– Видишь ли, – говорил он, очевидно, желая утешить Билли, – думаю, я выиграл потому, что мои ноги немножко длиннее твоих. Думаю, это так. Я на три дня старше тебя, и это даёт мне преимущество. Я на целых три дня старше тебя.
Его слова, по-видимому, ободрили Билли Вильямса; он снова стал улыбаться всему миру и начал немножко покачиваться, точно он победил на состязании, а не проиграл. Цедди всегда умел так поступать, что людям становилось ловко и хорошо. Даже в первый разгар торжества он помнил, что побеждённому может быть совсем не так весело, как ему, что, вероятно, Билли хотелось бы думать, что при других условиях победил бы он, а не Эрроль.
Немного позже Гавишем долго разговаривал с победителем, и этот разговор заставил его несколько раз улыбнуться и потереть костлявой рукой подбородок.
Миссис Эрроль позвали из гостиной, и адвокат остался вдвоём с Цедриком. Сначала Гавишем не знал, о чём говорить с таким маленьким собеседником. Ему пришло в голову, что, может статься, было бы лучше несколько подготовить Цедрика к встрече с дедушкой и к перемене жизни. Он понимал, что маленький лорд даже не представляет себе, какая новая жизнь ждёт его в Англии и в каком доме он поселится. Он даже не знал ещё, что его мать не будет жить вместе с ним. Было решено дать ему прежде оправиться от первой неожиданности, а потом сказать остальное.
Гавишем сел по одну сторону открытого окна; с другой его стороны стояло большое кресло, и Цедрик уселся в него, глядя на адвоката. Его курчавая головка лежала на мягкой спинке кресла, ноги были скрещены, руки засунуты глубоко в карманы, совсем как у мистера Гоббса. Пока миссис Эрроль была в комнате, он спокойно наблюдал за Гавишемом и после того, как она ушла, продолжал внимательно и задумчиво смотреть на него. Оставшись вдвоём, они помолчали немного; в это время Цедрик, казалось, изучал адвоката, а Гавишем, наверно, изучал Цедрика. Он не знал, что взрослый человек должен сказать мальчику, который выигрывает, бегая наперегонки, носит короткие панталончики и красные чулочки на ножках, недостаточно длинных, чтобы перевешиваться с сиденья глубокого кресла.
Но Цедрик избавил его от раздумий, сам начав разговор.
– Знаете, – сказал он, – я не понимаю, что такое граф.
– Нет? – спросил Гавишем.
– Нет, – подтвердил Цедди. – А между тем мне кажется, что, когда мальчик должен сделаться графом, ему следует знать это. Как по-вашему?
– Да, – ответил мистер Гавишем.
– Вам не будет трудно, – вежливо заметил Цедди, – вам не будет трудно дать мне оснение? (Иногда, употребляя слова, услышанные от взрослых, он не вполне правильно произносил их.) Как люди делаются графами?
– Граф получает титул от короля и королевы, – сказал Гавишем. – Обыкновенно человека делают графом за то, что он оказал какую-нибудь услугу своему государю или совершил подвиг.
– О, – сказал Цедрик, – значит, его выбирают, как президента!
– Да? – спросил Гавишем. – Ваших президентов выбирают за это?
– Да, – весело ответил Цедди. – В президенты выбирают очень хорошего и очень известного человека. Потом устраивают факельную процессию, собирают оркестры и говорят речи. Я думал, что, может быть, со временем сделаюсь президентом, но никогда не думал, что буду графом. Я ничего не знаю о графах, – поспешно прибавил он, боясь обидеть Гавишема тем, что не желал сделаться графом. – Если бы я знал что-нибудь о них, может быть, мне захотелось бы этого.
– Граф совсем не то, что президент, – заметил Гавишем.
– Да? – спросил Цедрик. – А почему? Может быть, не устраивают процессий с факелами?
Гавишем положил ногу на ногу и осторожно прижал кончики пальцев одной руки к концам пальцев другой. Ему пришло в голову, что пора яснее объяснить мальчику положение вещей.
– Граф очень… очень важное лицо, – начал он.
– Президент тоже! – вставил Цедди. – Факельная процессия тянется пять миль, пускают ракеты, оркестр играет. Мистер Гоббс водил меня смотреть процессию.
– Графы, – не вполне уверенно продолжил Гавишем, – часто бывают очень древнего происхождения.
– Что это такое? – спросил Цедди.
– Очень древнего рода, – повторил адвокат.
– Понимаю, – сказал Цедди, глубже засовывая руки в карманы. – Мне кажется, торговка яблоками подле парка очень древнего рода. Она так стара, что вы удивились бы, как она ещё стоит на ногах. Я думаю, ей лет сто, а между тем она сидит у лотка даже в дождь. Мне так жаль её, и товарищам тоже жалко. Раз у Билли Вильямса был чуть ли не целый доллар, и я попросил его каждый день покупать у неё яблок на пять центов. Денег хватило бы на двадцать дней, но через неделю ему надоели яблоки. Тогда – такое счастье! – один господин дал мне пятьдесят центов, и я стал покупать яблоки. Так жаль всякого бедного человека старинного рода! Она говорит, что у неё ревматизм в костях и в дождь ей делается хуже.
Глядя на невинное, серьёзное личико своего собеседника, Гавишем не знал, что и сказать.
– Боюсь, что вы не вполне поняли меня, – заметил он. – Говоря о старых родах, я не думал о старом возрасте. Я хотел сказать, что если имя древней семьи было известно очень давно – её называют древним родом; иногда целые сотни лет люди, носившие то или другое имя, были известны и о них говорилось в истории их страны.
– Вот таков и Джордж Вашингтон, – сказал Цедди. – Я слышал о нём с самого рождения, и он был известен ещё раньше этого. Мистер Гоббс говорит, что его никогда не забудут. Вы знаете, его не забудут из-за объявления независимости и праздника Четвёртого июля; кроме того, он был очень-очень смелый человек.
– Первый граф Доринкоурт, – торжественно произнёс мистер Гавишем, – принял графский титул четыреста лет тому назад.
– Ого, – сказал Цедди, – давно! Вы говорили об этом Дорогой? Ей будет очень интересно. Мы скажем ей, когда она придёт. Она так любит слушать всё занимательное. Ну а что ещё делает граф кроме того, что он принимает графский титул?
– Очень многие графы помогали править Англией. Некоторые были храбры и в древние времена бились в сражениях.
– Этого я сам хотел бы, – сказал Цедрик. – Мой папа был военным и очень храбрым человеком, таким же храбрым, как Джордж Вашингтон. Может быть, именно за это его и сделали бы графом, если бы он не умер? Я очень рад, что графы храбры. Смелость – преимущество! Прежде я многого боялся… Знаете, – в темноте, но когда я подумал о солдатах революции и о Джордже Вашингтоне, я исправился.
– У графов есть и другие преимущества, – медленно сказал Гавишем и со странным выражением устремил свои проницательные глаза на мальчика. – У некоторых графов много денег.
Ему было любопытно услышать, знает ли его молодой друг силу денег.
– Деньги иметь приятно, – наивно сказал Цедрик. – Мне хотелось бы, чтобы у меня было много-много денег.
– Да? – спросил Гавишем. – А зачем?
– Видите ли, – объяснил Цедрик, – человек с деньгами может сделать очень многое. Вот, например, старая лоточница… Если бы я был очень богат, я купил бы ей маленькую палатку, под которую она могла бы поставить лоток, потом небольшую печку, а каждое дождливое утро давал бы ей доллар, чтобы она оставалась дома. Потом… О, я купил бы ей шаль. Понимаете, тогда её кости болели бы меньше. У неё не такие кости, как у нас; ей больно, когда она двигается. А это, должно быть, ужасно, когда кости болят! Если бы я был достаточно богат, чтобы сделать для неё всё это, я думаю, её кости поправились бы.
– Ага, – сказал Гавишем, – а что ещё сделали бы вы?
– О, многое, очень многое. Конечно, я накупил бы для Дорогой всяких хороших вещей – игольники в виде книжек, веер, золотой напёрсток и много колец, энциклопедию и коляску, чтобы ей не приходилось ждать омнибусов. Может быть, если бы она любила розовые шёлковые платья, я купил бы ей их; только она больше любит чёрные. Я отвёл бы её в большие магазины и сказал бы, чтобы она смотрела и выбирала сама. Потом для Дика…[2 - Игольник – подушечка или коробочка для хранения швейных иголок.]
– Кто такой Дик? – спросил мистер Гавишем.
– Мальчик – чистильщик сапог, – сказал маленький лорд, увлечённый чудными мечтами, – такой славный чистильщик, какого не скоро встретишь. Премилый! Он стоит на углу одной из улиц в центре города. Я давным-давно знаю его. Как-то раз, когда я был ещё очень мал, Дорогая купила мне чудный мячик и я нёс его. Вдруг он выскочил у меня из рук и откатился на середину улицы, а там были лошади и экипажи. Я так огорчился, что заплакал. Понимаете, я был ещё очень маленький! Дик чистил сапоги одного господина. Он крикнул мне: «Эге», – пробежал между лошадей, поймал мячик, вытер его своей курткой, подал маме и сказал: «Теперь всё в порядке, малыш». Дорогая полюбила его, я тоже, и, когда мы бываем в той части города, мы всегда разговариваем с ним. Он кричит «эге!», а я отвечаю «эгe!». Потом мы начинаем болтать, и он рассказывает, как идут дела. В последний раз было плохо.
– А что хотели бы вы сделать для него? – спросил адвокат, потирая подбородок и улыбаясь странной улыбкой.
– Вот! – сказал лорд Фаунтлерой, с деловым видом усаживаясь удобнее в кресле. – Я откупил бы его от Джека.
– А кто такой Джек? – спросил Гавишем.
– Он компаньон Дика, и худшего компаньона нельзя найти. Так говорит Дик. Джек медленно работает и нечестен. Он обманывает, а это с ума сводит Дика. Не правда ли, можно с ума сойти, когда хорошо чистишь сапоги, чернишь их ваксой изо всех сил, всё время поступаешь порядочно и узнаёшь, что твой товарищ совсем не честен? Все любят Дика, но не любят Джека, и многие не возвращаются к ним во второй раз. Поэтому, если бы я был богат, я выплатил бы Джеку его часть и заказал бы для Дика большую вывеску. Он говорит, что хорошая вывеска – дело важное. Я купил бы ему новые суконки и новые щётки и пустил бы его в ход. Он говорит, что ему нужно только пойти в ход.
Маленький лорд говорил доверчиво, повторяя выражения Дика. По-видимому, он нисколько не сомневался, что его старого собеседника всё это занимает так же сильно, как и его самого. И действительно, адвокат слушал с любопытством, но, может быть, его меньше интересовали Дик и лоточница, чем маленький добрый лорд, курчавая головка которого так усиленно работала под золотистыми волосами. Он строил столько планов для своих друзей, как-то совсем забыв о себе!
– А есть ли что-нибудь, – начал Гавишем, – чего вы хотели бы для себя?
– Множество вещей, – ответил лорд Фаунтлерой. – Но прежде я дал бы Мэри денег для её сестры Бриджет, у которой двенадцать детей и муж без работы. Она приходит сюда, плачет, и Дорогая кладёт для неё в корзинку разные вещи; тогда она опять плачет и говорит: «Благослови вас Бог, добрая красавица». Потом, я думаю, что Гоббсу было бы приятно получить от меня на память золотые часы с цепочкой и трубку из морской пенки. И я хотел бы иметь отряд![3 - Пенка – лёгкий огнестойкий пористый минерал, из которого изготовляют курительные трубки и некоторые другие изделия.]
– Отряд? – вскрикнул Гавишем.
– Да, вроде республиканского войска, – объяснил Цедрик в сильном волнении. – Я хотел бы иметь факелы и мундиры для всех наших мальчиков и для себя тоже. Тогда мы маршировали бы и устраивали бы учения. Вот что я хотел бы для себя, если бы был богат.
Дверь отворилась, и вошла миссис Эрроль.