– Савелий Ильич загадал: если я выиграю, наш временный босс Юрий Петрович окажется кристальной души человеком и все такое, – пояснила Женя.
– Вы выиграете, – сказал Воскобойников. – Савелий Ильич совершенно бессовестно вам поддается.
– Собрал все корабли в кучку, да?
– Хуже, – засмеялся Воскобойников. – Он их вообще не нарисовал – рисует прямо по вашим выстрелам.
– Не стыдно, Савелий Ильич? – беззлобно возмутилась Женя. – Пожилой человек, вице-адмирал…
Заставнюку было совершенно не стыдно, он довольно ухмылялся в усы:
– Зато смотрите, куда девалась ваша утренняя мрачность?
– Трансформировалась в предобеденную угрюмость.
– Неправда.
– Правда!
– Нет!
– Да!
– Не спорьте, Женечка, я вас прошу.
– Давайте я вам кое-что поясню, – предложил Воскобойников. – Поскольку весь сыр-бор из-за Гордеева и, насколько я понимаю, он вам свое жизненное кредо не изложил, я попробую сделать это вместо него, чтобы вас, Женя, успокоить.
– Сделайте одолжение, – выдохнул Заставнюк.
– Один мой знакомый, заместитель Генерального прокурора, дал Гордееву замечательную, на мой взгляд, характеристику: профессионал, способный влезть в любую щель, а потом выдать вам юридическое заключение по всей форме, откуда она взялась и кто там живет.
– Проныра, – прокомментировала Женя.
– Не проныра, а виртуоз, – не согласился Воскобойников. – Юрий Петрович, возможно, не слишком знаменит, но у него есть опыт работы следователем в Генпрокуратуре и на его счету – это уже я сам выяснил – десятка три запутанных дел, в каждом из которых он проявил себя с самой лучшей стороны. В принципе он специалист по уголовному праву, но относится к тому редкому типу людей, которые, пребывая отнюдь не в юношеском возрасте, продолжают сохранять способность к обучаемости и главное – большое желание и потребность в этом.
– Ну, я же говорил вам, Женя! – воскликнул Заставнюк.
– Хорошо, хорошо, не спорю. Понимаю, что спорить с вами бесполезно.
– Кстати… – Воскобойников хмыкнул. – Я встречался с начальником Юрия Петровича Генри Розановым. Этот адвокат знаменит и потому в нашем конфиденциальном деле бесполезен. Но речь, само собой разумеется, зашла о шахматах, и господин Розанов рассказал мне забавную историю о Гордееве – как Юрий Петрович участвовал в шахматном турнире среди адвокатов, обязали его участвовать. Так вот, в первом отборочном круге Гордеев проиграл подряд 21 партию. Двадцать одну! Из двадцати двух, которые ему нужно было сыграть. Вам это о чем-нибудь говорит?
– В шахматы он играть не умеет, – ответила Женя.
– Я не об этом. Тех, кто не умел играть, там было предостаточно, но только он один не отказался играть после второго-третьего поражения. Из этого можно сделать, как минимум, два вывода: во-первых, Гордеев – человек обязательный, во-вторых – без болезненного самолюбия и честолюбия. Это значит, что он легко сработается с незнакомым коллективом, нашим коллективом. Человек без необоснованных претензий на лидерство…
– А может, он просто мазохист?
– Мазохисты, Женечка, люди угрюмые и лишенные чувства юмора, а Гордеев – нормальный человек, наш человек. Кроме того, двадцать вторую партию он свел вничью!
– Значит, зануда!
– Знал бы я вас меньше, я бы сказал, что это вы зануда, Женя, – отмахнулся Воскобойников. – Нам же нужен скрупулезный профессионал, а не балагур и не массовик-затейник!
– Нет, по-моему, портретец вполне симпатично выглядит, – протянул Савелий Ильич. – Совсем даже не мачо, правда, Георгий Аркадьевич?
– Конечно, нет.
– Ладно, не мачо! Гаучо без пончо! – сдалась Женя. – Я уже обожаю его всем сердцем и жизни своей без него не мыслю, все довольны?
Воскобойников шагнул к двери и, уже взявшись за ручку, вспомнил:
– Собственно, я к вам шел, чтобы сказать, что Гуревич согласен, например, сегодня поговорить с Гордеевым. Только пусть перезвонит и уточнит время. Или вы перезвоните, Женя.
– Ну что, будем смотреть кино? – спросил Заставнюк, когда шеф испарился.
– Надо запастись кофе, – кивнула Женя, – иначе уснем.
Зрелище действительно оказалось сонное. Для полноты картины Воскобойников достал не смонтированный материал, а записи со всех четырех видеокамер, работавших в зале «Хилтона» во время каждой игры. То есть в среднем три часа каждая партия, да на четыре камеры, да на три партии, которые успел провести Болотников, – выходило, что смотреть придется 36 часов.
Но Женя решительно взялась за пульт и безжалостно промотала все куски, где Болотникова не было, где он был со спины или сильно издалека. В режиме такого ускоренного просмотра они справились с делом за пару часов. И вот что получилось в результате. По ходу первой партии Болотников был спокоен, почти не вставал, думал довольно быстро, а под конец даже снисходительно заулыбался и легко согласился на ничью. Во второй игре спокойствие его начало таять прямо на глазах, он немного дергался, вскакивал, ходы обдумывал только стоя, проиграл на 40-м ходу и спешно покинул зал. Третья партия: Болотников внешне невозмутим, лицо словно вытесано из камня, но он все время держится пальцами за виски и не отрывает взгляд от доски. Проигрыш на 29-м ходу ничего в его поведении как будто не меняет. Он спокойно встает, медленно уходит, по-прежнему прижимая пальцы к вискам. полное впечатление, что он не вполне соображает, где он и что с ним, – глаза широко распахнуты и совершенно пусты.
– По-моему, он был в каком-то трансе, – сказал Савелий Ильич.
– Похоже, – согласилась Женя. – Но пусть Гордеев и в самом деле покажет эту запись хорошему психиатру, а тот уже точно скажет: транс это или симуляция. или же у него просто голова болела.
14
За сутки с его предыдущего визита мало что изменилось. Брусникина и Заставнюк все так же сидели за своими столами. Заставнюк – с неизменной книгой, Брусникина – уставившись в экран компьютера. Только на этот раз в процессе игры она еще успевала нажимать левой рукой на кнопку Redial стоящего рядом телефона. А телефон, пропищав семь цифр-нот, срывался на короткие гудки. Брусникина не глядя давала отбой, и все повторялось сначала.
– А, Юрий Петрович! – первым оторвался от своего важного занятия Заставнюк. – А я, представляете, проштудировал вот, с позволения сказать, энциклопедию. – Он похлопал ладонью по книге в яркой глянцевой обложке. – Подарок генерального спонсора нашего злосчастного турнира. «Необыкновенные шахматы» из серии «Энциклопедия вундеркинда», не читали?
Гордеев отрицательно мотнул головой, раздумывая: снять куртку и присесть за предоставленный стол или прямо с порога, не раздеваясь, поинтересоваться успехами, которых, судя по всему, немного, и шагать себе восвояси?
– И не стоит, – кивнул старик. – Не впечатляет книженция, скороспелая слишком. Вот разве что несколько баек из жизни знаменитых шахматистов подобраны со вкусом. Одна совершенно замечательная. – он засмеялся еще до того, как начал рассказывать. – На шахматном турнире в Гааге 84-летний гроссмейстер Мизес выиграл партию у 86-летнего голландского шахматиста Ван-Форреста. У Мизеса спросили: «В чем заключается секрет вашего успеха»? «Молодость победила!» – ответил тот. Молодость, представляете?! – он заливисто расхохотался.
Брусникина улыбнулась уголком рта, не отрывая взгляд от экрана, а руку от телефона.
– Я заходил к Воскобойникову… – сказал Гордеев.
– Если вы по поводу Гуревича, – откликнулся отсмеявшийся Заставнюк, – то Женя вот битый час пытается ему дозвониться.
– Шеф заходил, – подтвердила Брусникина. – Гуревич не против поговорить, только нужно согласовать время. А по домашнему упорно занято, мобильный же вообще, видимо, отключен.
– Что, так целый час и звоните не переставая? – справился адвокат.
– С перерывом на чай и отправление естественных надобностей, – съязвила Брусникина и добавила уже без ехидства: – Пока я отчет по вчерашнему дню писала, хоть автоответчик работал, а теперь даже до него не достучаться.
Юрий Петрович не смог удержаться от ответной желчной реплики: