– Хорошо, хорошо, Том, – проговорил старик. Томми вскочил в ялбот; мы отплыли.
– Что ты задумал, Том? – спросил я, когда мы отошли ярдов на десять от баржи.
– Что, Джейкоб? Я хочу пострелять на лугах Уимблдона. Но отец не может видеть у меня в руках ружья, потому что я однажды попал в мою старенькую мать. Правда, я посыпал ее порохом, как пеплом, и в ее старой фланелевой юбке было множество дроби, но толстая материя сохранила ее. А ты стрелок?
– Никогда не стрелял.
– Хорошо, мы будем стрелять по очереди и, если хочешь, бросим жребий, кому выпалить первому.
Пристав, мы отправились в трактир, оставили там бутылку, попросили наполнить ее и пошли на холм Пегни. Томми носился перед нами, с восторгом размахивая своим пушистым хвостом. Вскоре мы были подле трактира «Зеленый Человек», стоявшего на краю уимблдонских лугов.
– Где тут прячутся зеленые люди? – со смехом заметил Том. – Вероятно, они живут в одной стране с синими собаками, о которых иногда говорит отец. Ну, давай заряжать.
Зарядили; брошенная медная монетка показала, что я должен стрелять первый, жребий же назначил целью трясогузку. Я хорошо прицелился (так мне показалось), по крайней мере я водил за птицей дулом минуты три или четыре, пока она бегала взад и вперед; наконец, выстрелил. Томми залаял от восторга; птица улетела.
– Думаю, я попал в нее: я видел, как она махнула хвостом, – заметил я.
– Скорее это доказывает, что ты промахнулся, – возразил Том. – Попади ты в нее, она никогда больше не шевельнула бы хвостом.
– Ничего, – сказал я. – На следующий раз посчастливится больше.
После этого Том сшиб с ветки черного дрозда и, зарядив ружье, передал его мне; на этот раз мне посчастливилось больше: я попал в воробья.
Мы весело шли через луг, иногда попадали в песочные ямы, наполовину наполненные водой, иногда встречали болотца, и нам приходилось делать обходы. Мы стреляли, но наш мешок наполнялся медленно. Нам бывало досадно, когда мы делали промахи, но Томми радовался после каждого выстрела, весело прыгал и радостно лаял. Наконец мы устали, сели в кустах, вынули убитую дичь и разложили ее перед собой. Послышался шелест и жалобный вопль. Наша собака пробралась в чащу и поймала зайца, раненного каким-то охотником и скрывшегося в кусты, чтобы умереть там. К досаде Томми, мы отняли его добычу и восхищались ею, положив убитого зверька между нами. Вдруг подле нас раздался голос:
– Ах вы, бессовестные браконьеры, попались! Мы подняли глаза и увидели лесного сторожа.
– Идите, идите за мной, здорово попадет вам, запрем мы вас. Давайте ружье.
– Не отдадим, – ответил я. – Ружье наше, а не ваше, – и я повернул к нему дуло.
– Как? Вы хотите совершить убийство? Ах вы, такие мошенники!
– А вы хотите ограбить нас? – с бешенством возразил я. – Если так, то я совершу убийство. Я застрелю его, Том.
– Нет, Джейкоб, нет, ты не должен стрелять в людей, – сказал Том, видя, что я готов сдержать слово. – Да и не можешь, – шепнул он мне на ухо. – Ружье-то не заряжено.
– Вы отказываетесь отдать ружье? – спросил сторож.
– Да, – ответил я, поднимая курок, – уходите!
– Ах вы, бродяги. Вы скоро увидите виселицу, это верно. Значит, вы отказываетесь идти со мной?
– Полагаю, – ответил я.
– Отказываетесь? Вспомните, я поймал вас на месте преступления с мертвым зайцем в руках. Разве вы не знаете, что вся дичь, вся трава, болота и гравий на этой равнине принадлежат графу Спенсеру?
– И все черные дрозды, чижи, воробьи, а также все дураки, – ответил я.
– Да, а я охотничий сторож. Немедленно отдайте мне зайца.
– Видите ли, – ответил Том, – мы не убили зайца; его поймала собака, и эта дичина – ее собственность. Если Томми отдаст вам зайца, хорошо. Сюда, Томми. Вот этот джентльмен говорит (тут Том указал рукой на сторожа), что заяц (и Том показал на зайца) – не твой. Что ты хочешь: сторожить или отдать?
При слове «сторожить» Томми положил передние лапы на зайца, показал страшный ряд зубов, свирепо посмотрел на сторожа и заворчал.
– Слышите, что он говорит? Значит, поступайте, как вам угодно, – продолжал Том, обращаясь к сторожу.
– Прекрасно, прекрасно, я вижу, что вас со временем повесят. А теперь приведу человек шесть, которые помогут мне стащить вас обоих в тюрьму.
– Ну, берегитесь, – ответил я, вскочил и прицелился в него из ружья.
Томми тоже поднялся и хотел броситься на него, но Том остановил собаку за ошейник. Сторож пустился со всех ног и, очутившись вне выстрела, обернулся, погрозил нам кулаком и снова бросился за подкреплением.
– Жаль, что ружье не заряжено, – сказал я.
– Что с тобой, Джейкоб? Неужели ты стрелял бы в него? Ведь он же только исполнял свою обязанность; мы не должны быть здесь.
– Я не согласен, – ответил я. – Зайцы в лугах столько же принадлежат мне, как и лорду Спенсеру. Луг общий.
– Я тоже так думаю, но, тем не менее, если он нас поймает, то отправит в тюрьму, а потому предлагаю тебе скорее убежать в противоположную сторону.
Мы так и сделали. Однако через четверть часа на повороте увидели перед собой нашего врага и его трех помощников.
– Бежим, – крикнул Том, – и спрячемся!
Минут десять мы бежали изо всех сил, наконец спустились в болотистую низину и, увидев, что наших преследователей нет в виду, спрятались в густой чаще кустов. Томми был с нами. Мы лежали тихо.
– Они ни за что не найдут нас, – сказал Том, – если только мне удастся заставить собаку лежать спокойно. Лежи, Томми, молчи и лежи.
По-видимому, собака поняла: Томми лег между нами и не шевелился.
Приблизительно через полчаса мы услышали говор. Я хотел было зарядить ружье, но Том отказался дать мне пороха. Голоса приблизились; Томми тихо заворчал, а мой товарищ зажал ему рот руками. Вот подошли к кустам, и охотничий сторож сказал:
– Маленькие бродяги, конечно, недалеко, они, наверно, в этой ложбине. Пойдем.
– Да я по колени в болоте! – вскрикнул один из его спутников. – Ни за что не пойду дальше.
– Ну так осмотрим окраины топи, – возразил сторож. – Я пойду впереди!
Голоса стали удаляться, на наше счастье, потому что нам пришлось, не переставая, бороться с собакой, особенно в последнюю минуту: я держал передние лапы Томми, а Том зажимал ему пасть. Теперь мы успокоились, но не смели выйти из нашего тайника. Наконец, через долгое время, Том высунул голову из кустов и огляделся – мы решили вернуться к берегу. Однако пошел сильный снег. Вместе с наступившим сумраком он мешал нам видеть дорогу. Поднялся ветер, метель усилилась, тяжелые хлопья били нам в глаза и ослепляли нас, но мы все-таки шли вперед, каждую минуту надеясь выйти на большую дорогу. Мы молчали; я нес ружье, Том зайца, закинутого за плечо, Томми брел за нами. Но дороги мы не нашли. Над нами было черное небо. Ветер выл; наше платье отяжелело от снега, мы чувствовали сильную усталость и наконец остановились.
– Том, – сказал я, – я уверен, что мы сбились с дороги: ветер дул справа, и снег заносил нас с той же стороны, теперь не то. Что нам делать?
– Идти вперед, – ответил Том. – Не повернуть ли нам обратно и не идти ли так, чтобы ветер опять дул на нас справа? – предложил я. Мы так и сделали, но идти становилось все труднее. Мы проваливались в топь, спотыкались о коряги, и если бы я однажды не схватил Тома, он свалился бы в песочную яму. Это заставило нас пойти в другом направлении; наконец, выбившиеся из сил от холода и усталости, мы начали приходить в отчаяние.
– Не лучше ли нам, Том, – сказал я, – залезть в кусты и дождаться окончания метели?
Зубы Тома стучали от холода, но раньше, чем он мог ответить, они застучали от страха: над нами раздался громкий вопль.