– Кончай напоминать мне о пересадках и органах!
Лейтенант встал:
– Ладно, нам только надо, чтобы этот Блие указал своего сообщника, того, чья ДНК неизвестна. Возьмем обоих, и дело с концом. Неплохая работа, а?
– Спасибо базе данных, – отозвалась Камиль. – Скоро даже задницу от стула отрывать не придется. Дела будут раскрываться сами собой.
Борис поставил стаканы в мойку и ополоснул их. Камиль надевала ботинки из гортекса, глядя, как он управляется.
– У тебя что, руки чешутся? – спросила она.
– Еще бы! У тебя сегодня все так аккуратно, просто супер. Блеск! Ты привычки поменяла?
– Еще скажи, раз уж ты здесь, что у меня вечный бардак. Что бы ребята подумали, если бы увидели, что ты моешь у меня посуду?
– Просто в этом году много муравьев развелось. Заметила? Оставишь немного просыпанного сахара перед уходом, а когда возвращаешься, они уже кишат.
– Я бы сказала, что это скорее рефлекс закоренелого холостяка. Слушай, а когда ты уже приведешь к нам в казарму красивую молодую женщину?
Он выключил вентилятор. Его щеки покраснели. Борис терпеть не мог, когда с ним говорили о женщинах, ему становилось неловко, но Камиль нравилось его поддразнивать.
– Когда у меня появится лишнее время, – откликнулся он сухо.
Они вышли из казармы и пересекли парк. Словно в отместку Борис шагал быстро, но Камиль выдерживала темп.
– Хочу попросить тебя об услуге, – сказала она, переводя дух.
– Какого рода?
– Завтра я хотела бы получить доступ к картотеке пропавших людей. А еще к спискам тех, у кого были прошлые судимости. Но если запросишь ты – все-таки это будет не так подозрительно, как если я сама туда сунусь.
– Завтра пятнадцатое августа,[2 - Праздник Успения Богородицы; во Франции является вторым по значимости национальным праздником после Рождества и выходным днем.] Камиль.
– Вот именно, будет затишье, и мне никто не помешает.
– А зачем тебе это нужно?
– Не спрашивай, просто поверь мне, ладно? Я твоим доверием не злоупотреблю.
Борис замедлил шаг и ответил смущенно:
– Знаешь, там все довольно строго.
– Да, знаю. Поэтому по твоему запросу будет не так заметно. Ты офицер, а я всего лишь техник…
– Ладно… Но ты мне когда-нибудь объяснишь?
Камиль кивнула. Да, когда-нибудь, подумала она с горечью.
Они присоединились к команде из трех жандармов, терпеливо ожидавших за оградой. Как и перед каждой операцией, люди Бориса были возбуждены. Камиль дружески поздоровалась со всеми. Новости тут распространялись быстро. Слух о том, что ей стало плохо на месте преступления, уже облетел всю казарму.
Они разместились в двух служебных машинах. Включив кондиционер на полную мощность, Борис возглавил кортеж и выехал на объездную лилльскую дорогу. Камиль молча глядела в пустоту, сложив руки на животе. Ей было страшно. Когда же она рухнет с окаменевшим сердцем в груди? Когда с ней будет покончено? В сентябре? Октябре? Она невольно вспомнила старый бельгийский анекдот: «Мсье, вы тяжело больны, вам осталось жить два месяца». А больной отвечает: «В таком случае выбираю июль и август».
Она догадывалась, что Борис исподтишка поглядывает на нее; может, он что-нибудь и заподозрил, но ничего не говорит. Она ценила своего коллегу за то, что он никогда ни к чему ее не принуждал и не позволял себе приставать к ней. Хотя он в любом случае не умел приставать к женщинам. Камиль даже недоумевала порой: а была ли у него вообще хоть одна?
От этих мыслей ее отвлек телефонный звонок. Борис ответил. Камиль поняла, что ему звонит тот тип из мэрии, и увидела изумление на лице коллеги.
– Вы уверены? – спросил он отрывисто, выезжая на ответвление в сторону Южного Лилля.
Разговор продолжился еще несколько секунд, и в конце концов Борис положил трубку.
– Произошел чудовищный сбой.
– Что именно?
– Секунду.
Борис торопливо набрал номер. На сей раз Камиль поняла, что он звонит в лабораторию, делавшую анализ ДНК. Закончив разговор, он вцепился в руль обеими руками.
– Поворачиваем и возвращаемся домой.
– Как это? Почему?
– Под ногтями жертвы была найдена точно ДНК Блие, смешанная с другой, неизвестной нам ДНК. В лаборатории и в базе данных на этот счет высказались определенно.
– Так в чем проблема?
– В самом Блие. Когда парень из мэрии сейчас позвонил мне, перед ним лежало свидетельство о смерти. Блие умер семь месяцев назад. Его нашли повешенным в собственной квартире.
Он помолчал, потом добавил:
– Ты когда-нибудь видела, чтобы преступление совершил покойник?
11
Солнце начинало свой томный спуск за лес Лэг. Оно казалось тяжелее, чем обычно, и его контуры стали уже не такими четкими, словно оплавились в собственных лучах. Одуряющая духота, достойная луизианских болот, угнетающе действовала на организмы сыщиков, которые провели всю вторую половину дня, прочесывая коммуну Сен-Леже пешком и на машине, чтобы собрать свидетельства или доставить к дому свое оборудование.
Слух об этой необычной суете вскоре дошел до ушей журналистов. Местные корреспонденты искали хоть какую-нибудь поживу для своих статеек, следуя за полицейскими, словно голодные стервятники. Уже поговаривали о слепой девушке, заточенной в одной из штолен заброшенной каменоломни каким-то жаждавшим крови психопатом.
Шарко ждал в саду, чтобы эксперты-криминалисты позволили ему наконец войти в дом. Он прислонил обе картины изображением к стене, и, воспользовавшись вынужденной передышкой, позвонил Люси и объявил ей, что вернется не скоро. Та немедленно ответила: «Гениально, значит, дело серьезное. Все мне расскажешь».
Ну да, гениально, вздохнул Шарко, вытирая взмокший лоб.
Николя Белланже возвращался из глубины сада с телефоном в руке, лавируя между разбитыми черепицами. Он кивнул на картины:
– Хочешь у себя в квартире декор обновить? Они нам очень скоро понадобятся для экспертизы.
– Не беспокойся, завтра утром сам доставлю в лабораторию. Надеюсь, эксперты-криминалисты пятнадцатого августа работают?