Болезнь претендента

Глава 14

ГОВОРЛИВЫЙ ДОКТОР

Из Красносибирска в московскую ЦКБ поступило сообщение – паталогоанатомы установили, что находившийся на юбилее вместе с Самощенко за одним столом руководитель охранного холдинга Ширинбеков скончался от отравления неизвестным ядом. У него был поражен костный мозг. Впервые столкнувшимся с такой разновидностью отравы врачам не удалось подобрать оптимальный способ лечения. Собрались было отправить больного на лечение в Германию, да не успели – так стремительно Низами Вагифовича настигла смерть.

Получив тревожное сообщение, врачи Центральной клинической больницы еще больше интенсифицировали свои усилия, борясь с болезнью Самощенко. Хотя, казалось, и без того они действовали на пределе. Проведенный по их просьбе в лаборатории судебно-медицинской экспертизы Министерства юстиции анализ установил, что в крови красносибирца обнаружен яд из группы пентакарбонилов, а именно пентакарбонил железа, концентрация которого превышает допустимую норму в шесть тысяч раз!

Этот яд оказывает на организм действие, схожее с тем, которое случается при попадании угарного газа, что внесло некоторую сумятицу в действия врачей. Доказать факт отравления практически невозможно. Ведь химический состав крови у отравленных ничем не отличается от случайно надышавшихся угарным газом.

Болезнь настолько обезобразила лицо Евгения Владимировича, что на него было страшно смотреть. Можно без грима показывать в фильме ужасов – зрители попадали бы в обморок. На некогда привлекательном лице с тонкими классическими чертами теперь громоздились крупные волдыри багрово-синего цвета. Они наползали один на другой, словно скопище мерзких жуков с неровными спинами.

Все же мастерство медиков взяло верх. Через неделю интенсивной терапии можно было с уверенностью сказать, что кризис преодолен. Жизнь Самощенко удалось сохранить. Правда, болезнь оставила заметные следы – судя по всему, страшные нарывы на лице удастся ликвидировать не скоро, возможно, придется провести ряд пластических операций. Но это дело десятое, таким фактором можно пренебречь. Когда попавший в шторм корабль тонет, тут уже не думаешь о красоте парусов – знай, руби себе побыстрее, лишь бы остаться на плаву.

Примерно такими словами известил заведующий отделением общей терапии профессор Викентьев находившуюся в Москве Людмилу Сергеевну Самощенко. Она была очень признательна профессору. Если самое страшное осталось позади, значит, остальное со временем тоже встанет на свои места. Попросила не говорить мужу о смерти Ширинбекова.

В отличие от подавляющего большинства больниц, ЦКБ находится под пристальным вниманием журналистов – ведь это центр, куда стекаются для исцеления самые именитые люди страны. Здесь можно поживиться сенсациями. С наступлением гласности в больнице стал работать специальный человек, отвечающий за связи с общественностью, некто Петрушин. Он, кстати, занимал эту должность со дня ее появления в штатном расписании больницы, то есть четырнадцать лет, и прекрасно чувствовал насущную необходимость тех либо иных мероприятий. Лечение одного из реальных претендентов на пост губернатора Красносибирского края не могло остаться без внимания прессы. Опытный Петрушин точно выбрал момент, когда можно провести пресс-конференцию, посвященную болезни Евгения Владимировича. При выборе времени необходимо было учесть нарастающее недовольство журналистов молчанием больницы и уверенность врачей в своем окончательном успехе. Более того – интересы врачей в данном случае стояли на первом месте: честь мундира – прежде всего. Однако терпение журналистов тоже не беспредельно – пойдут намеки насчет скрытности, участия в подковерных политических играх, наплевательского отношения к прессе, а это поневоле бросает тень на ведущую больницу страны. Опытный аппаратчик Петрушин, до перестройки работавший в международном отделе ЦК, умел разбираться в подобных ситуациях и действовал со снайперской точностью.

Среди врачей ЦКБ были свои говоруны и молчальники. Скажем, директор клиники Олсуфьев терпеть не мог выступать на пресс-конференциях. Из него и в жизни слова приходится тащить клещами. А публичные выступления Юрий Николаевич вообще считал пустой тратой времени.

В отличие от директора общительный Дмитрий Петрович Викентьев охотно соглашался выступить на том или ином мероприятии. Для него чем больше собиралось народу, тем лучше. Ему нравилось находиться в центре внимания, любил он распускать хвост перед молоденькими журналистками. А при виде телевизионной камеры на его лице моментально появлялась голливудская улыбка. В случае чего Петрушин в первую очередь обращался к нему. Так произошло и на этот раз.

– О чем речь! – ответил Дмитрий Петрович. – Разумеется, я все расскажу. Приглашай пишущую братию.

– Может, с вами выступит кто-нибудь из врачей? – спросил Петрушин. – Вы все-таки осуществляли общее руководство. А вдруг журналистов заинтересуют тонкости лечения?

Викентьев махнул рукой:

– Разве это научная конференция? С какой стати они будут вдаваться в тонкости?

– Среди журналистов, особенно научных обозревателей, попадаются люди с медицинским образованием.

– Я найду что ответить, – успокоил его Викентьев.

Опасения директора по связям с общественностью оказались напрасными. Никто из журналистов не забирался в медицинские дебри. Их вполне устроило заявление Викентьева о том, что высокопоставленный пациент был отравлен пентакарбонилом железа, еле выкарабкался, однако в конце концов его могучий организм преодолел недуг. Самый ершистый из собравшихся хотел выяснить, кто пытался отравить Самощенко, ведут ли компетентные органы расследование, есть ли в этом деле подозреваемые. Врач даже отвечать не стал – настолько было нелепо спрашивать его об этом. Журналист и сам понял неправомочность своих притязаний и первым покинул пресс-конференцию.

Было заметно, что Викентьев был доволен своим выступлением. Ведущему, Петрушину тоже понравилось, как прошло мероприятие – коротко, ясно, хлестко. Однако через несколько дней ему позвонил Дмитрий Петрович, сказал, что сейчас зайдет, а появившись в кабинете, прямо с порога неожиданно заявил:

– Борис Владимирович, нужно созывать новую пресс-конференцию.

– По какому поводу? – удивился тот.

– Жизнь вносит свои коррективы. Оказывается, Самощенко не был отравлен.

Часть II

БЕЙ СВОИХ, ЧТОБЫ ЧУЖИЕ БОЯЛИСЬ

Глава 1

ФОКСТЕРЬЕР ВЫХОДИТ НА ТРОПУ

Журналиста, который на первой пресс-конференции Викентьева хотел было выяснить, кто пытался отравить Самощенко, ведут ли компетентные органы расследование и есть ли в этом деле подозреваемые, звали Станислав Фокин. В редакции газеты «Триумф», где много лет работал Стае, его звали Фокстерьер. Уж если он вцепится в какую-либо проблему, будет ее препарировать на все лады, пока не разберется в ней досконально, после чего выложит факты читателям. Как правило, острые материалы Фокстерьера вызывали большой резонанс. Чаще всего они публиковались под рубрикой «Расследования».

Фокин не придерживался в работе стандартов, более того – старался избежать их. Он мог разразиться огромной статьей с продолжением, а мог ограничиться короткой заметкой, но с таким мощным публицистическим запалом, что та оказывалась в центре читательского внимания. В редакции его ценили за то, что Стае не готовил средненьких материалов. Он мог написать или очень плохо, или очень хорошо, однако никогда не скатывался до середины, которая оставляла бы всех равнодушными. Можно печатать, можно не печатать – это было не для него. Если на редакционных летучках Фокстерьер говорил про какую-либо статью: «Ни рыба ни мясо», – это являлось самой убийственной характеристикой.

Первая пресс-конференция Викентьева Стасу очень не понравилась. Ему показалось, что за общими словами выступавшего врача скрывалось недостаточное знание проблемы. Не предмета, а именно проблемы, потому что странное отравление одного из реальных кандидатов на губернаторский пост вряд ли можно было свести только к болезни. За этим таилось нечто другое, то, что должно откликнуться в будущем. Поэтому он и пытался выяснить у Викентьева, высказывалась ли врачами криминальная причина недуга Самощенко. Не получив ответа, Фокстерьер даже не стал писать об этой формальной встрече журналистов с заведующим отделением.

Однако, когда через несколько дней из ЦКБ поступило приглашение на повторную пресс-конференцию, Фокин насторожился. Ему не составило труда выяснить, что состояние Самощенко стабильно, жизнь вне опасности, то есть ничего нового журналисты услышать не смогут. Зачем же тогда их звать второй раз? Тут что-то нечисто.

На этот раз в конференц-зале главного корпуса ЦКБ народу собралось меньше, чем на предыдущей встрече с Викентьевым. Дмитрий Петрович выглядел осунувшимся и бледным. Без всякой раскачки, ровно в четырнадцать часов, не обращая внимания на то, что еще входят и усаживаются задержавшиеся, он начал:

– Уважаемые господа! Надеюсь, вы понимаете, что медицина является динамичным делом, не застрахованным от ошибок и недоразумений. Поэтому врачи стараются избегать публичности. Причина тут не только во врачебной тайне, но и меняющемся течении болезни, уточнениях и тому подобных тонкостях. В связи с этим я должен поставить вас в известность об одном диагнозе, вызвавшем ваше пристальное внимание. – Викентьев уставился в лист бумаги, который все это время держал в руках, и прочитал: – «Руководство Центральной клинической больницы вынуждено опровергнуть первоначальный диагноз о причинах болезни генерального директора Красносибирского авиапредприятия „Серебряные крылья“ Евгения Владимировича Самощенко. Как показали более тщательные исследования, сделанные при помощи новейшей медицинской аппаратуры, можно с уверенностью констатировать, что пациент не был отравлен, как предполагалось ранее».

Взяв стакан, Дмитрий Петрович отхлебнул солидную порцию водички, после чего продолжил чтение:

– «Перечисляемые в прессе симптомы могли быть вызваны разными причинами. Например, патологические изменения кожного покрова похожи на проявление какого-нибудь инфекционного заболевания: скарлатины, кори, лихорадки с почечным синдромом, которая передается грызунами. Не исключена и аллергия, например, на лекарства. Ведь недавно Самощенко лежал в больнице, где ему прописывали разного рода препараты. А поскольку его иммунная система уже пошатнулась, у пациента вполне могла развиться лекарственная непереносимость.

В случае приема большого количества разных медикаментов одновременно может возникнуть синдром Лайела – тяжелейшая токсико-аллергическая реакция. Ее может спровоцировать прием анальгетиков, сульфаниламидов, антибиотиков. Это очень острая реакция, в которой трудно прослеживается связь между следствием и причинами».

Зачитав текст, Дмитрий Петрович встал и, извинившись перед собравшимися за то, что из-за экстренных дел не может уделить им больше времени, покинул зал.

Журналисты были ошарашены не столько краткостью пресс-конференции, сколько ее содержанием. Что ж это за врачи: то отравлен, то не отравлен. Они поставили представителей средств массовой информации в дурацкое положение.

В зале началось жаркое обсуждение услышанного.

– Расчет на то, что второе сообщение большинство изданий публиковать не станет, – уверенно заявила молодая женщина. – Это сделано для галочки: появится в печати – хорошо, не появится – тоже не страшно. Больницу просто кто-то запугал.

Фокстерьер придерживался такого же мнения. Ему показалось, что заведующий отделением вообще ничего не говорил от себя. Даже произнося вступительные слова, он искоса поглядывал на бумажку. Что же заставило его публично признаться в коллективной ошибке? Вернее, кто? Видимо, для кого-то подобное заявление играло важную роль.

Сидя за рулем своей машины, Стае так задумался об этом, что едва не врезался в остановившуюся на красный свет иномарку. Здорово бы ему пришлось раскошелиться, задень он эту машину. Ведь ее водитель ни в чем не виноват. Нужно вести себя внимательнее и не отвлекаться.

Свои размышления Фокстерьер продолжил в редакции. Итак, кому-то понадобилось подчеркнуть случайность заболевания Самощенко. Значит, оно не случайно, у пациента имеются серьезные враги. Либо в сфере бизнеса, либо в сфере политики, это может знать только человек, находящийся рядом. В Красносибирске у Стаса есть хороший товарищ, однокашник по МГУ Костя Звонников, редактировавший местную оппозиционную газету. Он – человек въедливый, наверняка в курсе местных дел, нужно позвонить ему.

Их нельзя было назвать закадычными друзьями, после окончания университета Звонников и Фокин общались крайне редко, в основном при случайных наездах красносибирца в Москву. А с месяц назад Костя позвонил Стасу, понадобилась какая-то помощь, и между ними установилась бойкая связь, в первую очередь тут нужно благодарить электронную почту. Если же возникали срочные дела – они созванивались. Тут уже низкий поклон мобильникам – не надо думать, застанешь человека на месте или нет.

– Костя, что за кошки-мышки творятся вокруг вашего Самощенко?

– Сразу заметно?

– Ну так весь вечер на арене. Невозможно не заметить.

Он директор авиационного предприятия, – полуутвердительно-полувопросительно сказал Фокстерьер.

– О бизнесе можешь забыть. Здесь замешана исключительно политика. Вблизи это очень бросается в глаза. Самощенко неформальный лидер «Союза справедливых сил», который идет к выборам вровень с «Неделимой Россией», а ближе к финишу запросто может обогнать их. Там публика помоложе, поэрудированнее, «справедливцы» не чураются всяких модных веяний. И безусловно, конкуренты от этого просто звереют.

– Ты так говоришь, будто почувствовал это на своей шкуре.

– Причем в буквальном смысле. Помнишь, когда мы с тобой последний раз говорили? В тот вечер меня отмутузила группа неизвестных лиц.