Большая зачистка

— Так точно, господин старший следователь! — шутейно ответил помощник, юрист третьего класса Карамышев.

Турецкий хмыкнул: ничего, скоро ты у меня, дружок, шутить вовсе разучишься…

Об убийстве своего исполнительного директора президент компании Ти-ви-си узнал лишь в самом конце рабочего дня от следователя, который, приняв дело о взрыве к производству, сумел не только отыскать Анатолия Ивановича Плешакова, но и, что гораздо важнее, пробиться к нему. Трудность состояла еще и в том, что офис телемагната, как без всякого юмора называли своего хозяина сотрудники, находился не в сумасшедшем Останкино, а на относительно тихой Шаболовке.

Известие в буквальном смысле потрясло президента. С Глебом его связывали давние и почти родственные отношения. Да что там почти, если тот был женат на племяннице Анатолия Ивановича. И в своих далеко идущих планах президент весьма заметное место отводил Глебу.

Взорвали в машине?! Прямо возле дома?! В голове не укладывалось.

Потрясение было настолько сильным, что Плешаков, забыв о том, кто он и кто — этот следователь из городской прокуратуры, именующий себя громким титулом «важняк», стал почти униженно просить не беспокоить его больше сегодня, а перенести все дела и необходимые разговоры, беседы, допросы, будь они прокляты, на завтра, да прямо хоть с утра, когда угодно, только не сейчас…

Затем он долго еще сидел в кабинете один — молча и отрешенно, восстанавливая в памяти всю последовательность событий последних дней и пытаясь понять, где, на каком этапе была совершена тактическая ошибка, приведшая к трагическим последствиям.

Его больше не беспокоили звонками. Если бы ему было нужно, он сам сказал бы об этом.

Наконец он спокойным тоном сообщил секретарше, что уезжает и связь с ним можно держать только по мобильнику. Куда уезжает, на сколько и прочее — ей знать было не обязательно.

Следующий телефонный звонок последовал к водителю. Плешаков велел тому самым тщательным образом проверить «мерседес» и джип охраны и больше не оставлять машины без внимания ни единой минуты.

Шофер, бывший «афганец», перешедший на работу к Плешакову из ФСБ «по состоянию здоровья», был профессионально немногословен. Спросил только, когда нужно быть готовым.

— По готовности и выедем, — ответил Плешаков.

— Вас понял, можете спускаться.

Плешаков открыл сейф, из внутреннего отделения достал и сунул в кейс несколько пачек стодолларовых купюр. Вздохнув, поглядел на круглый стол с двумя креслами в углу просторного кабинета, где они сидели вчера вечером вдвоем с Глебом… И что же, этот следователь пожелает узнать, о чем у них шел разговор? Он что, ненормальный? Кто ж его захочет охранять после этого?

Одну ошибку совершил Глеб. И Плешаков сразу указал ему на нее. Глеб возражал, он вообще не был человеком жестким и… скажем так, излишне кровожадным. Нет, он понимал, что случаются ситуации, когда без определенных жертв просто не обойтись, но… старался избегать крайних конфликтов. И это ему удавалось. Видимо, до поры до времени… Ах, какой удар! И как не вовремя… Будто смерть может скосить вовремя…

«Мерседес» и джип охраны стояли во внутреннем дворе у черного хода, которым постоянно пользовался один Плешаков, не желая ни с кем встречаться.

Включив зажигание, шофер обернулся к хозяину за указаниями.

— В Кокушкино, Дима, — мрачно бросил президент.

— Все ясно, Анатолий Иванович.

— Что тебе ясно? — неожиданно рассердился Плешаков.

— К Глебу, надо полагать. Точней, к его вдове.

«И эти уже все знают!» — едва не взорвался президент. Откуда вытекают все эти слухи проклятые?! Один звонок всего-то и был, и тот никто не прослушивал, а уже и в гараже известно!

— Ну и какая тебе сорока на хвосте принесла? — стараясь казаться спокойным, но подрагивающим от ярости голосом спросил Плешаков.

— «Грусть» поторопилась, Анатолий Иванович.

Так сотрудники Плешакова называли телеканал главного конкурента Виталия Западинского «ТВ-Русь».

— Вы ж небось не глядели пятичасовую? В информации у них проскочило, что сегодня утром трагически оборвалась жизнь исполнительного директора Ти-ви-си господина Бирюка. Ведется расследование. А еще — вечная ему память от коллег по цеху… Суки они, Анатолий Иванович, — убежденно заявил шофер.

Плешаков не знал об информации, но впервые пожалел о собственном жестком приказе: ни при каких обстоятельствах не беспокоить без разрешения. Весь день уже, выходит, все всё знали, а он — не знал. И планировал…

А планировать следовало уже совсем не то.

Даже по элементарной реакции водителя было ясно, кому нужна гибель исполнительного директора. Значит, Западинский не сумел или не захотел смириться с проигрышем и начал войну. Но он и не предполагает даже, что это будет за война для него. Вот и Глеб не хотел крови… Но с этими бандитами иначе нельзя!

В Кокушкине, в двухэтажном краснокирпичном коттедже, который Глеб приобрел недавно, царили растерянность и страх. Здесь успели посмотреть пятичасовую информационную программу, в которой была продемонстрирована видеосъемка с места трагедии: чадящие обломки железа, жалкие останки того, кто еще утром был Глебом Бирюком — молодым и удачливым директором одного из ведущих телевизионных каналов. Тут же попавший в поле зрения телекамеры какой-то эксперт заявил, что извлеченные из-под сгоревшего автомобиля фрагменты тела водителя будут, разумеется, идентифицированы, но в связи с показаниями свидетелей сомнений в том, что погибшим является господин Бирюк, по сути, нет.

В доме стояла по-настоящему мертвая тишина. Даже Джек не лаял, чуя беду. Печально лежал, уложив умную голову на лапы, на коврике сбоку от камина.

Лида с красными глазами сомнамбулой передвигалась по комнатам. Дети не выходили из своих детских. А слоноподобная нянька Глаша не шаркала своими растоптанными тапками по сверкающим полам.

Плешаков присел в столовой, раскрыл кейс и достал пачки валюты. Протянул Лиде.

— Это вам, ребята, плата за наш прошлый проект. Я так и не успел рассчитаться с Глебом, а он и не торопил… Похороны и все с ними связанное наша фирма возьмет на себя. Так что эти, — он покачал пачки в руке, — ты можешь положить в банк. Но, упаси тебя боже, не в наш! Понимаешь меня? Можно в немецкий, они надежные.

Лида молча кивнула и, взяв деньги, тут же отложила их на край стола, будто не зная, что с ними делать дальше.

— Дядя, за что?! — Она вдруг заплакала, запричитала так, словно в ней открылась невидимая заслонка. Крепилась весь день, и вот — прорвалось.

Он знал ответ. Но его рассказ был бы племяннице попросту непонятным, бессмысленно долгим и все равно не принес бы никакого облегчения.

Поэтому Плешаков с огорченным видом пожал плечами и нервно вытер лысеющую голову носовым платком.

Кто здесь виноват? Да все, если по справедливости… В первую голову — сам Глеб, проявивший никому не нужный, опасный гуманизм. Или обычную человеческую жалость. В совокупности с естественной брезгливостью к замаранным кровью рукам.

Вот и сам Плешаков не настоял на своем, хотя превосходно знал, чем заканчивается всякая жалость, особенно к живым свидетелям. Спохватился было, ан уже поздно: пошла разматываться вереница событий, приведшая в конце концов к этому взрыву.

Другой вопрос: можно ли было что-то изменить, приостановить, направить по другому пути? Трудно сказать… Когда машина запущена, вмешательство взрывоопасно: шестеренки полетят. А что считать шестеренками?..

И началось-то все, если подумать, со случая… Хотя ничего случайного в делах, которыми заняты очень серьезные и решительные люди и куда брошены гигантские силы и средства, как правило, быть не может…

Вот и осень на дворе. А начало этой истории приходится на лето, когда в жаркой Москве плавился асфальт. Не говоря уже о мозгах…

Часть первая

Глава первая

Кража

Никто бы и предположить не смог, что эта дерзкая кража вызовет самые непредсказуемые последствия. Включая большую кровь.

Итак, в Москве стояла несусветная жара, от которой плавился, как было замечено, не только асфальт на улицах, но и мозги немногочисленных в летнюю отпускную пору сотрудников лаборатории молекулярного конструирования лекарств Института биомедицинской химии. Надо сказать, что этот НИИ не относил себя к числу наиболее удачливых научно-исследовательских институтов Российской академии медицинских наук, которые могли бы рассчитывать на постоянную финансовую поддержку со стороны родного государства или мощное спонсирование заинтересованных олигархов — великих патриотов своего Отечества. Дела здесь шли ни шатко ни валко, с грехом пополам выполнялись отдельные государственные программы, разрабатывались новые лекарственные препараты. К сожалению, большинство отечественных аптечных бизнесменов, за малым исключением, предпочитало не делать ставку на российских исследователей и производителей, а закупать уже готовые лекарственные формы за рубежом, вздрючивая цены на собственном рынке и получая баснословные барыши. За что, естественно, все «Прокторы» и «Гемблы» были им несказанно признательны.

Однако, к чести указанного института, а точнее, одной из его лабораторий, где, собственно, и произошла кража, кое-что все-таки делалось. И довольно серьезное, если судить по такому факту: под один из проектов, касающихся разработки сыворотки против СПИДа, международное сообщество выделило специальный грант.

В июне руководитель лаборатории компьютерного дизайна, как ее еще называли в институте, профессор, доктор и членкор Дегтярев грел свои стареющие кости под турецким солнцем на Анатолийском побережье, будто такой же нещадной жары ему было мало дома. Ответственные сотрудники лаборатории также не стремились отягощать себя посещением «присутствия». Экстремальная температура переносилась много легче в дачных условиях, где-нибудь у текучей воды, на худой конец — в Серебряном Бору, для тех, у кого дач не было.