Dominium Mundi. Спаситель мира

Над толпой блеснула вспышка, и появилось изображение старика в простой белой шапочке, сидящего в кресле и скромно облаченного в cappa magna[1 - Каппа Магна, или Плувиал (ит. pluviale, cappa, mantus от лат. pluvia – дождь), – элемент литургического облачения католического священнослужителя: полукруглый плащ без рукавов, закрывается спереди пряжкой.], алые складки которого спускались ему до пят.

Перед эспланадой парила созданная мощным голографическим проектором штаб-квартиры и передаваемая из пункта связи, расположенного над Петром, огромная проекция. Извлечь пресловутый проектор ISM-3n из зала главного командования было невозможно, поэтому искаженная передачей на пункт связи картинка казалась тусклой, плоской и даже как будто прозрачной. Танкред подумал, что если атамиды шпионят издалека, то сейчас они, должно быть, недоумевают, что? за тридцатиметровый призрак появился над их завоевателями.

Своим легендарным певучим голосом папа начал речь, благословляя Новый Иерусалим.

* * *

– Сейчас самое время! – крикнул Паскаль, ворвавшись в мастерскую и едва переводя дух.

Я так сильно вздрогнул, что выпустил из рук блок сервера, над которым трудился, и тот разбился об пол.

– Северный подъемник остался практически без наблюдения, они все сбежали слушать папу!

– Твою ж мать! – выговорил я неожиданно писклявым голосом, так сильно забилось вдруг сердце.

Вот и настал тот долгожданный и пугающий момент, когда нам придется попытать счастья перед лицом судьбы. Стоит мне дать сигнал к началу операции, и отступать будет некуда, придется идти до конца любой ценой.

К тому моменту, когда почти месяц назад мы высадились вместе с остальными войсками, Сеть уже три недели тщательно готовила эту операцию. На самом деле спусковым крючком послужил разрыв с Танкредом.

Случившаяся с ним внезапная перемена вогнала меня в жуткую ярость. Я не мог понять, что должно было произойти в его голове, чтобы простое разжалование и лишение каких-то знаков отличия вызвало такой переворот. Когда он начал пудрить мне мозги своей историей с добрым христианином, которого коснулась благодать, мне показалось, что я говорю с другим человеком. Этот придурок, который нес чушь о бесценности вновь обретенной веры, не мог быть тем Танкредом, которого я знал! Совершенно ужасно было видеть, как рассыпаются в прах выстроенные с таким терпением и упорством и столь благотворные отношения. Неужели та атмосфера доверия и взаимного уважения, которую нам удалось создать, так мало значила для него? Достаточно было строго одернуть его и наложить пару наказаний, чтобы все прекраснодушные разговоры, которые мы вели о важности истины и справедливости, отправились на дальнюю полку? Мое разочарование было огромным и болезненным. Неужели он оказался так наивен?

Помимо всего прочего, должен признать, что задета оказалась и моя гордость. За долгие месяцы Танкред сумел стать чем-то намного большим, нежели простой контакт Сети, – он стал другом. И возможно, даже более близким, чем все остальные. Подумать только, а я-то считал, что это взаимно…

Короче. Этот потрясший меня эпизод, по крайней мере, открыл мне глаза. До того момента отношения с Танкредом позволяли мне лелеять приятную мысль, что даже в высших классах встречаются приличные люди. И что даже там мы можем найти союзников, и, не исключено, со временем надежные связи в верхах позволят нам убедить штаб вернуть на Землю тех бесшипников, которые этого пожелают. Пустое! Я тешил себя иллюзиями, и пощечина, полученная от Танкреда, разнесла их вдребезги.

Отныне мне предстояло смириться с реальностью во всей ее неприглядности: я не вернусь на Землю. Гийеметта и папа сгинут в нищете.

Тем не менее оставался один шанс. Ничтожно малый, конечно, но все же лучше, чем ничего. И для этого надо было не торговаться или умолять – следовало заставить штаб. А значит, Сеть должна перейти к конкретным действиям. Не прошло и часа после нашей встречи с Танкредом, как я созвал внеочередное собрание «Метатрона Отступника». В тот же вечер мы в общих чертах наметили план операции.

Рассказав, что произошло между мной и экс-лейтенантом и какая мысль посетила меня после этого, я потребовал официального голосования относительно предложенного мной поворота в деятельности Сети. Я даже настаивал на единогласии и получил его. Полагаю, та холодная ярость, что сжигала меня, как и вновь приобретенная решимость, должны были произвести впечатление на остальных. Я, всегда бывший в группе резонером и прагматиком, вечным сторонником полумер, а не радикальных решений, предложил им ни больше ни меньше, чем мятеж, восстание.

На протяжении следующих недель члены Сети не жалели усилий. Следовало тщательно отобрать тех, кто примет участие в операции, подготовить карты и маршруты, запрограммировать несколько хакерских взломов, причем некоторые из них, едва дело пойдет всерьез, должны будут сработать автоматически, наметить транспорт и оборудование, которое нам предстоит украсть, попытаться раздобыть оружие, а главное – составить настоящий план действий, серьезный и реалистичный.

Эта фаза закончилась менее чем за сорок восемь часов до схода с орбиты отделяемых модулей. Дальше нам пришлось, как и всем остальным, запастись терпением в ожидании дня Д. Долгие часы, когда каждый из нас чуть ли не до наваждения перебирал в уме все детали операции.

После высадки нам, разумеется, пришлось вместе с другими выкладываться по полной, чтобы возвести на пустом месте этот город. Поэтому в первую неделю сама операция была отложена на неопределенное время, за исключением разведывательных действий, призванных подтвердить, что лагерь строится строго по проектам, разработанным инженерами. Мы тщательно отобрали пакгаузы и мастерские, расположенные наиболее удобно для того, чтобы операция могла развиваться незаметно; не хватало только, чтобы в результате они оказались выстроенными в другом месте.

Затем мы получили окончательные назначения, и каждый обосновался в своей новой казарме и в новом рабочем окружении, как если бы собирался здесь оставаться. Нас, как говорят военные, дислоцировали в различные мастерские по монтажу информационного оборудования, где нам было поручено собрать и установить все, что касалось компьютеров лагеря, будь то обычные устройства или биоСтрукт. Ради осуществления этой сверхчеловеческой задачи были мобилизованы все более-менее разбирающиеся в информатике инженеры. Таким образом, оставшийся на борту «Святого Михаила» Нод-2 оказался без большинства пультовиков, хотя особых рисков ожидать не приходилось, поскольку корабль теперь опустел и обезлюдел. Как только информационная сеть Нового Иерусалима будет работоспособна, пультовики вновь заступят на дежурство, чтобы контролировать огромный биоСтрукт корабля, но уже с поверхности планеты.

Наше начальство не дураки! И речи не шло о том, чтобы снова поднимать на борт тех, кого не собираются отправлять потом обратно на Землю.

Как только каждый участник операции занял свое место, мы приступили к завершающей фазе подготовки, состоящей в том, чтобы припрятать значительное количество припасов и оборудования, которые мы крали со складов благодаря незаметному проникновению в управляющие программы. Все шло как по писаному, и я в конце концов преисполнился некоторой гордости за наш план, который так отлично срабатывал, и даже определенной долей самодовольства. Но Паскаль развеял его в одно мгновение, когда ворвался в мастерскую, где я работал, и объявил, что только что образовалась та брешь в системе безопасности, которую мы поджидали.

В сущности, мы это и вызвали. Мы вторглись в программу тестирования общественного мнения, которому регулярно подвергали солдат, и изменили его результаты, чтобы в верхах решили, будто моральный дух войск падает опасно низко. Потом, когда в результате тонких манипуляций с самой программой она выдала рекомендацию сдвинуть благословение папы с целью повернуть негативную тенденцию вспять, наши собственные прогнозы довольно надежно предсказали, что вследствие небольшой дезорганизации из-за перемены дат меры безопасности на подходах к лагерю значительно ослабнут.

Только этого последнего параметра мы и ждали. И вот мы его получили.

С пересохшим ртом и бешено колотящимся сердцем я смотрел на стоящего в дверном проеме Паскаля, силуэт которого резко вырисовывался на фоне бьющего в спину ослепительного света. Я щурился и пытался перехватить его взгляд. Он тоже смотрел на меня, безуспешно стараясь перевести дыхание. Мы оба несколько секунд помолчали, прежде чем я набрался мужества и наконец крикнул неуверенным голосом:

– Начинаем, предупреди остальных!

* * *

Несколькими ловкими движениями, пару раз пустив в ход руки, Танкред вскарабкался на нагромождение камней у края плато, с высоты которого он уже привык наблюдать восходы и закаты альфы Центавра. Очень скоро это место стало его новым персональным укрытием, как старая ива на борту «Святого Михаила». Только на этот раз он делил его с Клориндой. Кстати, она вот-вот должна к нему присоединиться.

Солнце уже почти касалось горизонта, и небо быстро темнело, окрашиваясь в странные пурпурно-изумрудные тона. Несколько тонких облачных струек на огромной высоте ловили последние огни закатывающегося светила. Скоро уже месяц, как люди высадились здесь, а еще не выпало ни одного дождя. Однако по проведенным первой экспедицией наблюдениям было известно, что, когда приходят дожди, сухую почву заливают настоящие потопы, сбегая ручьями в бесчисленные провалы, где питают влагой единственные растительные зоны этой планеты.

Танкред устроился во впадине скалы и погрузился в созерцание панорамы. Температура уже спадала, но плотная полевая форма надежно защищала его от прохлады подступающего вечера. Единственным доносящимся до него звуком было едва различимое гудение установленного чуть ниже вдоль дозорной дороги защитного барьера.

Как и у всех, первым, что отложилось в сознании Танкреда после высадки на Акию, стала гравитация: чуть более слабая, чем на Земле, но немного сильнее, чем на борту «Святого Михаила»; вторым стал свет, слишком резкий с самого восхода и практически невыносимый в середине дня – впрочем, всем было строго рекомендовано носить специальные поляризационные солнечные очки – и имевший розоватый оттенок, который переходил в фиолетовый с наступлением вечера. Танкред машинально поднял голову к звезде желто-оранжевого спектрального класса, каковой была альфа Центавра А, в надежде разглядеть одну из ее спутниц, но, разумеется, не смог ничего увидеть.

А вот воздух оставлял странное ощущение в носу – как будто смесь неопределимых запахов, отдаленно напоминающих дым костра или какие-то грибы. Поначалу это удивляло, но привычка очень быстро взяла свое. Эта смесь с малым содержанием азота вполне подходила для дыхания. Однако в момент, когда впервые распахнулись люки модулей, открыв доступ атмосфере новой планеты, Танкред, как и все, задержал дыхание.

Он подошел к краю плато, чтобы открыть для себя те новые территории, которые они прибыли покорить. Пейзаж заворожил его: засушливый, безводный, с каменистыми равнинами, изрытыми глубокими каньонами, гигантскими скалами, которые неустойчиво утвердились на основаниях из спекшейся от солнца земли за миллионы лет ветровой эрозии, и скудными водяными потоками, спадающими с высоких плато в узкие лощины.

А главное – разломы. Повсюду!

От самых мелких, всего в несколько метров, до огромных, тянущихся на тысячи километров, все куда больше в длину, чем в ширину, и очень глубоких. Их было столько, что иногда возникало ощущение, будто по растрескавшейся от солнца земле разбегаются колонии муравьев. Увиденные из околопланетного пространства разломы делали Акию похожей на гигантский ком спекшейся грязи. Большинство из них были безводными, но в некоторых, наоборот, бурлила жизнь. Дело в том, что днем в них очень ненадолго проникало солнце, туда же стекала вода редких дождей, так что в глубине этих провалов, называемых «лесистыми», иногда таились густые джунгли.

Еще дальше высились горы, вершины которых терялись в туманной атмосфере. Их кажущаяся близость была обманчива: Танкред знал, что на самом деле до них очень далеко и они очень высоки. Некоторые, как он помнил из курса «центаврийской» географии, уходили вверх на двадцать километров.

Его внимание привлек шум внизу. По дозорной дороге шагали два охранника в боевых экзоскелетах. Один из них в знак приветствия махнул ему рукой, Танкред машинально ответил. Поскольку уже темнело, они включили функцию ночного ви?дения. В их полукруглых забралах на уровне обзора угадывались два люминесцентных круга, светящихся в ночи, словно кошачьи глаза. Правда, Танкреду казалось, что это делает людей похожими скорее на волков.

Внезапно он ощутил чье-то присутствие. Быстро обернувшись, он обнаружил прямо над собой Клоринду. Его пульс участился.

– Добрый вечер, – с легкой улыбкой произнесла она своим звонким голосом. – Похоже, мне удалось застать тебя врасплох…

Он, тоже улыбаясь, кивнул.

– Вынужден признать, что не слышал, как ты приблизилась, – ответил он. – Думаю, тебе еще недолго проходить подготовку постмета.

Она легко спрыгнула со скалы, Танкред поднялся, чтобы подхватить ее. Они горячо обнялись.

С тех пор как Танкред порвал отношения с Альбериком, а главное, с того вечера, когда в садах Армиды он открылся Клоринде, к нему наконец-то вернулось душевное равновесие. Он заставлял себя не думать ни о чем, кроме воинского долга, стараясь позабыть все свои сомнения и те проблемы, которые заронил в его душу Альберик. Это оказалось проще, чем он предполагал. Никогда раньше ему не удавалось так действенно усмирять свои крамольные порывы.

А причина была проста: Клоринда.

Молодая женщина постоянно занимала все его мысли, не оставляя места ни для чего другого. Он понимал, что это единственное объяснение, одной его воли не хватило бы, но ему было все равно. Другими словами, впервые в жизни он влюбился.

– Давно меня ждешь? – спросила она, прижимаясь к нему.

Его спину, делясь накопленным за день теплом, приятно грела скала.

– Всего несколько минут. Хотел посмотреть на закат солнца. Кстати, ты пришла как раз вовремя.

Прямо перед ними проваливалось за горизонт огромное светило и, прежде чем исчезнуть окончательно, поджигало дальние горные цепи. Чуть выше в небе стала отчетливо видна одна из его звездных сестер. Теперь, когда главная звезда погасла, зрелище своего маленького красного диска, как и во все ночи, когда ее можно было рассмотреть, явила Проксима Центавра, окрасив пейзаж в кирпичные тона. В системе трех звезд по-настоящему темные ночи были редкостью.

Двое влюбленных долго болтали в сгущающихся сумерках, делясь событиями последних дней или своими впечатлениями от Нового Мира; в минувшие недели им редко представлялась возможность увидеться. Танкред знал, что, согласно аристократическим обычаям, ему положено ухаживать за ней по всем правилам галантной любви, но его эти правила всегда раздражали, да и Клоринда, как ему казалось, придерживалась тех же взглядов.