Когда выходит отшельник

– Я не собираюсь искать по всей стране такую же землю, мэтр Карвен, – сказал Адамберг, расхаживая перед адвокатом, – ведь это же земля, не так ли? Это просто еще одно подтверждение. Ваш ключ уже у меня. Этот чертов ключ. Желание сохранить его – чистое ребячество, вам не кажется? Детям свойственно стремление чем-то обладать, ничего никому не отдавать, даже обрывка веревочки. И это чувство может толкнуть их на жестокость. Но к восьми годам это постепенно стирается и уходит. Скажем так: формируется зона безопасности. Но не у всех. Ребенок мог бы убить за осколок стеклянного шарика, но не убивает. Он кричит, неистовствует. А взрослый скряга способен убить, раздавить, дважды проехаться колесами машины по женщине, весящей пятьдесят два килограмма, у которой такой красивый смех. Правда, осколок шарика превратился в два миллиона сто тридцать восемь тысяч сто двадцать три евро. И четырнадцать центов. Не забудем про центы. Они и есть осколок шарика.

Комиссар вышел из допросной и расположился в комнате за поляризованным стеклом, куда набились полтора десятка сотрудников, отчего в тесном помещении стало жарко как в печке. Стойкое зловоние тухлой мурены не перебивало удушливый запах пота. Чувствительная Фруасси откинулась на стуле и стала обмахиваться. Ретанкур была невозмутима и даже не вспотела. Еще одна загадка наряду с другими ее многочисленными способностями. Адамберг обычно говорил, что Ретанкур может трансформировать свою энергию во что угодно, сообразно тому, чего требуют обстоятельства. Он предположил, что в данный момент она преобразовала ее в систему охлаждения и отключения обоняния.

Данглар пошел в наступление с присущим ему изяществом, без издевки и демонстрации силы:

– “Ах, деньги! Много их или мало, от них всегда одни несчастья”[4 - Фраза из романа Агаты Кристи “Убийство Роджера Экройда”.]. Не трудитесь угадывать, мэтр, этого автора давно разобрали на цитаты самые обычные люди. Насколько я понимаю, в ситуации, когда денег много, ущерб бывает более серьезным. Вот бы нам обзавестись датчиком бдительности, который настраивался бы сам по мере роста нашего богатства и влияния и улавливал бы малейшие изменения в извилинах нашего лимбического мозга, посылая нам сигналы тревоги. Что вы об этом думаете, мэтр?

Карвен не шелохнулся, не вздрогнул. Зрелище собственного поражения привело его в отупение. Лишь более трех часов спустя Данглар, вонзив в него тысячу бандерилий, в итоге вынудил его признаться. Внезапные серии расчетливых и коварных уколов, нанесенных оттуда, откуда их невозможно ожидать, положили конец последним попыткам убийцы защитить себя. Когда майор вышел из допросной на ватных от усталости ногах, время близилось к одиннадцати вечера.

– Я очень голоден. Он тоже. Вы слышали, что он попросил? Тертую морковь. Тертую морковь!

– Он в шоковом состоянии, – пояснил Адамберг.

Данглар влетел в свой кабинет, налил стакан белого вина, выпил, налил и выпил второй, даже не присев.

– Кто пойдет со мной ужинать? – спросил он у полицейских, чье дежурство закончилось. – Я угощаю, идем к “Философам”. Для начала всем по бокалу шампанского.

Десяток сотрудников собрались уходить вместе с майором, их место заняли ночные дежурные, а Адамберг тихонько улизнул под предлогом, что ему пора спать.

Глава 6

У Вуазне, когда он тихонько стучался в дверь Адамберга, возникло забавное и не очень приятное ощущение, что он участвует в каком-то заговоре. А также внезапное ощущение своей глупости. Интересоваться этим пауком, встречаться в ночи, чтобы тайком поговорить о нем, – все это выглядело полной бессмыслицей. Он все еще был под впечатлением от провала Карвена, блестящего выступления Данглара и обнаружения второго ключа. Все это существовало в действительности, все это служило обоснованием тому, что они делают и зачем. В отличие от паука.

Адамберг следил за пастой, которая варилась в кастрюле. Он жестом пригласил лейтенанта сесть.

– Комиссар, у вас в саду какой-то странный тип.

– Это мой сосед, старик Лусио. По вечерам он всегда там торчит, сидит под вязом и пьет пиво. Боже, спаси его от пауков! В детстве он потерял руку во время гражданской войны в Испании. В эту руку его незадолго до того укусил паук, и он постоянно твердит, что лишился руки, не успев как следует дочесать укус. И что она до сих пор у него зудит. С тех пор у него появилось правило, которое, как он полагает, применимо в любой ситуации: никогда оставлять в покое укус, чесать его до изнеможения, до крови, иначе он будет зудеть всю жизнь.

– Что-то я не понимаю.

– Не важно, – сказал Адамберг, ставя на стол томатный соус и сыр. – Достаньте из буфета две тарелки, паста вот-вот будет готова. Приборы в ящике, стаканы на полке над ним.

– Вино есть?

– Бутылка вон там, под раковиной. Кладите себе пасту, она быстро остывает.

– Моя мать так всегда говорит.

– Она покончила с муреной?

– Мне осталось только извлечь скелет. Эффект будет потрясающий.

– Да уж, это верно.

Адамберг откупорил бутылку, открыл банку с томатным соусом, некоторое время ее разглядывал, потом протянул лейтенанту.

– Неизвестно, что там, внутри. Сорок три пестицида, немножко нефти, отдушки, конина, лак для ногтей. Мы не знаем, чем питаемся.

– Пауки тоже не знают.

– То есть?

Вуазне заметил, что огонек внимания, зажегшийся в глазах Адамберга, по-прежнему горит. Когда этот огонек появлялся, его невозможно было не заметить во взгляде комиссара, обычно туманном и блуждающем.

– Он питается насекомыми, как птицы. А значит, инсектицидами. Среди прочего об этом много спорят в интернете, обсуждая эти смерти.

– Продолжайте.

– Я уж и не знаю, комиссар, стоит ли, как вы говорите, продолжать. Какое нам дело до этих пауков?

– Поставьте вопрос по-другому: что от нас нужно этим паукам?

– Они кусаются, и, к несчастью, им подвернулись старики. А те из-за этого умерли.

– А почему им подвернулись именно старики?

– Думаю, им еще много кто подвернулся, просто о стариках стало известно. Чаще всего отшельник, как и все пауки, кусает всухую. Это значит, что он не впрыскивает яд. Кусает просто, чтобы предупредить, но он вряд ли пожелает тратить заряд яда на человека, ведь люди для него неподходящая добыча. В подобных случаях на коже появляются две крошечные красные точки – и все, тут и говорить не о чем. Укушенный даже не подозревает, что ему повстречался паук-отшельник. Понимаете? В других случаях он может израсходовать яд только из одной железы, опять же из соображений экономии. Последствия будут пустяковыми. Та же ситуация: о чем тут говорить? Наконец, на некоторых людей яд практически не действует. У них появляется маленькая розовая отметина, потом пузырек и легкий отек, и все это быстро проходит само собой.

– А значит?..

– Значит, – проговорил с расстановкой Вуазне, наполняя стаканы, – с начала жаркого сезона, возможно, пострадали от укусов человек пятнадцать, и никто из них не обратил на это внимания. Кроме троих стариков.

Адамберг покачал головой:

– Но паук-отшельник не агрессивен, так ведь?

– Нет, он прячется в глубине щелей и других отверстий, он пуглив. Потому-то его так и прозвали. Он любит уединение и не станет, как обычный домовый паук, развешивать большую паутину в углу окна.

– Домовый – это большой такой, черный?

– Да. Но совершенно безобидный. К тому же отшельник осторожен и выходит только по ночам, чтобы добыть еду или один раз в год спариться.

– Значит, кусает он очень редко. Я вас правильно понял?

– Только если его к этому вынудить. Пауки-отшельники могут годами жить с людьми под одной крышей, никогда не попадаясь им на глаза и, разумеется, их не кусая. Разве что кто-нибудь неожиданно преградит рукой дорогу, когда паук направится по своим повседневным делам.

– Отлично. Значит, редко. Сколько укусов было зарегистрировано в прошлом году?

– За весь сезон – от пяти до семи или что-то около того.

– А на сегодняшний день у нас уже три жертвы, и все старики, причем всего за три недели. Плюс полтора десятка укусов, которые прошли незамеченными, а ведь сезон только начинается. А вообще есть статистика укусов пауков-отшельников?

– Нет. Потому что всем наплевать. Они же не смертельны.

– Вот мы и приехали, Вуазне. В прошлом году старики становились жертвами укусов?

– Да.