Рядом с нами вдруг появился дворецкий Гэтсби.
– Мисс Бейкер? – поинтересовался он. – Прошу прощения, но мистер Гэтсби хотел бы поговорить с вами тет-а-тет.
– Со мной? – воскликнула она удивленно.
– Да, мадам.
Она медленно поднялась, в удивлении приподняв брови в мою сторону, и последовала за дворецким по направлению к дому. Я заметил, что она носила свое вечернее платье, – все свои платья, как спортивную одежду: в ее движениях была какая-то энергичность, будто она впервые научилась ходить на своих площадках для гольфа на свежем, бодрящем утреннем воздухе.
Я остался один, и уже было почти два часа ночи. Какое-то время неразборчивые и интригующие звуки доносились из длинной комнаты с множеством окон, которая нависала над террасой. С целью избавиться от ухажера Джордан, который завязал разговор на акушерские темы с двумя хористками и который умолял меня подключиться к этому разговору и поддержать его, я вошел внутрь.
Большая комната была заполнена людьми. Одна из тех девушек в желтом играла на фортепьяно, а рядом с ней стояла высокая, рыжеволосая юная дама из какого-то знаменитого хора и пела песню. Она, бедняжка, перепила шампанского, и во время исполнения песни вдруг почему-то решила, что все в мире очень, очень печально, и не только пела, но и плакала также. Каждую паузу в песне она заполняла нервными вздохами, сдавленными рыданиями, после чего снова брала лирическую ноту дрожащим сопрано. Слезы струились по ее щекам – не скажу, что ручьем, так как когда они вступали в контакт с ее густо обвешанными тяжелыми бусинками ресницами, они приобретали чернильный цвет и далее уже медленно катились по лицу черными ручейками. Кто-то смешно пошутил, предположив, что она поет по нотам, которые написаны на ее лице, после чего она подняла вверх руки, плюхнулась в кресло и погрузилась в глубокий пьяный сон.
– Она поругалась с мужчиной, который называет себя ее мужем, – объяснила мне какая-то женщина, взязв меня за локоть.
Я осмотрелся вокруг. Большинство оставшихся женщин теперь ругались с мужчинами, называвшими себя их мужьями. Даже среди пришедших вместе с Джордан, – четверых человек из Ист-Эгга, – начались раздоры. Один из мужчин говорил что-то с необычной энергичностью какой-то молодой актрисе, и его жена, после провалившейся попытки посмеяться над ситуацией с высокомерным и равнодушным видом, совершенно потеряла всякое самообладание и прибегла к фланговым атакам: периодически возникала у него под боком, как разъяренный бриллиант, и шипела: «Ты же обещал!» – ему на ухо.
Нежелание расходиться по домам присутствовало не только среди беспутных мужчин. Холл в настоящий момент был занят двумя до боли трезвыми мужьями и их женами в крайней степени негодования. Жены жаловались друг другу повышенными голосами, чтобы их было слышно мужьям:
– И так всегда: как только он видит, что мне начинает быть интересно, у него тут же созревает желание идти домой!
– Никогда в жизни еще не видела такого эгоиста!
– Мы всегда и везде первые на выход.
– И мы тоже!
– Сегодня мы как раз в числе самых последних, – сказал один из мужчин робко, по-овечьи. – Оркестр ушел еще полчаса назад.
Несмотря на общее согласие этих жен в том, что в такую зловредность оркестра невозможно поверить, диспут закончился короткой борьбой с мужьями, после чего обе жены оказались в воздухе и уплыли, лягаясь, во тьму ночи.
Пока я ждал в холле мою шляпу, дверь библиотеки открылась, и оттуда вышла Джордан Бейкер вместе с Гэтсби. Он еще говорил ей какие-то последние слова, но горячность в его поведении резко превратилась в формальность манер, когда несколько человек приблизились к нему, чтобы попрощаться.
Компаньоны Джордан с нетерпением звали ее с крыльца, но она задержалась еще на мгновение, чтобы попрощаться со мной.
– Я сейчас услышала что-то просто потрясающее, – прошептала она. – Как долго мы были там?
– Ну, где-то с час.
– Это было… просто потрясающе, – повторила она рассеянно. – Но я поклялась, что никому об этом не скажу, так что я сейчас просто дразнюсь. – Она грациозно зевнула мне в лицо. – Обязательно приходи ко мне в гости… В телефонной книге… Под фамилией миссис Сигурни Ховард… Это моя тетя… – говорила она отрывочно, спешно продвигаясь к выходу; энергично махая своей загорелой рукой на прощание, она растворилась в своей компании, ожидавшей ее у двери.
С немалым чувством стыда оттого, что уже в первое мое появление здесь я задержался до такого позднего времени, я присоединился к последним из гостей Гэтсби, которые столпились вокруг него, с объяснениями, что я тщетно пытался найти его с самого начала вечеринки, и извинениями за то, что не признал его в саду.
– Забудь! – повелел он мне решительно. – Выбрось это из головы, старик. – Это последнее слово, при всей своей фамильярности, было фамильярным не больше, чем его рука, которой он ободряюще похлопал меня по плечу. – И не забудь: мы катаемся на гидроплане завтра в девять утра.
Затем за его спиной нарисовался дворецкий:
– Филадельфия ждет вас на проводе, сэр.
– Хорошо, через минуту подойду. Скажи им, что я уже иду… Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – Он улыбнулся – и вдруг оказалось, что мой уход среди последних имеет какую-то приятную значимость, будто он все время только этого и желал. – Спокойной ночи, старик… Спокойной ночи.
Но, когда я спустился с лестницы, я понял, что этот вечер еще не совсем закончился. За пятьдесят футов от двери дома с десяток зажженных фар освещали какую-то редкую в своем роде суматоху. В канаве при дороге, с поднятой кверху правой стороной, с варварски оторванным одним колесом торчал новенький двухместный автомобиль, который две минуты назад покинул подъездную аллею дома Гэтсби. Острый выступ какой-то стены был причиной отрыва этого колеса, которое теперь привлекало к себе все большее внимание с полдюжины любопытствующих шоферов. Когда они повыходили из своих машин, загородив ими дорогу, какое-то время было слышно резкое, нестройное гудение клаксонов стоящих сзади машин, увеличивая и без того страшное столпотворение.
Человек в длинной куртке, выбравшись из потерпевшего аварию автомобиля, стоял теперь посреди дороги, переводя взгляд с машины на колесо, с колеса на зрителей с забавным озадаченным видом.
– Смотрите! – объяснил он. – Она въехала в канаву.
Этот факт казался ему бесконечно удивительным, и по необыкновенной манере удивляться, которая мне бросилась в глаза первой, я узнал и самого человека: это был последний клиент библиотеки Гэтсби.
– Как это произошло?
Он пожал плечами.
– Я вообще ничего не понимаю в механике, – сказал он решительно.
– Но как это произошло? Вы что, въехали в стену?
– И не спрашивайте меня, – сказали «Очки-велосипед», умывая руки во всем этом деле. – Я очень мало знаю о вождении – почти ничего. Это случилось – и это все, что я знаю.
– Но если вы такой плохой водитель, тогда вам не следовало пытаться вести автомобиль ночью.
– Но я даже не пытался, – сказал он с негодованием, – я даже не пытался!
Благоговейный ужас охватил присутствующих.
– Вы что, хотите кончить жизнь самоубийством?
– Вам еще повезло, что отлетело всего лишь колесо! Такой плохой водитель, и даже не старался вести автомобиль!
– Вы не поняли, – объяснил преступник. – Я не вел машину. В машине сидит еще один человек; он и вел ее.
Шок, который последовал за этим заявлением, нашел выражение в непрерывном «А-а-а-х! А-а-а-х!», и дверь машины начала медленно открываться. Толпа – а теперь это была уже толпа – невольно отступила на шаг назад, и когда дверь полностью открылась, последовала пауза, будто от появления призрака. Затем очень медленно, часть за частью, из машины вылез бледный, качающийся из стороны в сторону индивид, осторожно нащупывая землю большим дрожащим танцевальным туфлем.
Ослепленный ярким светом фар и сбитый с толку непрерывным воем рожков, призрак этот стоял, покачиваясь, какое-то время, пока в его поле зрения не вошел человек в куртке.
– В чем дело? – спросил он спокойным голосом. – У нас что, кончился бензин?
– Вот, смотри!
Полдюжины пальцев указали на ампутированное колесо; он уставился на него на мгновение, а потом поднял глаза вверх, будто всерьез подозревал, что оно свалилось с неба. – Оно отлетело, – объяснил ему кто-то.
Он кивнул.
– А я и н-не з-заметил сразу, что мы с-с-тоим.