Стая бешеных

– Руфик, я не могу сейчас говорить. Ни минутки не могу. Простишь?

Он простит. Он простил ее даже тогда, когда она заявила, что не любит его. Улыбнулся только, жалобно так. И в тот момент Ирина вдруг ощутила, что любит. Вроде бы… Во всяком случае, она пыталась себя в этом убедить.

Эх, взять бы отпуск и запереться с Руфатом на целый месяц! Уж за месяц можно будет разобраться в своих чувствах. Да какое там!.. В конце недели опять надо в Прагу лететь.

Бабуля опять трубку не поднимает. Только что занято было! Наверное, на кухню ушла и не слышит. Глухомань!..

– Алло! Стоматолог сегодня не принимает! И гинеколог тоже! А вот так!

Перед выходом, а вернее, вылетом у зеркала задержалась, чтобы полюбоваться собой. Хороша! Никакой мэр не устоит…

В лифте опять лампочку выкрутили. Или сама перегорела. В темноте кромешной не разберешь. Раздолье для маньяка, хоть свечку с собой носи.

– Ну ты сегодня ва-аще! – восхищенно воскликнул парнишка лет восемнадцати, новый сторож с автостоянки. Имени его Ирина не помнила, хоть тот пару раз и пытался к ней поклеиться. Лицом совсем неплох, но уровень, увы, не тот. Сторож автостоянки… Этого Ирина позволить себе не могла.

Двигатель завелся с первого оборота. Наконец-то добрая примета!

В узкий двор задом пыталась въехать длинная фура. Водитель по пояс высунулся из окна, пытаясь рассмотреть, много ли осталось до мусорного контейнера. Если проедет еще метра три – все, перегородит дорогу.

Ирина вдавила педаль газа и рискованно проскочила между фурой и мусоркой.

– Дура! – донеслось ей вслед.

В ответ Ирина выставила в окно руку с вытянутым средним пальцем. Кажется, она поймала кураж.

По пути к Маяковке успела переговорить с дюжиной бестолковых мужиков. Одного так просто послала на три буквы. Достал… А бабушка опять на телефоне повисла. Ну и ладно.

Прямо под памятником Маяковского Ирину уже ждали в полной боевой готовности несколько высоких милицейских чинов. У каждого в руке хрипела рация.

Вот с этими все легко и понятно. Белое, это белое. Черное, это черное. Надо перекрыть Тверскую? Что ж, перекроем, будьте спокойны.

В ту минуту главным человеком для них была Ирина, и офицеры никоим образом не нарушали эту субординацию. Только один полковник постоянно задавался тихим вопросом в пустоту:

– И кому все это надо?..

Идея в будний день перекрыть главную улицу столицы и пройтись по ней веселым карнавалом принадлежала Ирине. Она ляпнула об этом на селекторном совещании фирмы. Именно что ляпнула, только чтобы не молчать. А Свенссону понравилось. И он распорядился начать подготовку. И назначил Ирину ответственной за это рекламное мероприятие. Он из своей заграницы не видел перекошенную рожу Владимира Дмитриевича.

Сколько порогов пришлось ей обить, в скольких важных кабинетах перебывать, со сколькими чиновниками пообщаться, какую сумму наговорить по мобильному – теперь уже и подсчитать невозможно. Ирина не знала отдыха, вкалывала и днем и ночью все эту неделю. Сначала от страха, что проколется, а затем втянулась и даже стала удовольствие получать от этого немыслимого круговорота событий. Она ощутила себя настоящей «бизнес-вумен». Завистников на работе конечно же поприбавилось, ну да черт с ними, с завистниками.

– Вот эта кнопочка для разговора, – инструктировал Ирину милицейский чин, протягивая ей рацию. – И держите ее крепко-крепко, не отпускайте.

– Хорошо…

– А в остальном – все, как договаривались. Не волнуйтесь, не подведем. Но и вы уж постарайтесь…

Рация оказалась невероятно тяжелой и большой, в сумочку не влезала. Придется повсюду таскать ее в руке.

– Да, вот еще что… Мы сегодня в баньке собираемся попариться всем командным составом, – продолжал как бы на ту же тему чин, только теперь уже почти шепотом. – У нас традиция такая, по вторникам… А банька хорошая, ведомственная, вам понравится.

– Вы приглашаете меня в баню? – уточнила Ирина.

– Ну так… – засиял чин. – Не подумайте чего плохого. Мы люди немолодые, серьезные.

Кажется, ее окончательно признали за свою.

– Спасибо, конечно… Я подумаю.

Ровно в полдень на опустевшую Тверскую тягач выкатил платформу, выполненную в форме огромного сотового телефона. Верхушка его антенны раскачивалась на уровне второго этажа. Из чего эта махина была сделана, Ирина толком не знала, то ли из гипса, то ли из каучука, но средств в нее фирма вбухала немерено. Как и во все остальное. А остальное – это духовой оркестр, девушки-барабанщицы, клоуны на ходулях и без ходуль, танцоры, жонглеры, фокусники, акробаты, детишки с воздушными шариками. Вся эта толпа дудела, гудела, шумела и всячески пыталась изобразить некий праздник телефонизирования.

– Пусть ваши мысли услышат! – возбужденно неслось из динамиков. – Позвоните родителям из любой точки света!

Прохожие невольно останавливались и кто с улыбкой, а кто насупленно пытались понять, что происходит.

Ирина шла перед тягачом с видом военачальника, расправив плечи и чеканя шаг. В одной руке – мобильный, в другой – милицейская рация, из которой ежесекундно доносились чьи-то хриплые команды. Ей почему-то казалось, что все вокруг смотрят только на нее. И была недалека от истины.

Колонна медленно продвигалась к мэрии. Настолько медленно, что старушки, стоявшие на троллейбусных остановках, приходили в отчаяние и осыпали шествующих проклятиями. Впрочем, когда клоуны начали в разные стороны разбрасывать пластиковые пакеты с символикой фирмы, противников карнавала поубавилось. Хватали целыми пачками.

Группка подростков с гиканьем выбежала на мостовую и попыталась присоединиться к шествию, но пацанов в момент отогнали бдительные милиционеры.

– Пусть идут! – закричала Ирина. – Это же хорошо!

Но ее не слушали, теснили мальчишек к тротуару.

А на Пушкинской творилось что-то невообразимое. Автомобили облепили площадь, звуки клаксонов слились в единый какофонический вой, но вскоре и он потонул в бодреньком марше духового оркестра.

– Запускайте шар! – скомандовала Ирина в мобильный.

И через минуту над Тверской, прямо между мэрией и памятником Юрию Долгорукому тяжело поднялась наполненная гелием резиновая телефонная трубка размером с небольшой крейсер.

Перед мэрией за ночь успели сколотить небольшую трибуну. Возле нее столпились телевизионщики и фотокорреспонденты. Все ждали мэра. Он появился, когда колонна поравнялась с трибуной. Легко взбежал по ступенькам и, поправив кепку, приветственно замахал руками. Затем на трибуну поднялся напыщенный Петер Свенссон, специально по такому случаю прикативший в Москву, и торжественно преподнес мэру новейшую продукцию своей фирмы. Защелкали фотокамеры. Настал момент истины. Акция удалась.

Затем мэр что-то долго и запальчиво говорил о важности делового сотрудничества, к чему-то призывал инвесторов, грозил противникам реформ… Свенссон улыбался, не выпуская руки мэра из своих рук, а фотокамеры все щелкали и щелкали.

Ирина махнула водителю тягача, чтобы он ехал дальше, а сама остановилась, завороженно глядя на запруженную людьми и телевизионной техникой площадь перед мэрией. Как-то не верилось, что все это организовала она сама. Практически в одиночку, без чьей-либо помощи. Справилась. Осилила. Чудо свершилось.

– На Пушкинской транспорт можно запускать, – сказала она в рацию.

– Понял, – ответил знакомый голос. – А как насчет баньки?

– Думаю… – улыбнулась Ирина.

На самом деле она думала о том, как бы познакомиться с мэром. Другой такой возможности может и не быть. А он уже вроде как отговорил свою речь и, еще раз крепко пожав руку Свенссону, начал спускаться по лесенке.

Расталкивая репортеров, Ирина приблизилась к трибуне, и тут ее заметил Петер. Он поднял над головой большой палец, мол, все в полном порядке.

А еще через секунду прогремел выстрел.

– На землю! – закричал кто-то.