Как стать леди

Как стать леди
Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт

Эксклюзивная классика (АСТ)
Эмили Фокс-Ситон родилась в знатной, но обедневшей семье. Она получила хорошее образование, но в Лондоне конца XIX века не так много возможностей его применить. Эмили вынуждена ютиться в тесной комнатушке и работать компаньонкой более успешных высокородных дам. О хорошей партии девушка не может и мечтать…

Однако ее работодательница, умная, эгоистичная и острая на язык леди Мария Бейн, неожиданно решает совершить благородный поступок и устроить личную жизнь Эмили. С этого момента открывается новая страница в жизни Эмили Фокс-Ситон – настоящей леди…

Фрэнсис Бёрнетт

Как стать леди

Школа перевода В. Баканова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Часть 1

Глава 1

Мисс Фокс-Ситон вышла из омнибуса, аккуратно и изящно подобрав подол элегантной, скроенной по мерке юбки; она уже давно овладела искусством входить и выходить из дешевых омнибусов и шагать по грязным лондонским улицам. Женщина, которой нужно, чтобы ее одежда носилась два-три года, быстро учится защищать ее от брызг и поддерживать в порядке каждую складочку. За полдня Эмили Фокс-Ситон проделала долгий утомительный путь по городу и вернулась на Мортимер-стрит практически в таком же безупречном виде, в котором вышла из дома промозглым утром. Она уделяла много внимания своей одежде – особенно тому платью, которое верой и правдой служило ей уже целый год. Фасон юбок в очередной раз претерпел катастрофические изменения; когда Эмили проходила по Риджент-стрит и Бонд-стрит, то останавливалась у витрин магазинов с вывесками «Дамская одежда», засматриваясь на принаряженные и неестественно худые манекены, и в ее больших карих глазах мелькало выражение тревоги. Она пыталась определить, где какие швы располагаются и где намечены складочки; есть ли складки вообще, или подол юбки безжалостно лишили всяких швов, отобрав у тех, кто не имеет и лишних полпенса, возможность решить проблему перешивки одежды по моде последнего сезона.

«Тут как будто бы обычная неокрашенная ткань, – бормотала она про себя, – у меня получится купить примерно ярд и подобрать по ширине, а значит, я смогу подшить клинышки у складок сзади, и заметно не будет».

Найдя удачное решение, Эмили просияла. Этой скромной и рассудительной девушке было нужно очень немного, чтобы наполнить светом хоть какую-то сторону своей жизни и заискриться милой детской улыбкой. Маленькая добрая услуга, оказанная любым другим человеком, чуть-чуть удовольствия или комфорта – и она уже светилась от сдержанной радости.

Итак, Эмили вышла из омнибуса, подобрав юбку из коричневой ткани, и бодро зашагала по грязи вдоль Мортимер-стрит в направлении своего пансиона, при этом ослепительно улыбаясь. Впрочем, детской можно было назвать не только ее улыбку; лицо в целом тоже казалось слишком детским для ее возраста и роста. Тридцатичетырехлетняя женщина отличалась крепким телосложением: широкие плечи, высокая тонкая талия и развитые бедра. Эмили следила за модой и решала проблемы благодаря потрясающей энергии и умению выходить из любого положения – приобретала одно приличное платье в год и носила его очень аккуратно, а старые перешивала настолько искусно, что всегда выглядела элегантно одетой. У нее было приятное свежее лицо, полные щеки, большие искренние глаза, густая копна пепельно-каштановых волос и короткий прямой носик. Эмили производила впечатление благодаря воспитанности и хорошим манерам, а искренний живой интерес к людям и умение получать удовольствие от всего на свете придавало ей вид скорее симпатичной девочки-переростка, чем взрослой женщины, жизнь которой представляла из себя постоянную борьбу с вечным недостатком средств.

Эмили принадлежала к знатному роду и получила лучшее образование, какое только возможно для женщины ее происхождения. Родственников у нее было немного, и никто из них не стремился взвалить на себя тяготы по содержанию бесприданницы. Эти люди из прекрасных семей были слишком заняты тем, чтобы устроить сыновей в армию или на флот и подыскать мужей дочерям. Когда умерла мать Эмили, а вместе с ней сгинула и ежегодная рента, никто из родственников не пожелал позаботиться о рослой и крепко сложенной девочке, а ее саму просто поставили перед фактом. В восемнадцать лет она начала работать помощницей учительницы в маленькой школе; на следующий год получила место няни и гувернантки; затем устроилась компаньонкой к сварливой пожилой даме из Нортумберленда, чтобы читать ей вслух. Дама проживала в деревне, и родня кружила над ней подобно стервятникам, ожидая ухода старухи в мир иной. Обстановка была достаточно мрачной и удручающей, чтобы повергнуть в уныние любую девушку, не обладавшую столь здравым умом и практичным характером. Эмили Фокс-Ситон выносила испытания с неизменным оптимизмом, что в конце концов зажгло в груди ее патронессы проблеск человеческих чувств. В итоге, когда пожилая женщина умерла, а Эмили лишилась работы и крыши над головой, обнаружилось, что дама оставила ей в наследство несколько сотен фунтов и письмо, содержавшее кое-какие, прямо скажем, категоричные советы.

Миссис Мейтем писала неразборчиво, слабеющей рукой:

Возвращайся в Лондон. Ты недостаточно расторопна, чтобы заниматься тем, что позволит заработать на жизнь, однако благодаря доброму характеру можешь оказаться полезной многим беспомощным особам, которые будут платить тебе за присмотр и выполнение поручений, с которыми они сами не в силах справиться, поскольку слишком ленивы или слишком глупы. Можешь устроиться в какой-нибудь второсортный журнал мод, отвечать на дурацкие вопросы насчет домашнего хозяйства – как выбрать обои или чем запудрить веснушки. Ты разбираешься в подобных вещах. Можешь записывать расходы, оплачивать счета и ходить за покупками для какой-нибудь ленивой дамочки. Ты практична, честна, умеешь подать себя. Я часто размышляла, что ты обладаешь именно теми заурядными талантами, которые масса заурядных обычных людей желали бы иметь в своем распоряжении. Возможно, моя бывшая прислуга, которая проживает на Мортимер-стрит, недорого сдаст тебе приличную комнату в память обо мне и примет с добром. У нее есть причины благодарить бывшую госпожу. Скажешь, что тебя прислала я, и она согласится на десять шиллингов в неделю.

Эмили расплакалась от чувства признательности, а впоследствии даже возвела миссис Мейтем на алтарь как величайшую и святую благодетельницу, хотя наследство – при том что она удачно его вложила – приносило всего двадцать фунтов в год.

– Какой добрый поступок с ее стороны, – шептала Эмили с восторженным придыханием. – Я и в мечтах не могла рассчитывать на подобную щедрость. Не могла ожидать даже намека на нечто подобное – даже намека!

У Эмили был свой способ выражать искренние эмоции, делая ударение на отдельных словах в знак нахлынувшего восторга или признательности; в письменной речи такие слова обычно выделяют курсивом.

Эмили вернулась в Лондон и обратилась к той самой женщине, бывшей прислуге миссис Мейтем. И действительно, у миссис Капп имелись причины с благодарностью вспоминать бывшую госпожу. В юности, когда любовь толкнула девушку на опрометчивый поступок, миссис Мейтем спасла ее от общественного порицания и позаботилась о ней.

Пожилая леди, которая в то время была энергичной и острой на язык женщиной среднего возраста, заставила горе-любовника жениться на своей отчаявшейся пассии, а когда вскоре после свадьбы он по пьянке утонул, помогла вдове обустроить меблированные комнаты; бизнес оказался прибыльным, обеспечив бывшей служанке с дочерью достойное содержание.

На втором этаже внушительного серого здания имелась маленькая комнатка; владелица пансиона взяла на себя труд обставить ее для протеже своей покойной госпожи. Помещение превратилось в спальню и одновременно гостиную при помощи койки, которую Эмили купила сама и днем выдавала за диван посредством красно-синего покрывала из «Комо». Единственное окно выходило на темный тесный задний двор и покрытую копотью стену, которую облюбовали тощие коты – смирившись с судьбой, они печально взирали на мир. Важную роль в убранстве помещения играли ковры из «Комо». Один, обшитый понизу тесьмой, висел в дверном проеме в качестве портьеры; другой отделял укромный уголок, служивший мисс Фокс-Ситон гардеробной. Когда неунывающая и целеустремленная по природе девушка начала немного зарабатывать, она купила себе кенсингтонский коврик, ярко-красный, такой, который могли соткать только в Кенсингтоне, и накрыла стулья такой же ярко-красной хлопчатобумажной тканью, а по краю сидений пришила оборки. В дополнение к дешевым занавескам из белого муслина (что стоили у Робсона восемь шиллингов одиннадцать пенсов за пару) она повесила ярко-красные шторы. На одной из распродаж у «Либерти» Эмили купила дешевую диванную подушечку и несколько фарфоровых фигурок за два с половиной пенса, которые поставила на узкую каминную полку. А когда к ним добавились лакированный поднос и чайный набор, состоявший из единственной чашки, блюдца, тарелки и заварного чайника, она почувствовала себя почти богатой. После того как Эмили проводила весь день в беготне по холодным сырым улицам, делая покупки для других людей или подыскивая им портниху или прислугу с хорошими рекомендациями, она с радостью предвкушала, как вернется в свою комнатку. К ее приходу миссис Капп всегда растапливала в маленьком камине яркий огонь; а когда в дополнение к пению пузатого черного чайничка на решетке загоралась лампа под самодельным абажуром из алой крафтовой бумаги, домашняя атмосфера казалась усталой и вымокшей женщине настоящей роскошью.

Миссис Капп и ее дочь Джейн были очень добры и внимательны к Эмили. Никому другому из своих жильцов они так не помогали. Эмили причиняла настолько мало беспокойства и настолько бурно радовалась любому проявлению внимания, что Каппы – а они порой бывали оскорблены и унижены остальными квартиросъемщиками, «представителями свободных профессий», – можно сказать, любили ее. Иногда «представители свободных профессий», дерзкие и самоуверенные леди и джентльмены, которые оказывали услуги на балах или играли небольшие роли в театрах, платили нерегулярно или съезжали, вообще не рассчитавшись; а вот мисс Фокс-Ситон вносила плату с регулярностью наступления субботнего вечера, хотя случалось, что удача отворачивалась от нее, и тогда Эмили предпочитала голодать всю неделю, чем потратить отложенные на арендную плату деньги на ланч в женском кафе.

В глубине души Каппы начали считать, что Эмили стала для них своего рода ценным приобретением; они очень этим гордились. Казалось, она принесла в их убогие меблированные комнаты частицу большого мира – мира, принадлежащего тем, кто жил в Мэйфере и имел загородные дома, где устраивали вечеринки и приглашали гостей поохотиться и где существовали горничные, а также почтенные матроны, которые прохладным весенним утром сидели в своих экипажах на атласных подушках, украшенных тюлем и кружевами, в окружении колышущихся перьев, и трепетно ожидали часами, когда смогут наконец попасть в Букингемский дворец на прием. Миссис Капп знала, что Эмили Фокс-Ситон «белая кость» и что ее тетя носит титул; впрочем, ее светлость никогда не проявляла даже малейшего интереса к племяннице. Джейн Капп выписывала журнал «Современное общество» и время от времени с удовольствием зачитывала вслух своему молодому человеку статьи о различных мелких происшествиях, имевших место в каком-нибудь замке или поместье, где тетя мисс Фокс-Ситон, леди Мэлфри, проводила время наряду с графами и фаворитами принца. Джейн также знала, что мисс Фокс-Ситон по случаю отправляет письма, адресованные «достопочтенной графине», и получает ответы с изображением короны на штемпеле. Однажды даже пришло письмо, украшенное земляничными листьями[1 - Эмблема в виде листьев земляники изображается на герцогской короне. – Здесь и далее примеч. пер.], – это событие миссис Капп и Джейн обсудили с глубочайшим интересом, пока пили чай с горячими тостами и маслом.

Однако Эмили Фокс-Ситон была далека от того, чтобы публично заявлять о родстве со сливками общества. Со временем она достаточно привязалась к Каппам, чтобы свободно обсуждать с ними свои взаимоотношения с этими знатными людьми. Графиня услышала от подруги, что мисс Фокс-Ситон однажды подыскала той превосходную гувернантку, и поручила ей найти заслуживающую доверия горничную для молодой леди. Эмили выполняла иногда бумажную работу в благотворительном обществе, которое патронировала герцогиня. Фактически люди знали Также Эмили только как благовоспитанную женщину, которая за скромное вознаграждение могла оказаться чрезвычайно полезной в решении многих практических вопросов. Эмили знала о них намного больше, чем они о ней, и, в знак признательности к тем, кто проявлял доброту, она порой с бесхитростным простодушием рассказывала миссис Капп или Джейн об их красоте и щедрости. Как и следовало ожидать, некоторые из покровителей все больше ее обожали, и поскольку Эмили была привлекательной молодой женщиной с идеальными манерами, они оказывали ей любезность и приглашали на чай или ланч либо предлагали сопроводить их в театр.

Она благодарила за приглашения с таким искренним восторгом, что заражала своей радостью и Каппов. Джейн Капп, которая немного разбиралась в пошиве одежды, с восторгом откликалась, когда ее звали обновить старое платье или помочь сшить новое по случаю какого-либо торжества. Каппы считали свою высокую и крепко сложенную квартирантку красавицей, и после того как помогали ей надеть вечерний наряд, обнажавший изящную белую шею и руки, и украсить толстые косы блестящими аксессуарами, а затем усаживали в четырехколесный экипаж, возвращались к себе на кухню, где обсуждали Эмили и удивлялись, почему джентльмены, желавшие видеть во главе стола представительную, стильно одетую женщину, не падали перед ней ниц и не бросали к ее ногам свое состояние.

– В фотоателье на Риджент-стрит выставлены портреты леди в диадемах, которые и наполовину не так красивы, – часто говаривала миссис Капп. – У нее приятный цвет лица, роскошные волосы и – если желаете знать мое мнение – такие чудесные глаза, как у истинной леди. А взгляните на фигуру – какая шея, какая талия! Такую шейку да украсить бы рядами жемчуга или бриллиантов! Она прирожденная леди в своих повседневных манерах; и если есть на свете милейшее создание, то это она! Я не знаю равных ей по доброте и сердечности.

У мисс Фокс-Ситон имелись покровители не только из аристократов, но и из среднего класса – а вернее, последние были более многочисленны, чем герцогини, – и, таким образом, она имела возможность оказывать Каппам разные добрые услуги. Джейн Капп неоднократно получала заказы на пошив одежды на Мейда-Вейл и в Блумсбери, а в столовой миссис Капп уже не один год обедал молодой человек, которого рекомендовала Эмили. Ее отзывчивая натура жаждала делиться добром с людьми. Она никогда не упускала шанс кому-либо чем-либо помочь.

Именно любезное предложение, сделанное одной из ценящих ее покровительниц, заставило Эмили так сиять от восторга, когда она этим утром шагала по грязным лужам. Безумно обожая сельскую местность и пережив, по собственному выражению, «скверную зиму», она не имела ни малейшего шанса вырваться из города на летние месяцы. Настали необыкновенно жаркие дни, а маленькая красная комната, столь уютная зимой, была отгорожена высокой стеной от свежего ветра. Иногда Эмили, лежа на койке, задыхалась от зноя; по ее ощущениям, после того как все частные повозки с многочисленной прислугой и чемоданами прогрохотали мимо и развезли по разным направлениям людей и их пожитки, в городе стало одиноко. Все, кого она знала, разъехались, и в августе на Мортимер-стрит воцарилась тоска.

И тут леди Мария пригласила ее в Маллоу! Какое везение! Как чрезвычайно мило с ее стороны!

Эмили понятия не имела, насколько скрашивала существование леди Марии и до какой степени нравилась мудрой и практичной старой даме. А леди Мария Бейн была самой умной, острой на язык и расторопной старой дамой в Лондоне. Она знала всех и в молодости чем только не занималась, в том числе и такими вещами, которые в обществе не принято было относить к особо приличным. Некий герцог, состоявший в родстве с королевской семьей, с большим удовольствием проводил с ней время, и люди распространяли об этом грязные сплетни. Однако леди Марию они не задевали. Распространять грязные сплетни она и сама умела, а ее остроумные замечания рвали на цитаты и, как правило, с удовольствием повторяли.

Первоначально Эмили Фокс-Ситон приходила к леди Марии каждый вечер и в течение часа выполняла обязанности секретаря. Она составляла письма, принимала либо отклоняла приглашения и отказывала благотворительным учреждениям и всяким надоедливым просителям. Девушка отличалась красивым стремительным почерком, знанием делового стиля и умела разбираться в сути вопроса. Леди Мария начала от нее зависеть; затем обнаружила, что помощнице можно давать другие поручения, и теперь зависела от нее еще больше. В результате Эмили стала бывать на Саут-Одли-стрит все чаще, а однажды, когда леди Мария внезапно заболела и испугалась за свою жизнь, Эмили обеспечила ей такой уход, что старая дама продержала девушку у себя три недели.

– Это неунывающее и лишенное недостатков создание для меня настоящая находка, – говаривала позднее ее светлость племяннику. – Многие женщины жеманны, как кошки. А вот она идет и покупает баночку пилюль или пластырь, и все это по-простому, без всякой злобы и зависти; ведет себя естественно, как принцесса.

Так и повелось, что время от времени Эмили надевала лучшее платье и особо бережно хранимую шляпку и отправлялась на Саут-Одли-стрит пить чай. (Иногда она предварительно ехала с пересадками на нескольких омнибусах в отдаленную часть города, чтобы купить особый вид чая, который все нахваливали.) Там часто встречались умные люди и очень редко – глупые; леди Мария носила непробиваемые доспехи здорового эгоизма, который был способен испепелить на месте всякую скуку.

– Мне не нужны занудные люди, – часто говорила она. – Я сама зануда.

Итак, в то утро, с которого начинается наш рассказ, Эмили пришла к леди Марии и обнаружила, что дама, сверяясь с книгой посетителей, составляет какие-то списки.

– Я готовлюсь к вечеринке, – сварливо пробурчала пожилая леди. – Утомительное дело! Люди, которых хочешь видеть у себя одновременно, вечно торчат на разных концах земного шара! Затем о ком-то становятся известными некие факты, и другие гости не желают с ним видеться, пока инцидент не будет исчерпан! Например, скандальные Декстеры! Милейшая пара – оба привлекательны, и оба готовы флиртовать с кем угодно. Однако если флирта будет слишком много… Боже праведный! Если я не смогу избежать скандала и не сумею погасить его, то лучше постараться обойтись без скандала. Иди сюда, Эмили, помоги мне.

Эмили подсела ближе.

– Моя ближайшая многодневная вечеринка в августе, – произнесла ее светлость и почесала карандашом свой маленький носик. – Будет присутствовать Уолдерхерст. Всегда следует приглашать на вечеринку Уолдерхерста. Когда подобный мужчина входит в комнату, дамы начинают суетиться – прохаживаются плавной походкой туда-сюда и напускают на себя томный вид, кроме тех, кто старается завязать интересный разговор в попытке привлечь его внимание. Каждая думает – а вдруг он на ней женится? Будь он мормоном, его окружали бы в качестве жен маркизы всех форм и размеров.

– Я полагаю, – сказала Эмили, – что он очень любил первую жену и никогда больше не захочет жениться.

– Уолдерхерст любил свою первую жену не сильнее, чем горничную. Понимал, что нужно жениться, но находил это слишком обременительным. Однако поскольку его ребенок умер, я думаю, он считает своей обязанностью вступить в повторный брак. Хотя и ненавидит супружество. Он вообще довольно нудный, причем не выносит, когда женщины суетятся и требуют любви.

Они принялись листать книгу посетителей и обсуждать имена и даты. Наконец список был составлен; Эмили собралась уходить. Она уже встала и застегивала плащ, как вдруг леди Мария сделала ей воистину щедрое предложение.

– Эмили, – сказала она, – я хочу попросить тебя второго числа приехать в Маллоу. Ты поможешь мне занять людей, чтобы они не докучали друг другу. Хотя, по-моему, друг друга гости и вполовину так не донимают, как меня. Хочу иметь возможность в любое время удалиться и прикорнуть часок. Не желаю развлекать гостей. Ты можешь, к примеру, предложить им прогуляться, поиграть во что-нибудь или полюбоваться на колокольни. Надеюсь, ты не будешь возражать?

Лицо Эмили порозовело, глаза вспыхнули от радости.

– О, леди Мария, вы так добры! Вы знаете, какое это для меня удовольствие. Я наслышана о Маллоу. Все говорят, что там чудесно и что таких садов не отыскать во всей Англии.

– Да, сады великолепны. Мой муж был помешан на розах. Тебе следует сесть на поезд, отходящий из Паддингтона в два тридцать. Прибудешь в усадьбу, как раз когда подадут чай на лужайке.

Эмили расцеловала бы леди Марию, будь они в таких отношениях, которые позволяли бы демонстрацию привязанности. Впрочем, с таким же успехом можно было поцеловать дворецкого, когда он наклонялся к ней за обедом и бормотал с горделивым почтением: «Вам портвейн или черри, мисс?» Леди Мария пришла бы в изумление не менее, чем Бибсуорт, а Бибсуорт точно скончался бы на месте от ужаса и негодования.

Эмили взмахом руки остановила омнибус, и когда села в него, ее лицо сияло от восторга, который добавляет свежести и привлекательности любой женщине. Подумать только, какая удача! Покинуть крошечную, раскаленную от зноя комнату и отправиться в качестве гостьи в одну из самых прекрасных старинных усадеб в Англии! Как восхитительно пожить некоторое время почти той жизнью, какой удачливые люди живут год за годом, – следовать заведенному распорядку, гулять среди живописных ландшафтов и наслаждаться этим в полную силу! Спать в уютной спальне, где тебя разбудит утром вышколенная горничная и подаст чай в изящной чашке, и пить его, слушая пение птиц в парке!.. Эмили воспринимала простейшие человеческие радости с искренним простодушием и с предвкушением думала о том, как каждый день будет носить свою лучшую одежду и каждый вечер переодеваться к ужину. Она умела получать от жизни намного больше, чем большинство людей, хотя и не осознавала этого.