Новеллы

Услыхав это, бедный хозяин с большой готовностью и величайшей благодарностью принял этот подарок от почтенного человека, а тот после этого покинул утром гостиницу и продолжал свой путь в Германию. Оставшись с деревянной рыбой, хозяин, желая испытать ее, отправился в тот же день с нею на рыбную ловлю. Сети притащили такое множество рыбы и ее столько в них набралось, что он едва смог вытянуть их из воды и притащить домой. Продолжая столь же удачно ловить рыбу, он очень хорошо повел свои дела и из бедняка стал таким богачом, что в короткий срок смог бы выдать замуж всех своих дочерей.

Случилось, однако, что судьба, завидуя такому благополучию, устроила так, что однажды, когда хозяин вытаскивал сети с большим количеством рыбы, веревочка от этой деревянной рыбы оборвалась и рыбу унесло вниз по реке По, так что он никогда больше не мог ее найти. Это огорчило его больше, чем когда-либо что-либо могло огорчить кого-нибудь другого, и он оплакивал свое несчастье как только мог. После этого он пробовал ловить рыбу без деревянной рыбы, но ничего не получалось: из тысячи ему не попадалось и одной. А потому он жаловался, говоря: «Что мне делать? Что на это сказать?» И он решил во что бы то ни стало отправиться в путь и не останавливаться до тех пор, пока не доберется до Германии, до дома маэстро Альберто, и не попросит его сделать снова такую рыбу, какую он потерял. Таким образом, он, нигде не задерживаясь, добрался до того места, где жил маэстро Альберто, и здесь, упав перед ним на колени, с величайшим почтением и плачем рассказал ему о той милости, которую он от него получил, и о том, как он ловил бесконечное количество рыбы и как потом веревочка от деревянной рыбы оборвалась и рыбу унесло вниз по реке По и он потерял ее. И потому он стал упрашивать его святость, из желания ему добра и из жалости к нему и его дочерям, сделать ему снова другую рыбу, дабы к нему вернулась та милость, которую он даровал ему раньше.

Глядя на него с большой печалью, маэстро Альберто сказал: «Сын мой, я охотно сделал бы то, о чем ты меня просишь, но я не могу этого сделать, ибо должен разъяснить тебе, что когда я делал данную тебе мною затем рыбу, небо и все планеты были расположены в тот час так, чтобы сообщить ей эту силу, и если я или ты услышали бы, что кто-нибудь говорит: „Эта минута, или этот случай могут повториться и что можно сделать другую рыбу, обладающую подобной же силой", то я заверяю тебя твердо и ясно, что это может случиться не раньше чем через тридцать шесть тысяч лет. А потому подумай теперь: как же я могу сделать снова то, что сделал тогда?»

Услышав о таком длинном сроке, хозяин гостиницы залился слезами, оплакивая свою рыбу и говоря: «Если бы я это знал, я привязал бы рыбу железной проволокой и так бы берег ее, что никогда бы не потерял».

Маэстро Альберто на это заметил: «Дорогой мой сын, успокойся, потому что ты не первый не сумел удержать счастье, которое бог послал тебе; таких людей было много, и даже более достаточных, чем ты; и они не только не сумели распорядиться и воспользоваться тем коротким временем, которым воспользовался ты, но не сумели даже поймать минуту, когда она им представилась».

После долгих разговоров и подобных утешений бедный хозяин ушел и вернулся к своей трудной жизни, часто поглядывая вниз по течению По, в надежде увидеть потерянную рыбу. Но он тщетно смотрел, потому что она плавала, может быть, в это время уже в океане, окруженная множеством других рыб, и не было там с нею ни человека, ни счастья. Так он и прожил долгое время, сколько угодно было богу, жалея в душе о потерянной рыбе, которой лучше было бы ему никогда не видеть.

Так поступает судьба: она часто кажется веселой взору того, кто умеет ее поймать, и часто тот, кто ловко умеет ее схватить, остается в одной рубашке. А часто она бывает такой, что тот, кто не умеет схватить ее, всю жизнь потом жалуется на это и мучается, говоря: «Я мог бы иметь такую-то вещь, но не захотел ее». Иные хватают ее, но удержать умеют лишь очень короткое время, как это сделал наш хозяин гостиницы. Однако, если учесть все, что с нами случается, то оказывается, что человек, не ухвативший тех благ, которые посылает ему судьба и время, в большинстве случаев, размышляя о своих поступках, хотел бы снова обрести счастье, но не находит его, если только он не может подождать тридцать шесть тысяч лет, как это сказал тот достопочтенный человек. Мне кажется, что слова эти вполне согласуются с тем, что уже давно замечено некоторыми философами, а именно, что через тридцать шесть тысяч лет свет вернется в то положение, в котором он находится в настоящее время. И в мое время уже существовали люди, которые оставляли наследство своим детям, а те не могли ни продать, ни заложить его, и, мне кажется, они должны уверовать в то, что обретут свое добро, когда завершится круг в тридцать шесть тысяч лет.

Новелла 222

Испанский кардинал мессер Эджидио посылает за мессером Джованни ди мессер Риччардо, так как слышит, что тот затевает что-то против него; Джованни едет к нему и благодаря своей догадливости и осторожности ускользает из его рук и возвращается домой

В настоящей новелле я хочу рассказать об одном великолепном обмане или, скорее, уменье.

В те времена, когда испанский кардинал мессер Эджидио[548 - [548] (#_ednref548) О кардинале Эджидио Альборносе см. нов. 7 и нов. 162.] успешно правил, находясь в Анконе, до слуха его дошло, что мессер Джованни ди мессер Ричардо де Манфреди,[549 - [549] (#_ednref548) Ричардо де Манфреди (1324–1371) – синьор Фаэнцы и Имолы с 1350 г. Папа отправил его против кондотьера А. Дюрфора, а в 1356 г. Альборнос принудил его к сдаче в Фаэнце. После этого город перешел в руки церкви, а Манфреди остались владельцами ряда замков.] синьор Баньякавалло, большей части Вальдиламоны, Модильяны[550 - [550] (#_ednref548) Баньякавалло находится между Равенной и Луго, ближе к последнему. Долина Вальдиламона начинается к юго-западу от Фаэнцы и доходит до долины Комаккьо; Модильяна находится в 30 км к югу от Фаэнцы.] и других земель, договорился или заключил дружеское соглашение с мессером Бернабо,[551 - [551] (#_ednref548) Бернабо Висконти заключил этот договор в 1361 г.] синьором Милана, в ту пору синьором соседнего Луго, и договор этот был направлен против названного кардинала и имел целью защиту от него.[552 - [552] (#_ednref548) Против Альборноса, в защиту Манфреди и Висконти.] Кардинал послал за названным мессером Джованни, и тот, не без сильного опасения, отправился в Анкону. Когда он туда приехал, кто-то сказал ему, что если он пойдет к кардиналу, то рискует никогда больше не вернуться в Баньякавалло. Однако, так как он был смелым человеком, а также потому, что уже доехал до Анконы, он решил про себя все-таки отправиться к кардиналу. Так он и сделал, и когда явился к нему и засвидетельствовал ему должное почтение, кардинал потребовал от него различных вещей и, между прочим, заявил, что хочет стать лагерем против Луго и в силу этого ему необходимо получить от Джованни съестные припасы и столько, сколько возможно хороших пехотинцев. В заключение оказалось, что он желает также получить взаймы от Джованни десять тысяч флоринов.

На первое требование мессер Джованни ответил, что съестные припасы кардиналу будут предоставлены, так как он готов продать их и всякому другому, а относительно пехотинцев он сказал, что охотно дает их столько, сколько ему будет возможно; по поводу же денег он заявил, что без всяких затруднений может дать взаймы двадцать тысяч и что относительно возвращения их он полагается целиком на кардинала, иначе говоря на его добрую волю.

Услышав такие прямодушные и щедрые ответы, кардинал решил расставить Джованни сети, особенно в отношении последнего ответа, и спросил: «Когда я могу получить деньги?»

Рыцарь отвечал: «Пошлите со мной вашего казначея, когда я буду возвращаться, и я передам ему их».

Услышав о добром намерении мессера Джованни, кардинал послал с ним казначея, и, похлопывая мессера Джованни по плечу, сказал ему! «Ессе filius meus dilectus qui mihi complacuit»,[553 - [553] (#_ednref553) мой возлюбленный, который мне угодил (лат.).] a затем прибавил, обращаясь к казначею: «Ступай и привези мне деньги, которые мессер Джованни тебе передаст».

Когда они приехали в Баньякавалло, мессер Джованни сошел с лошади, прошел к себе в комнату и вскоре вернулся к казначею, сказав ему, что камергер[554 - [554] (#_ednref554) Камергер – придворный чин.] его, у которого находятся ключи от сундука, отправился по какому-то важному делу в Тоскану, а потому он просит казначея извинить его перед кардиналом и приехать снова через неделю. Казначей отправился восвояси, прихрамывая, засунув палец в ухо и в таком виде явился к кардиналу, ожидавшему, что он приедет с туго набитым кошельком. Выслушав донесение казначея, кардинал понял, что дал маху, напрасно доверившись на этот раз, и раскаялся в том, что позволил вернуться в Баньякавалло мессеру Джованни, поверив святому Иоанну Златоусту.

Не прошло и двух недель после этого, как синьор Фаэнцы заключил договор с мессером Бернабо, как хотел сделать это и раньше, и кардинал остался без голубя, так как хотел получить дрозда на ветке.

Как только созданы были деньги, сразу же родился и обман. Будучи из числа лукавейших синьоров на свете и имея большие подозрения против синьора Джованни, кардинал Эджидио забыл обо всем другом, как только ему предложили ссудить деньги. Большой размер предложенной мессером Джованни суммы был его спасением, так как, если бы он этого не сделал, то его, быть может, ждала бы худшая участь. Кардинал, надо полагать, весьма раскаивался в том, что сделал, но пользы от этого ему было мало.

Новелла 223

Граф Джованни да Барбьяно совершает в отношении маркиза, который владел Феррарой, крупный обман, а именно, он заключает с ним двойной договор, по которому обещает убить маркиза Аццо да Эсти, воевавшего с ним, и, уверив его в том, что он его убил, получает замки и деньги

Раз уже речь зашла об обманах, я хочу рассказать о другом обмане, заключавшем в себе хитрую уловку, обмане, совершенном графом Джованни да Барбьяно.[555 - [555] (#_ednref555) Братья Барбьяно были заклятыми врагами Манфреди, а также Саккетги, владения которого в Мариньолле они разорили. Оба были в наемных войсках, и Саккетти ненавидел их, как насильников и грабителей.]

В ту пору, когда маркиз Аццо, сын маркиза Франческо да Эсти,[556 - [556] (#_ednref556) Аццо IX, сын Франческо II да Эсти (д'Эсте), который умер в изгнании (1384 г.). Аццо IX, когда синьором был Николо III, при поддержке Висконти захватил в 1394 г. феррарскую синьорию. Умер в 1415 г.] находился вне Феррары, – а отсутствовал он долгое время, как и его отец, – случилось, что маркиз Альберто,[557 - [557] (#_ednref556) Маркиз Альберто не владел Феррарой; Альберто V, сын Обиццо III, – синьор Феррары с 13SS по 1396 г. Ему наследовал сначала Николо III, а затем Аццо IX.] в течение долгого времени бывший синьором Феррары вместе со своими братьями, умер. Так как он был последним из них и так как у них не оставалось другого потомства, кроме незаконного сына названного маркиза Альберто, то названному маркизу Аццо, как доблестному синьору, пришло в голову попытаться возвратиться в свой дом, и он сблизился с названным графом Джованни и стал делать большие приготовления для перехода на феррарскую территорию. Те, кто распоряжался на ней, решили, что, пока Аццо жив, Феррарское государство находится в большой опасности, в особенности ввиду того, что маркиз делал все возможные усилия, чтобы проникнуть в его пределы. Поэтому они надумали и приняли все меры к тому, чтобы ради своей безопасности убить каким-нибудь образом упомянутого маркиза Аццо.

Ввиду этого они сблизились с неким Джованни ди Сан Джорджо,[558 - [558] (#_ednref558) Здесь, быть может, речь идет об Антонио ди Ваннуччо да Сан-Джорджо ди Пьяно, канцлере Николо II д'Эсте с 1375 по 1388 г. Он провел бурную жизнь, принимая участие в политической борьбе, и не раз был послом во Флоренцию, где дружил с Колуччо Салутати. Сведечия о нем имеются до 1398 г.] болонцем и другом названного графа Джованни, и уговорились с ним, что если он сумеет склонить графа Джованни убить упомянутого маркиза, то получит Луго и Конселиче.[559 - [559] (#_ednref558) Конселиче – замок в 15 км к северу от Луго.] Джованни отправился договариваться на счет этого дела. После переговоров обо всем, что касалось последнего, упомянутый граф ответил ему, что на все готов, но хотел бы знать, как будет ему обеспечено получение упомянутых замков в случае исполнения им поручения.

На это уполномоченный ответил: «Я напишу совету маркиза и буду просить послать в Конселиче столько серебра, чтобы оно составило сумму в двадцать пять тысяч флоринов. И сам я останусь здесь как поручитель и не уеду, пока вы не доведете дело до конца и не получите за это во владение замки».

Граф был удовлетворен, а уполномоченный сделал все то, что сказал Договариваясь с этим Джованни, граф в то же время обсуждал все то, что он делал или говорил, с маркизом Аццо, а одновременно с одним доблестным военачальником названного графа, по имени Конселиче,[560 - [560] (#_ednref560) Об этом персонаже нет никаких сведений.] с намерением заключить двойной договор, как он и сделал. Они подговорили одного немца, очень похожего лицом на упомянутого маркиза, одеться в его платье, сказав ему, что хотят пошутить над Джованни ди Сан Джордже, и просили его выдать себя последнему за маркиза. Немец посмеялся и позволил переодеть себя. Когда это было сделано, они велели ему стоять в определенном месте, укрывшись в сторонке. Затем названный Конселиче повел Джованни ди Сан Джорджо в комнату, чтобы тот посмотрел на маркиза Аццо и побеседовал с ним. Когда они постояли так немного, Конселиче сказал, что теперь пора идти ужинать.

Джованни ответил на это: «Идем», и, обратившись к маркизу, сказал: «Синьор, подождите минутку». Когда они, таким образом, вышли и несколько отошли от двери, маркиз, как было условлено, поднялся по небольшой лестнице на антресоли и спрятался там. Конселиче, рассчитав, что он уже успел спрятаться, на минуту остановил Джованни и сказал ему: «Ты постараешься теперь сделать то, что обещал?»

Тот снова ударил ему по рукам и обещал. Тогда Конселиче сказал: «Не уходи отсюда, потому что я хочу пойти и покончить с ним».

Оставив Джованни, он возвращается в комнату, направляется к спрятавшемуся немцу и ударом кинжала в грудь убивает его, а чтобы мертвого нельзя было узнать, он нанес ему еще несколько ударов в лицо. После этого он выходит, зовет упомянутого Джованни и говорит ему: «Пойди-ка сюда и посмотри, как я тебе его отделал».

Тот подошел посмотреть и, видя мертвого в платье маркиза, распростертого на полу, поверил, что это сам маркиз, потому что никого другого он в названной комнате больше не видел.

Тотчас же после этого он написал молодому маркизу и своему совету, что маркиз Аццо убит, что сам он, можно сказать, присутствовал при этом и видел его, и просил послать доказательство к Баваджезе, кастеляну Конселиче от маркиза, чтобы он передал замок тому, кого укажет Джованни. Тогда маркиз и его совет послали одного доверенного человека маркиза, по имени маэстро Бартолино, с пятьюдесятью конными людьми, с полномочием приказать, после того как они удостоверятся во всем, передать замки, а тело маркиза доставить с почетом в Феррару.

Явившись на место и увидя мертвого, маэстро Бартолино поверил, что это маркиз, и, чтобы придать веру своим словам, Конселиче показал, что он схватил Аццо да Ронилья и всех военачальников маркиза Аццо.[561 - [561] (#_ednref561) События эти, очевидно, имели место в I395 г.] Будучи схваченными, они вели себя стойко. Тогда маэстро Бартолино приказал ему передать Луго и Конселиче и уехал со своим отрядом из Барбьяно, увезя с собой тело умершего.

Когда они подъезжали к мельнице близ Луго, то навстречу им вышел отряд графа Джованни с криком: «Смерть, смерть». И они схватили маэстро Бартолино с его отрядом, а Конселиче, войдя в Конселиче, вступил в обладание землей и серебром, присланным из Феррары.

В Барбьяно же под громкие крики принялись праздновать воскресение маркиза Аццо. Таков был конец этого договора и двойного обмана.

Если бы каждые обман и измена оканчивались так, как окончились описанные, то немногие решились бы пускаться на них, ибо чаще всего тот, кто расставляет силки другим, сам оказывается попавшим в них. Из семьи Эсти не осталось ни одного законного синьора, кроме названного, и, чтобы положить конец этому роду, было затеяно убийство маркиза, как это выше рассказано.

Новелла 224

Тот же Джованни да Барбьяно пускается во все тяжкие, чтобы завладеть одной флорентийской крепостью, воздвигнутой в ущерб ему, но это ему не удается, и он возвращается, ничего не достигнув

Так как этот граф Джованни да Барбьяно вскоре после вышеописанного случая пустил в ход другой обман, то я хочу рассказать о нем, хотя графу Джованни и не удалось ничего достигнуть.

В ту пору, когда названный граф воевал на стороне бывших с ним в союзе флорентийцев с Асторре де Манфреди,[562 - [562] (#_ednref562) Асторре де Манфреди – друг Саккетти, к которому обращены многие его стихи. Был синьором Фаэнцы с 1377 по 1405 г. Асторре был в союзе с флорентийцами против Барбьяно] близ Барбьяно была поставлена крепость, называвшаяся флорентийской крепостью, которая причиняла Джованни огромный ущерб. По этой причине граф задумал овладеть ею с помощью тонкой хитрости.

В то время на службе у названного Асторре находился некий немец, по имени Гверньери;[563 - [563] (#_ednref563) По-немецки Werner.] во главе своих товарищей, числом десять, он нападал на упомянутого графа и грабил его земли вплоть до стен Барбьяно. И вот граф надумал поставить в один прекрасный день между Барбьяно и крепостью несколько пар волов и несколько крестьян с тем, чтобы они пахали землю. С другой стороны, вооружив одного человека, наподобие Гверньери, и одев и вооружив десять человек его товарищей подобно тему, как были одеты и вооружены его десять человек, он вывел их всех, как только мог тайно от тех, кто оставался в крепости, и послал их в сторону Фаэнцы. Повернув оттуда, они должны были затем возвратиться и, сделав вид, что пришел Гверньери со своими товарищами, напасть на крестьян, пахавших на упомянутых волах, и захватить их. В то время, как они занимались этим, граф поднимает на ноги всех своих людей, и те бросаются на воинов, захвативших волов, с криком: «Смерть, смерть!»

Пахавшие, подученные заранее, делая вид, что они – Гверньери, бегут с добычей к крепости, громко крича о том, чтоб им помогли и открыли. Находившиеся в крепости, уверенные твердо в том, что это – Гверньери со своими, открыли ворота наружного круга, куда бегущие и вошли. В то время, как находившиеся в крепости уже готовы были открыть ворота второго круга, один из них, более старший годами и более разумный, сказал: «Не открывайте, пока Гверньери не покажется сам из-под шлема, потому что иначе мы можем легко попасться впросак».

Как только человек этот сказал эти святые слова, так все закричали: «Гверньери, сними шлем, потому что мы хотим тебя видеть!»

Услышав это слово, нападавшие тотчас же повернули вспять. Находившиеся же в крепости посылают им вслед камни и выстрелы из лука, так что бежавшие были рады-радехоньки, что смогли уйти без особой помехи, хотя и не без того, что четверо из них оказались ранеными и четыре пары волов были брошены. С такой добычей вернулись они в Барбьяно. Граф Джованни поставил волов и другие приобретения в расход против заприходованного ранее обмана в отношении маркиза Аццо, потому что новое дело кончилось не так, как думали. Находившиеся же в крепости сверх ожидания заработали четыре пары волов и избегли большой опасности.

Весьма удивительны расчеты военных людей и велика их находчивость, и когда обман или измена даже не удались, приятно бывает хотя бы послушать о них, а также и понять их, чтобы быть в состоянии использовать, если представится случай. Нынче, кажется, никто не совестится, в особенности в военном деле, – будь то с помощью измены, обмана или какого-нибудь способа, – делать всевозможное зло. Не таковы были обычаи Сципиона, Карла и других доблестных людей; подобно им поступали и Курий,[564 - [564] (#_ednref564) Гай Скрибоний Курион (ок. 84–49 гг. до н. э.) – римский сенатор, сначала друг Помпея, затем сторонник Цезаря.] и Катилина, Югурта и другие им подобные. Этот граф и многие другие люди нынешнего времени сказали бы, что Сципион показал себя малодушным человеком, когда он, победив кельтиберов и получив в свои руки бесконечно прекрасную девушку, отправил ее без малейшего пятна, девственной, дав ей хороших провожатых и сверх того одарив ее, к ее отцу. Нынче же делается так, что не только девушки, но и невинные дети занимаются грабежом и растут в великом сраме и позоре, унижая и марая себя в таком пороке, что я не могу понять, как это бездна не поглотит мир, и в частности всю Италию.

Новелла 254

Острота, сказанная неким человеком в последние минуты его жизни, принесла не меньшие плоды, чем слова мессера Оттона Дория[565 - [565] (#_ednref565) Об этом персонаже ничего неизвестно.]

Между каталонцами и генуэзцами шла упорнейшая война,[566 - [566] (#_ednref566) В 1331 г.] одна из тех ожесточенных и вероломных войн, когда люди без всякого благоразумия и человечности всеми способами отчаянно избивают друг друга. Особенно это было свойственно каталонцам. Одна из галер генуэзцев или кого-нибудь из их союзников была захвачена каталонским флотом. Адмирал его был человек безжалостный, и, желая отмстить за какое-то оскорбление, нанесенное ему перед тем, он, распаленный злобой и яростью, приказал побросать в море, одного за другим, всех людей, находившихся на галере, а для большего издевательства велел сперва дать каждому из этих людей по полхлебца или по сухарю и, когда они их съедят, сказать им: «Ну, теперь запей», и бросить их в море.

Эта жестокость была уже проделана над тридцатью несчастными, когда очередь дошла до человека, который съел свой хлеб, стоя на коленях и с мольбой сложив руки, а когда кончил есть, сказал: «О синьор, это слишком маленький кусочек, чтобы запить его таким количеством воды!».

Выслушав его, адмирал, то ли тронутый этими словами, то ли почувствовав жалость, видя как его молит этот человек, простил и его и всех остальных пленных, которых было больше ста и которых ожидала такая лютая смерть. А когда ему представилось время и возможность, он высадил их на берег и отпустил, захватив самое галеру.

Из этой небольшой новеллы видно, какой силой обладают слова, если острота, какого-то, можно сказать, простого моряка смогла разжалобить столь жестокого адмирала. Какой же силой должна обладать молитва, когда она обращена к тому, кто есть само милосердие! И ничто так не веселит душу, как то, что идет от сердца. Никакая другая вещь, как эта, никогда не побуждала более господа нашего даровать спасение душе того, кто прочел ее от чистого сердца. Примеров тому много, как показывают евангелие и святое писание, но слишком долго было бы их пересказывать.

Приложения