Чеченский след

Заломив ему руки за спину, двое поволокли Аслана за угол, и последнее, что увидел Аслан, был «газик», в который его с силой втолкнули, ударив головой о железный борт.

Аслан потерял сознание.

Он пришел в себя только в какой-то незнакомой ему квартире. Его попытались поставить на ноги, но он падал: ноги его совсем не держали, в голове стоял сплошной туман. Тогда его поставили на колени, придерживая с боков.

– За что? – силился спросить Аслан, но не мог, из его рта раздавалось лишь шипение, текла кровь…

Его били до тех пор, пока его глаза не превратились в две узенькие щелочки. Зубов во рту почти не осталось… Боли он уже не чувствовал. Он падал, его поднимали, обливали холодной водой, приводя в чувство, и снова били.

Наконец сказали:

– Можешь сам решить, жить тебе дальше или нет. Ты должен признаться, что являешься боевиком, что приехал сюда из Грозного совершать террористические акты, что собирался свою бывшую жену завербовать в отряд снайперов, а сына воспитать воином Аллаха…

Они включили камеру, очевидно рассчитывая, что после таких побоев человек не сможет сказать им «нет». Но Аслан, собрав все свои силы, прямо в камеру произнес:

– Я не боевик. Я не хочу вербовать жену. А сына не собираюсь делать воином Аллаха…

И упал от очередного удара.

– Мы заставим тебя это сказать!

Его душили, потом отпускали, давая отдышаться, и снова включили камеру. И он сказал:

– Можете застрелить меня, но я все равно этого не скажу.

Его били долго – до самого вечера. Методично и скрупулезно, по очереди, отдыхая от тяжелого физического труда. Все это время молчаливый человек с камерой сидел на стуле и ждал. Несколько раз он включал камеру, но Аслан снова отказывался говорить…

…За окнами уже темнело. Люди, которые вытрясали из Аслана душу, переговаривались между собой:

– Сколько еще? Неужели так и не признается?

Аслан молчал. У него не было сил даже говорить им, что ничего не скажет. Потом он сквозь затекшие веки видел, как они принесли бутылку с водой, насыпали туда что-то из маленького пакетика, который затем сунули Аслану в карман.

«Наркотики», – догадался Аслан.

Аслану широко открыли рот, вставили что-то в рот, чтобы не мог его закрыть, и опустили глубоко-глубоко горлышко бутылки, чтобы он не мог выплюнуть. Аслана рвало, они снова заливали в него жидкость. Потом на время прекратили процедуру, опять велели во всем «сознаваться». И в десятый, сотый раз ему диктовали текст для камеры:

– Я приехал завербовать жену в снайперы и забрать сына, чтобы воспитать его воином Аллаха…

А он только отрицательно мотал головой.

Наконец привели понятых, которых ничуть не удивил истерзанный вид задержанного. На глазах у них из кармана Аслана вытащили гранату РГД-5, взрыватель к ней, надорванный пакетик с героином, газовый пистолет, восемьсот долларов.

– Имей в виду, – сказали ему, – доллары фальшивые – это для тебя еще одна статья.

Составили протокол, когда уже совсем стемнело.

Аслана приволокли в какое-то казенное помещение и там продолжали избивать, только теперь это были другие люди.

Эти, новые, били с какой-то непонятной Аслану звериной радостью, словно душу отводили…

Били его и приговаривали:

– Это тебе за Минутку, теперь за Витька, – за всех наших братьев, которые там погибли, за наш район, это – за Заводской, а это – за Старопромысловский…

Он провалился в черную пустоту…

Очнулся от новых побоев.

– Что теперь с ним делать? – переговаривались они.

– Может, перевезти в ИВС?

– Куда? – не расслышал от ударов голоса своего «коллеги» один из палачей.

– Баран, – ответил первый, – в изолятор временного содержания.

– Далеко?

– Рядом, в Химках, – бодро ответил третий, успевший отдохнуть от изнурительного избиения чеченского «врага».

– Давай вставай! – Это уже было обращено к Аслану.

Но Аслан не мог держаться на ногах. Его челюсть была выбита. Он не мог вздохнуть – так резко болели грудь, спина, почки, бока.

Дежурные в ИВС отказались принимать его в таком виде.

Тогда у них возникла новая идея:

– Отвезем его на Восьмого Марта…

– Он же все слышит! – Второй заметил, что Аслан шевельнулся.

– Сейчас забудет, – ответил первый.

После чего его снова «погрузили» в тьму беспамятства. Аслан пришел в себя все в том же «газике». Он уже не понимал, утро сейчас или вечер, в глазах было темно, он думал только об одном: «Быстрей бы убили…»

Но, судя по всему, это в намерения палачей не входило. Везли его долго, часа два, по крайней мере, так казалось Аслану. Наконец «газик» остановился у больших железных ворот. Это оказалась больница.

Его бросили в коридоре, а сами палачи пошли в кабинет, из которого врач так и не вышел, чтобы взглянуть на больного.

– Господи, – склонилась над Асланом проходящая мимо санитарка-старушка, – кто же это тебя так?

Аслан не смог ответить. Открылась дверь кабинета, палачи вышли со справкой, очевидно, той, которая была им нужна.

– Может, помочь чем, сынок? – Старушка пыталась вытереть кровь на лице лежащего на полу Аслана.

– Иди, мамаша, по своим делам! – грубо скомандовал один из палачей и оттолкнул старушку. – Нечего наркоманов жалеть!