Абонент недоступен

— Так мы сейчас эту самую чистую доску маленько подмараем.

Денис ткнул пальцем в автомагнитолу, и в динамиках заиграли позывные радио «Свобода».

Новостная сводка почти слово в слово повторяла все то, что пять минут назад закончил исторгать из себя Денис. Однако даже он сбавил скорость и встроился в крайний правый ряд, когда дикторский голос доложил:

«Сегодня в Москве убит бывший генеральный директор концерна «Интерсвязь» Владимир Волков. По данным агентства Интерфакс, взрывное устройство — предположительно, два килограмма тротила с электронным взрывателем — было подложено под автомобиль потерпевшего и сработало, когда Волков находился в салоне. Потерпевший скончался на месте. Следствие полагает, что это устройство с дистанционным управлением и покушение на бизнесмена тщательным образом подготовлено. По факту преступления возбуждено уголовное дело».

— Ничего себе, — просипел Денис пересохшим горлом. — И до этого добрались.

— Ты его знал? — простодушно спросил Гордеев.

— Нет, не знал. Слышал только. С характером мужик. Головастый и с характером. Был, — мрачновато добавил Денис. — Теперь уже был.

В разговоре наступила пауза, которую радиоэфир тут же заполнил россыпью словечек, типа «дефолт», «минфин», «консолидация правых»…

— Ладно, — начал Гордеев, — смени волну. Хочу музыку.

— Бодряковую?

— Да, именно бодряковую. На сегодня смуров достаточно.

Денис снова прикоснулся к магнитоле, и салон до краев заполнился ровным, как кремлевская зубчатка, ритмом с обволакивающе-сытыми басами. Машина побежала быстрее, выскочив на самую середину Ленинградского шоссе.

До конца поездки попутчики больше не проронили ни слова.

2

«Не может быть, не может быть, не может быть…»

Виталий Федорович Проскурец импульсивно расхаживал по кабинету от окна к двери, инкрустированной под мореный дуб, то снимая, то опять водружая на нос очки в тонкой позолоченной оправе.

Хотелось выпить.

Да нет, не просто выпить, а надраться по-черному, как последний сапожник. Забыть, забыть все. Забыть, а затем проснуться и узнать о розыгрыше, который ему устроили не в меру распоясавшиеся коллеги.

Но это не могло быть розыгрышем. Это была самая настоящая, неподдельная, натуральная реальность. И реальность была во всем. Она реально перла из всех мыслимых и немыслимых щелей. Ибо то, что произошло сегодня утром, — чистейшая, суровейшая правда.

Ему позвонил незнакомец, представившийся старшим следователем по особо важным делам Мосгорпрокуратуры Омельченко и тоном, не терпящим возражений, предложил срочно приехать по адресу… Он продиктовал адрес и сказал, что встретит лично.

Они встретились у дверей помещения, на котором была табличка «Морг». И вот тут, на пороге, Проскурец узнал от Омельченко, что его давний друг, компаньон и соратник Владимир Волков — мертв. И не просто мертв, как это обычно случается с пятидесятилетними мужчинами (инфаркт, инсульт или еще что-то из этой же серии) — мертв в бесконечной степени. Черная пыль вместо кожи на обуглившихся костях. Именно эта жуть предстала перед глазами Виталия Проскурца, когда его подвели к оцинкованному столу и санитар в зеленоватом фартуке отбросил покрывало, обнажив неприглядные останки.

— Вы были знакомы с потерпевшим, Виталий Федорович? — задал вопрос Омельченко, очень худой, высокий мужчина с костлявым лицом и волосами, уложенными с легкой небрежностью.

— Что? — Проскурец поднял лицо и немигающими глазами уставился на следователя.

— Подумайте.

— О чем вы говорите?

— О чем? Это вы меня спрашиваете?

— Да, это я вас спрашиваю. И не вижу в этом ничего странного.

— Ладно. — Омельченко потер руки. — Итак, вы утверждаете, что не знакомы? Я правильно вас понял?

— Да, именно так.

— А между тем эти останки принадлежат, хотя было бы правильнее сказать — принадлежали — гражданину Российской Федерации Владимиру Сергеевичу Волкову.

Массивная фигура Проскурца внезапно зашаталась, едва не потеряв равновесия.

— Ну вот, видите, я прав, — сказал Омельченко, успев подхватить собеседника за локоть.

— Это Володя? — сдавленно произнес Проскурец.

— Да, да, да. Он самый. Надеюсь, для вас этот факт не является новостью?

— Что?!

— То, что Волков явился жертвой жесточайшей расправы.

— Не понял? — Проскурец стащил с лица тонкую оправу очков и двумя пальцами быстро промассажировал переносицу.

— Ваше «не понял» — всего лишь дань риторике. Все вы очень хорошо понимаете, дорогой Виталий Федорович.

— Боже мой, о чем вы говорите?

— Это не есть несчастный случай, это — убийство. Самое настоящее. Очередное рядовое заказное у-бий-ство. Вы меня хорошо расслышали?

— Куда уж лучше.

В стрессовых ситуациях голова Проскурца работала особенно быстро — тут конечно же сказались долгие годы работы в советском военно-промышленном комплексе. Там от скорости ментальных реакций очень часто зависела социальная безопасность сотрудников. Ситуация, которая стремительно разворачивалась перед Виталием Федоровичем сейчас, была стрессовой в кубе. «Так, — размышлял он, — у следствия в руках какие-то чрезвычайно важные козыри. Это несомненно. Иначе бы этот Омельченко не вел себя так развязно. И эти козыри наверняка способны кого угодно загнать в западню. А из этой западни выход только один — косвенно признать себя виновным… Виновным в чем?

— …карточка из стоматологической клиники, где Волков регулярно лечился, с помощью которой нам удалось идентифицировать личность потерпевшего с точностью до микрона, — говорил словоохотливый Омельченко, пока Проскурец мысленно справлялся с лавиной нахлынувших вопросов.

— Как это произошло? — уже спокойным тоном спросил Проскурец.

— Ага, проснулся живой интерес. Прекрасно.

«Важняк» Омельченко, заложив обе руки за спину, сделал несколько шагов взад-вперед, осматривая стены, пока это дело ему не надоело, и тогда он снова подошел к Проскурцу:

— Э-э… Простите, Виталий Федорович. Давайте сделаем так: вы завтра утречком прибудете к нам, в прокуратуру, и там мы все самым подробнейшим образом обсудим. Договорились? А сейчас самое мудрое и благородное — это разбежаться по рабочим местам. У нас работа, у вас полно работы. У всех работа, да? Нехорошо отрывать другу друга от любимых занятий, подчиняясь воле обстоятельств, правда? Будем выше этого. Надеюсь, вы меня правильно понимаете?

— Надеюсь, да, — выдавил из себя Проскурец, направляясь к выходу из этого страшного места.

…И теперь, меряя широкими шагами кабинет, то выглядывая в окно, то оказываясь у двери, Проскурец неоднократно ловил себя на том, что невольно подслушивает, о чем толкуют подчиненные. Он вдруг замер посередине, потому что его мобильник дал о себе знать настойчивой трелью.

Привычным жестом из внутреннего кармана пиджака он извлек черную пластиковую коробочку, нажал кнопку ответа и приложил к уху.