Сенсация по заказу

В кабинете Меркулова помимо хозяина находился неизвестный мужчина лет сорока. Впрочем, сорока ли? Очень ухоженный и поджарый, явно в хорошей физической форме. Вполне возможно, ему сорок пять – сорок восемь. Да и неизвестный ли? Что-то в его внешности показалось Турецкому знакомым. Крупный темноволосый мужик с четко очерченным подбородком. Уверенный в себе, но в то же время как будто чем-то и взволнованный. В вельветовых брюках и неплохом пиджаке. Без галстука, как, кстати, и Турецкий. На безымянном пальце левой руки перстень с каким-то камнем.

– Знакомьтесь, – сказал Меркулов, подмигивая Турецкому. – Александр Борисович Турецкий. Герман Васильевич Шляпников.

Шляпников, Шляпников… Шляпников! Ну, конечно. Вот почему физиономия этого типа показалась Турецкому знакомой. Шляпников. Миллионер, олигарх, и прочая, и прочая, и прочая. Из тех, кто нечасто светится в «ящике», и потому не слишком на слуху. Впрочем, олигарх вряд ли, олигарх – это все же человек, обладающий политической властью или хотя бы влиянием, а Шляпников – просто очень богатый человек и в политике не светился. Король фармацевтической империи, как ее там… Хотя вроде бы в каком-то политическом контексте он про Шляпникова слышал или читал… Или нет? Что-то было… Да не все ли равно?

– У Германа Васильевича деликатная проблема, которой он хочет с тобой поделиться, – продолжил Меркулов. – Он все расскажет, и мое присутствие, думаю, необязательно.

Кто бы сомневался, подумал Турецкий. Богатенький Буратино со своими деликатными проблемами. Где мой лобзик? А Костя тоже хорош: милости просим, конечно, господин Турецкий вас примет – всенепременно, с нашим удовольствием!

– Прошу в мой кабинет, – хмуро сказал Александр Борисович, не считая нужным прятать свои эмоции. В конце концов, он сейчас у себя дома. Почти как Ниро Вульф.

В кабинете Турецкого было только одно кресло, и в нем сидел хозяин. Под Шляпниковым оказался жесткий стул, на котором посетители обычно долго не выдерживали – на то был и расчет.

– Шляпников, Шляпников. Кажется, был такой знаменитый революционер? – припомнил Турецкий. – Из тех, кто Октябрьский переворот готовил, верно?

– И из тех, кто тридцать седьмой год не пережил, – кивнул Шляпников.

– Вы не родственники?

– Как говорится, даже не однофамильцы. Турецкий решил, что лирического вступления довольно.

– Так чем же могу быть полезен?

– Надеюсь, можете, – вздохнул Шляпников и… погрузился в молчание.

– Слушаю вас, слушаю, – не самым любезным тоном напомнил Турецкий.

Однако Шляпников больше говорить ничего не стал, он положил на стол конверт. Сантиметров двадцать на пятнадцать. Написано на нем ничего не было.

Этого еще только не хватало, подумал Турецкий. Что, черт возьми, вообще происходит?! Он почувствовал взгляд Шляпникова и поднял на него глаза. Шляпников смотрел печально и как бы немного сочувствующе, словно гадалка на Арбате.

– Пожалуйста, покороче, у меня крайне мало времени, – сказал Турецкий.

– Так вот же, – кивнул Шляпников на конверт.

– Что там? – спросил Турецкий.

– А вы посмотрите.

– Вы скажите, и я посмотрю.

– Неужели не любопытно? – Шляпников выказал некое подобие удивления.

Турецкий равнодушно молчал, на самом деле все больше внутренне раздражаясь.

– Там фотография, – сдался Шляпников.

– Одна?

– Да.

– Чья?

– Моя.

Турецкий открыл конверт, встряхнул его, и на стол действительно выпала фотография. На ней был Шляпников. Он сидел в шезлонге на каком-то пляже. Вокруг его головы была нарисована мишень, рядом надпись: «Скоро». Выглядело все это очень недвусмысленно.

– Так… – Вставать было лень, но мысленно Турецкий пару раз прошелся по кабинету. – По почте пришло? Хотя на конверте ничего нет – ни адреса, ни штемпеля… Как вы это получили?

Шляпников развел руками:

– Просто лежало на рабочем столе. Среди деловых бумаг. Вчера вечером присел разгрести текучку и – вот…

– А секретарша что говорит?

– При чем тут секретарша? Я конверт у себя дома нашел.

– Ого! – На этот раз пауза Турецкого затянулась.

– И что мне теперь делать? – не выдержал Шляпников. – И чего ждать?

– Понятия не имею. Может, это просто шутка ваших домашних.

– Исключено.

– Тогда друзей. У вас есть какие-то предположения?

– Ни малейшего, – удрученно произнес Шляпников.

Турецкий закурил. Шляпников глянул на пачку сигарет, лежавшую на столе, – «Давидофф».

– А я вот не люблю дорогие сигареты, – признался олигарх. – Как привык с юности ко всякой дряни, так вот «Яву» и смолю.

– При чем тут цена, – возразил Турецкий, – просто «Давидофф» длиннее стандартных сигарет на четверть, дольше курится… Ладно, давайте подытожим. Ситуация, которую вы мне обрисовали, требует оперативного вмешательства. И возможно, весьма нестандартных действий. А возможно, ничего не требует.

– Честно говоря, у меня какое-то нехорошее предчувствие.

– Лишняя мнительность вам сейчас ни к чему. Забудьте про свое предчувствие.

Турецкий внимательно смотрел на Шляпникова. Впечатления истерика тот не производил. Ирине бы его показать. В качестве учебного пособия… Ну уж нет, нечего факультативы устраивать! Ей и так хватает.

Турецкий собрался с мыслями:

– Вот что, Герман Васильевич. У меня есть друзья, которые занимаются частным сыском, довольно ушлые ребята… и на вашем месте я бы…

Шляпников сунул руку в карман за своими сигаретами. Тут Турецкий, к своему изумлению, заметил, что на рукавах безукоризненного пиджака олигарха пришиты налокотники. Шляпников заметил этот взгляд, чуть улыбнулся и пояснил:

– Люблю носить одежду долго. Для того чтобы привыкнуть к вещи и признать ее своей, мне требуется время. А зачем потом отвыкать от нее, когда случается мелкая неприятность? Вы меня понимаете?