Эхо далекой войны

– Витя, с моей стороны не будет наглостью пригласить тебя в Париж?

Он задумчиво смотрит мне в глаза:

– Прямо сейчас?

– Да, Витя. Сейчас.

Он решительно выпрямляется:

– Да! Надя, с тобой – хоть на край света! И, конечно, в Париж! Только… можно, я сначала познакомлю тебя с мамой и братом?

Я чувствую, как мои щёки вспыхивают. Витя хочет представить меня своей маме! И брату! Сейчас! И… они поймут, что это означает?!

– Да, Витя! Буду очень рада! Пожалуйста! Немедленно, если можно!

Он энергично кивает и вынимает мобильный телефон:

– Мама, это я! Мне нужно немедленно познакомить тебя с одной девушкой. Да, очень хорошая. Мама, я люблю её! Да, хочу жениться на ней, если она согласится! – он произносит эти слова громко, с нажимом, так, будто меня нет рядом. Но я рядом и шепчу: согласна, согласна! Сказала бы это вслух, выкрикнула громко, но ведь тогда услышит его мама, вдруг ей не понравится. Но вот Витя разъединяет и смотрит на меня, а я чувствую, что на моём лице всё написано.

– Едем, милый! Сначала к тебе!

Мы направляемся к выходу из парка, и Витя спрашивает:

– Ты как предпочитаешь: на метро или автобусом?

Я улыбаюсь:

– Милый, а можно, мы поедем на «Тойоте»?

Витя тоже улыбается, но смущённо, и кивает. Мы идём к автомобилю.

– Надя, это твоя машина?

Понимаю, почему Витя об этом спрашивает – ведь я ему сказала, что в Москве только на несколько дней, ради этого покупать автомобиль не стала бы.

– Нет, милый, это машина моей подруги, которую она мне дала, пока я в Москве. Ну, говори, куда ехать!

Витя называет адрес, я поворачиваю ключ зажигания и даю газ. Мы выезжаем на шоссе. В голове вертится множество мыслей. Как мы будем жить с Витей, где? Что обо мне подумают его родные? Как отнесутся к его срочному отъезду? Как ему договориться на работе? Что происходит в Париже, кто ранил Жака? Выходит, сейчас Вале придётся разрываться между дочкой и мужем, и агентством реально смогу заниматься только я…

Вот мы почти приехали.

– Витя, ближе к дому есть ещё автостоянка или только вот эта? – спрашиваю я, видя справа место, где можно оставить машину.

– Нет, Наденька, лучше здесь, – смущённо произносит мой любимый. Я киваю, заезжаю на стоянку и торможу. Мы выходим, и я включаю противоугонное устройство. Вместе с Витей заворачиваем за угол…

Боже мой, что это? Пятеро здоровенных парней бьют одного! Повалили на землю и дубасят ногами!

– Прекратить немедленно!

Я запускаю было руку в сумку, чтобы вынуть свой любимый травматический пистолет, но спохватываюсь – оставила его сегодня дома, идиотка. Значит, придётся так…

Я кидаюсь в гущу свалки и первым делом награждаю ближайшего из героев ударом локтя в позвоночник. Он охает, я подсекаю и отшвыриваю мерзавца в ближайшую лужу. Теперь следующий…

Они уже заметили меня, поняли, что я не с ними, спохватились, обернулись – ну что, сразимся? Они злые, им не до джентльменства, у одного кастет, да только сумей ударить…

Прежде чем кто-либо нападает на меня, Витя кидается на них слева. Дерётся неумело, но нас уже двое против четверых. И парень, которого избивали, поднимается с земли – его крепко помяли, разбили губу, под левым глазом фонарь, но он держится и хочет посчитаться.

– Ладно, уходим! – зло бросает один из наших противников, и отважная четвёрка, утаскивая пятого, уматывает туда, откуда только что пришли мы с Витей.

– Что, герои, семеро одного не боитесь? – насмешливо бросаю им вслед. Они меня разозлили, ненавижу, когда много против одного, и непрочь подраться, хотя сюда мы с Витей приехали не для этого. Однако герои кулака и кастета уходят не оглядываясь, двое из них держат на плечах того, которому я дала больно. Только теперь обращаю внимание, что все они лысые. Бритоголовые, что ли? Свела меня однажды судьба с такими…

– Митя, что случилось? – тревожно спрашивает Витя спасённого нами парня. Тот вытирает кровь с лица:

– Это нацисты… Выследили меня.

Да, я уже поняла, что это нацисты. А кем приходится этот Митя моему Вите?

– Надя, познакомься! – обращается Витя ко мне. – Это – Дима, мой брат!

Весна 1939 года, Париж

К этому времени Жаклин уже вполне освоилась в квартире, которую поручил её заботам господин Лео Гросфогель, большую часть времени проводивший в Бельгии, а в Париже появлявшийся неожиданными наездами, о которых он, впрочем, обычно старался предупреждать служанку-экономку по телефону. Она научилась пользоваться телефоном и печатать на машинке – не очень быстро, зато почти без ошибок. Совсем неплохо овладела итальянским и взялась за самоучитель немецкого. В квартире было всегда чисто и опрятно, горячий обед или ужин на плите. Хозяин был доволен, они с Жаклин обращались друг к другу по имени, и жалованье девушки составляло теперь пятнадцать франков в день. Совсем неплохое подспорье для семьи: хотя мать уже выздоровела, с прежнего места работы её уволили, и она перебивалась случайными заработками.

Однако новости не радовали. Ещё недавно Жаклин считала, что политика не для неё, однако последние события всё более приводили к ощущению, что это не так. Соглашение в Мюнхене оказалось недолговечным, «мир на вечные времена» продлился менее полугода, Германия захватила не только Судеты, но и остатки Чехословакии, и те же люди, которые совсем недавно с пеной у рта проклинали Даладье за намерение развязать новую войну, теперь гневно ругали его же за капитуляцию перед Гитлером, сдачу ему сердцевины Европы. И всё же пока можно было заниматься своими делами, чутко прислушиваясь, однако, к новостям, которые приносит радио.

Зазвонил телефон.

– Алло, слушаю!

– Здравствуй, Жаклин! – голос Гросфогеля был озабоченным. – Всё в порядке?

– Да, Лео, в порядке. – Ответ девушки прозвучал не вполне уверенно, так как десять минут назад радио сообщило об арестах евреев в Праге, и это не радовало.

– Жаклин, у нас сегодня гость.

– Да, Лео, я сделаю обед на троих.

– Молодчина. И вот ещё что: подумай, кого из своих хороших друзей ты сможешь порекомендовать для важной, ответственной работы.

– Они должны уметь печатать на машинке и знать иностранные языки? – догадалась девушка.

– Хорошо бы, особенно владение немецким, а ещё будет полезно, если у кого-то из них водительские права, но не это главное. Нужно, чтобы ты могла им доверять, как себе самой.

– Да, Лео, я подумаю.

Гросфогель повесил трубку, и Жаклин направилась на кухню. Когда обед был уже готов, девушка услышала, как открывается входная дверь, и бросилась в прихожую.

– Добрый день, Лео!