Все данные воздушной разведки показывали, что эти три города проявляли большую активность и были слабо укреплены. Там, безусловно, находились десятки тысяч воинов-атамидов. Чтобы побудить гражданское население покинуть города до начала боев, были проведены десятки предупредительных бомбардировок.
«Предупредительные бомбардировки»… Танкред привык к подобным военным эвфемизмам, но невольно представил себе, что сказал бы Альберик.
«Какое лицемерие! В бомбардировках никогда нет ничего предупредительного, они предназначены только для того, чтобы убивать. А все их россказни о том, что надо заставить бежать гражданских, редкое вранье! Можно подумать, нас заботят побочные потери!»
Танкред вообразил даже поведение Альберика при этих словах: как тот размахивает руками и выбирает самые оскорбительные выражения. Но он тут же попытался изгнать подобные мысли, потому что слишком хорошо знал, куда они могут его завести.
Внезапно с грохотом распахнулись двери, и в помещение ворвался явно сильно взволнованный солдат. Началась возня с блюстителями порядка, которые не желали его пропускать, пока он вдруг не выкрикнул:
– Да отцепитесь вы от меня, черт вас возьми! Все должны знать: был контакт!
Среди присутствующих раздался смутный гул. Штабист хлопнул ладонью по пульту и потребовал спокойствия.
– Первый контакт с атамидами! – тем не менее продолжал солдат. – У разведчиков! Через несколько минут они подойдут к южным воротам!
Как будто кто-то крикнул: «Пожар!» Все беспорядочно повскакали с мест и под угрожающие крики штабиста, понявшего, что его инструктаж летит ко всем чертям, кинулись к выходу. Танкред перехватил умоляющий взгляд Льето, с таким же выражением смотрело на него и все 78-е. Остальные подразделения почти в полном составе уже выбежали вон.
– Ладно, пойдем и мы, – проговорил он наконец, избегая смотреть на прапорщика Юбера, который не одобрял подобных вольностей.
Танкреду следовало признать, что он и сам сгорает от желания услышать, что расскажут те разведчики.
Он последовал за Льето и прибавил шагу, чтобы догнать вестника, который вместе с остальными устремился к южным воротам.
– Кто вступил в контакт? – спросил он, протолкнувшись к солдату.
– Провансальцы из контингента де Сен-Жиля, – ответил тот на ходу. – Сегодня утром десять подразделений были отправлены для обеспечения безопасности зоны поблизости от плато. Заложить мины и установить датчики. Короче, рутина. Таких вылазок была уже куча.
Он на мгновение умолк, чтобы перевести дыхание.
– Продолжай, христианин, что дальше? – подтолкнул его Льето.
– Перехватчики облетели все зоны и сообщили, что там чисто. Никаких следов неприятеля! Предполагалось, что отряды только проведут обследование главных провалов, а заодно установят защитные устройства.
Впереди показались южные ворота.
– Девять подразделений сделали свою работу как положено, без проблем. Но одно подразделение, похоже, попало в засаду!
– Вот черт! – не удержался Льето. – Значит, точно началось.
Судя по всему, новость уже разлетелась по лагерю: мужчины и женщины сбегались со всех сторон. У ворот образовалась плотная толпа, и Льето со следовавшим по пятам Танкредом пришлось поработать локтями, чтобы проложить себе дорогу. Они поспели как раз в тот момент, когда открылись ворота.
Когда 4-е разведывательно-саперное подразделение входило в лагерь, царившая в толпе сумятица улеглась, как по команде. Вместо закаленных солдат, из которых обычно состояли такого рода части, все увидели лишь тень воинов – раненых и растерянных людей. С ног до головы покрытые смесью песка и крови, они хромали и поддерживали друг друга, защитные пластины их «Вейнер-Никовов» потрескались, шлемы были разбиты; некоторые, слишком серьезно раненные или совершенно обессиленные, падали, едва войдя в ворота, крича от боли или плача. Из тридцати человек, обычно составлявших стандартное р/с подразделение, вернулись только восемь.
Всеобщее возбуждение исчезло, уступив место мертвой тишине. На всех лицах читалось выражение чудовищной подавленности. Прибыли медики и, расталкивая людей, которые недостаточно быстро расступались, пробрались к раненым, чтобы незамедлительно заняться теми, кто пострадал сильнее всего. И тогда один из уцелевших стал рассказывать, что им довелось увидеть. Дрожащий голос и безумные глаза красноречиво свидетельствовали о том, какого страха он натерпелся.
– Мы ничего не заметили! Совсем! Ни хрена! Полчища монстров свалились на нас непонятно откуда. Огромных и устрашающих, ну чисто демоны! Вместо того чтобы разнести их в клочья, разряды Т-фарад едва сдерживали их натиск. Твою мать, мы палили как безумные, а они все шли и шли на нас, пусть даже по своим мертвецам! Их когти раздирали семтак, как картонку! – Он указал на свой экзоскелет с подтверждавшими его слова длинными параллельными бороздами. – Среди них оказались даже летающие! Какого черта нам никто не сказал, что они умеют летать? Мы бы хоть поостереглись. Если бы мы не поспешили сделать ноги, то все бы там полегли! А эти говнюки – перехватчики, которые вообще ни хрена не сделали свою работу, они ведь должны были их засечь или как? Эти мерзавцы греют свои задницы в кабинах, и плевать им с высокой колокольни на пехоту, которая вступает в прямой контакт с врагом! Черт бы меня побрал, как могло случиться, что со всей технологической хренью, которой нас нашпиговали, никто ничего не видел и не засек?
Внезапно появилось полтора десятка военных полицейских, которые мгновенно оцепили выживших. Один из полицейских подошел к тому, кто рассказывал, и что-то шепнул ему на ухо. Тот мгновенно умолк. Другие приказали толпе разойтись. Все были так поражены услышанным, что никто даже не подумал возразить.
Возвращавшееся в лекторий 78-е не было исключением. Потерянное выражение солдатских лиц свидетельствовало о смятении, которое внесла в их души та сцена, очевидцами которой они только что стали. Все были так уверены в превосходстве крестоносцев, что эта неудача, в сущности, не столь уж значительная, воспринималась как поражение. Чтобы объяснить подобный разгром, а главное, понять, как атамиды умудрились обмануть многочисленные средства обнаружения, которыми оборудованы боевые экзоскелеты, Дудон, Олинд и Льето строили самые разнообразные гипотезы. В стремлении победить этот внезапный приступ пессимизма Танкред постарался немного успокоить своих людей:
– Да ладно вам, ребята, не стоит сгущать краски. Наверняка эти атамиды не такие уж неуязвимые, иначе выживших у нас не было бы вообще.
Когда в тот же вечер Танкред встретился в таверне с Клориндой, вся армия крестоносцев только и говорила, что о контакте. Он описал ей сцену возвращения подразделения р/с, при которой она не присутствовала, стараясь не слишком подчеркивать крайне заразительный ужас уцелевшего.
– В отличие от распространенного мнения, – сделала вывод молодая женщина, – лично я никогда не считала, что этих существ так уж легко победить. Иначе три сопровождавших первую экспедицию группы коммандос I не полегли бы все до единого, а штаб не принял бы решения о необходимости послать в крестовый поход столь многочисленный контингент.
Хотя второй аргумент показался Танкреду не слишком убедительным, в целом он разделял эту точку зрения. После столь впечатляющего возвращения разведчиков он уже неоднократно возвращался мыслями к Альберику. Выжил ли тот после своего сенсационного побега? А если выжил, то как он со своими сообщниками умудряется уцелеть на вражеской территории, где в любой момент существует риск встретиться с подобными монстрами?
– Ты постоянно размышляешь о завтрашней операции, да? – спросила Клоринда, неверно истолковав его молчание.
– Да… – кивнул Танкред, сочтя, что лучше не признаваться, чем на самом деле заняты его мысли. – Момент будет сложный, бойцы впервые смогут оценить свои силы. Кстати, я бы предпочел, чтобы этот утренний контакт не произвел такого впечатления на наших.
– На Земле я участвовала только в незначительных конфликтах, – продолжала молодая женщина. – Так что завтра у меня будет первый серьезный бой.
Она заколебалась и слегка покраснела.
– Я… у меня дурное предчувствие…
Внезапно осознав тревогу любимой женщины, Танкред взял ее руки в свои:
– Любовь моя, в этом нет ничего странного. Страх – чувство абсолютно естественное, даже у солдата. Конечно, иногда он заставит тебя совершить ошибки, но чаще всего позволит остаться в живых!
Хотя сам Танкред перед боем крайне редко испытывал беспокойство, он знал, что завтра ему не удастся остаться столь же отстраненным, как обычно. Завтра он будет бояться за нее. Страх, что с ней может что-то случиться в сражении, сжимал ему сердце весь день. Он прекрасно понимал, что, даже если станет умолять ее, она ни за что не откажется выйти на передовую. Смысл существования воительницы – бой. Так что бесполезно просить ее оставаться в тылу. Отныне он понимал, что переживала его семья во время каждой новой кампании.
Заметив, что он в очередной раз углубился в свои размышления, Клоринда нежно сказала:
– Ты, конечно же, терзаешься из-за меня. Потому что, если завтра со мной случится беда, наша любовь будет потеряна навсегда, от нее ничего не останется…
Она попала в точку. Именно над этим вопросом Танкред много размышлял, как, очевидно, и прекрасная итальянка. До сих пор, пусть и вынужденные проявлять сдержанность, они в полной мере проживали свою любовь, хотя частенько бывало обидно скрывать нечто столь прекрасное. И все же, если, по несчастью, один из них завтра погибнет, их любовь угаснет вместе с ним.
Если бы это зависело только от него, Танкред давно бы сделал ей предложение. На неизведанной планете, в четырех световых годах от Земли, требующие многомесячных ухаживаний социальные условности аристократической среды представлялись лишенными всякого смысла. Несколько дней назад во время сеанса тахион-связи он спросил совета у родителей. Отец сдержанно отнесся к перспективе женитьбы сына на бесприданнице, да вдобавок стоящей ниже его на сословной лестнице. А вот мать, явно тронутая чувствами, которые угадала в сыне, проявила больше расположения.
До сегодняшнего дня он ни разу не заговаривал на эту тему с главным заинтересованным лицом, не зная в точности, желает ли Клоринда услышать от него предложение руки и сердца во время крестового похода или же предпочитает дождаться возвращения на Землю. Но сейчас неотвратимость начала боевых действий, видимо, породила в ней те же тревожные мысли, что и в нем.
Осознав, что сам он молчит, а она неотрывно смотрит на его губы, он бессвязно забормотал:
– Я… э-э-э. Как ты думаешь, если я попрошу… чтобы… если я свяжусь с твоим опекуном… по тахион-связи… ну…
– Да, конечно да! Я хочу выйти за тебя! – воскликнула она, бросаясь ему на шею.
Они принялись неистово целоваться и так долго не разжимали объятий, что кое-кто в зале недовольно нахмурился.
* * *
7 ноября 2205
ОВ