз уже более явно. Кого-то из времен отрочества, отчего стало не столько страшно, сколько волнительно.

– О! Ты и вообразить себе не можешь, какие испепеляющие страсти бушевали в городе У Трона в канун миллениума, на стыке эпох, веков и тысячелетий, – продолжала она с неописуемой торжественностью, периодически выливающейся в ужасающий хохот. – Какие трагедии разыгрывались! Какие персоны в них были задействованы! Ха-ха-ха! «Пестра та драма и глупа, но ей забвенья нет… Безумие и черный грех и ужас – ее сюжет».[4 - Строки из стихотворения Эдгара По «Червь-победитель». В рассказе «Лигейя» оно появляется как сочиненное одноименной героиней перед смертью.] Хм… Но вот теперь-то ты узнаешь! Ты обо всём непременно узнаешь, Яшенька! – с пугающей многозначительностью пообещала рассказчица. У него даже не хватило сил удивиться, откуда ей известно его имя.

– Постой, постой, – собрав в кулак остатки воли, запротестовал Яша, – а с чего ты решила, что я хочу узнавать всю эту твою безумную и ужасную… белиберду?

– О-о-о! – насмешливо протянула призрачная Аиша. – Боюсь, у тебя нет выбора.

Часть первая.

Лара. Моя больная любовь сводит тебя с ума

Лирическое вступление

Неслись по небу грозовые тучи. Стремительно неслись. Шуршали листья. Водили хороводы вокруг черных ботильонов. У ботильонов были каблуки-копыта. А волосы, длиннющие и рыжие, порывами лохматил буйный ветер…

В сырых объятьях сентября тонул Утронск. Готовилась природа к умиранью в очередной, неисчислимый раз. Но мало трогали осенние печали двух процветающих мужчин, что из высотки вышли.

Рабочий день на предприятии «Утронскэнерго» благополучно завершился. Шагали они бодро на корпоративную стоянку. Там гендиректора Евгения Тарновского и руку правую его Кайрана Фаброилова ждал новый BMW X5, цвет «аллигатор».

– Ускоримся давай, брателло! Мне жалко туфли новые мочить, – промолвил весело Евгений. Он невысокий был упитанный блондин. Лет тридцать шесть, собою неказистый, но обаятельный до жути и пижон. О том свидетельствовал костюм морского цвета, слегка прикрытый кремовым плащом. В такую непогодь наряден и ухожен, притягивал к себе он взгляд прохожих.

– Такого допустить никак не можем: их стоимость известна мне, – сказал Кайран. Смеясь, он восхитительно белел зубами и был чертовски, дьявольски хорош. – Похоже, снова уикенд испорчен будет. И в горы выбраться надежды нет опять. Ты обещал мне заповедные красоты, ваш водопад какой-то показать. Уже полгода, как живу в Утронске, а лишь работы тяжкий крест несу.

– Хо-хо! Ну как же, дорогой! – Евгений прыснул. – Не знал, что рестораны все и клубы, и боулинги, и бильярды, и девицы в рабочие обязанности твои входят. А девки-то особенно, признайся! Уж много ли в Утронске их осталось, тобой не тронутых, наш трудоголик?

– Ты прав, – Кайран тут не сдержался, улыбкой босса одарил самодовольной. – Про заведения, конечно, не про женщин. – И хохотали злато-карие глаза. Игривые в глазах плясали чертенята, восточную красу приумножая.

– А кто о женщинах? – босс возмутился. – Вот у меня-то – дамы! А твои-то подружки только-только все из яслей… – Внезапно он как плесенью покрылся. – Надеюсь, эта не пополнит их число? – спросил – и голос его дрогнул, улыбку словно ветром унесло. Чеширского Кота улыбку, что украшала Тарновского широкое лицо. – Что может хуже рыжей девки быть и черной кошки? – ворчал Евгений пересохшими губами.

Глазами он смотрел через дорогу: там Лара Отморозкова стояла. У синего табачного киоска. Частенько там стояла и дымила, всегда погружена в свои раздумья. И никого не трогала она.

Но что за суеверная нелепость? Не в том же крылись настоящие мотивы! С чего ему, главе «Утронскэнерго», не по себе вдруг делалось при виде пусть странной, пусть чудаковатой, но безобидной, в общем-то, девчонки?

Пил «Хеннесси» Евгений регулярно. Но выпивши за руль уж не садился. Вел «БМВ» приятель-зам. Дождь, хлынувший, подвигнул мужчин усесться по местам.

На мягком кожаном сиденье Тарновский продолжал ворчать:

– Кикимора дрянная! Взгляд бросит – не заводится мотор.

Кайран был этим фактом удивлен.

– Не замечал, – растерянно признался. – Ты, что ли, с ней знаком?